Отправлено: 11.11.21 14:40. Заголовок: Из страны Оз

После прочтения книги Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз осталось много вопросов. Я написал несколько фанфиков взяв некоторые факты из этой книги но вопросы остались. Почему после бегства Гудвина избрали императором Шелла Троппа? Он из мятежной Манчкинии и мятежной семьи.
По сюжету Гудвин вроде бы отец Бастинды но это не было решающим фактором в избрании Шела Тропа императором. Кстати, почему Гудвин не основал свою династию? Это было бы логично связать себя с влиятельными семьями и укрепить свое положение?
Есть еще несколько книг Лев среди людей и Сын ведьмы. Всех этих книг нет на русском языке. Я попытаюсь перевести книгу Из страны Оз адаптируя ее под Волковскую ВС.

Оригинал можно скачать здесь

 Отправлено: 14.01.22 13:42. Заголовок: И все же Тип остался..

И все же Тип остался у мадам Теастан. Может быть, подумала Рейна, Тип только и ждет подходящего момента, чтобы улизнуть. А потом что? И что потом? Вскрыть Гриммуатику и - что? Что мы сделаем? Украдем правду и снова замаскируем друг друга? Это ни к чему хорошему не привело бы.
Но проходили недели, а затем месяцы. Никакого сообщения не пришло.
Когда оставаться дольше стало бы равносильно тому, чтобы принять паралич как постоянное состояние, Рейна приготовилась к отъезду из Изумрудного города. Как только установится теплая погода, она уйдет пешком. Одна. Она послала весточку Трусливому Льву. Он ответил посыльным. Возможно, он пережил слишком много прощаний. Так же небрежно, как разделить буханку хлеба, Бррр отправил Рейне Гриммуатику в своем синем мешке.

Ты единственная, кто может ей воспользоваться, - написал он, - Это слишком опасно иметь ее в городе. Я не хочу знать, что ты с ним делаешь, просто не возвращай его мне. С любовью, Бррр.

Пакет в коричневой бумаге, перевязанный бечевкой, выскользнул из мешка вслед за книгой. Рейна открыла ее. Медаль с надписью "За ОТВАГУ". Бррр смеется над собой? Лента была из шелка цвета слоновой кости с серебряной нитью. Без сомнения, он руководил разработкой дизайна. Она перевернула его. О-о-о, представляешь, немного гравировки. РЕЙНА, сказал он. КТО ЗНАЕТ РАЗНИЦУ МЕЖДУ ПРОШЛЫМ, НАСТОЯЩИМ И ГРЯДУЩИМ ВРЕМЕНЕМ.
Утренний час ей сейчас подходил. С того самого дня, как Элли выбралась из страны Оз — можно было надеяться, что благополучно, хотя если когда—либо девушка и была подвержена неприятностям, то это была Канзаская Девушка из Канзаса, - Рейна обнаружила, что предпочитает гулять по улицам, когда ночь приближалась к рассвету. Возможно, в этот час естественная зелень в атмосфере витает ниже уровня восприятия наших легко ослепляемых глаз.
В любом случае, однажды перед рассветом в будний день она положила Тая в старую корзину Тото и оставила ее на пороге Женской семинарии мадам Тистейн.

Для Типа, - гласила ее собственная записка, - от Рейны. До тех пор, пока Тэй разрешит.

Тэй не беспокоилась о том, что ее оставили на пороге Типа. Как будто рисовая выдра знала, где находится Тип, и кто такой Тип, и какую работу она должна выполнить. Небольшая работа по созданию комфорта, если можно было назвать комфортом зелень. Половина комфорта. Кто бы мог сказать.
Она направилась в Незер Хау в полной тишине.
В следующем году, когда поезд Грасстрейл прибыл и доставил одну из этих цветных добавок группе в Киамо Ко, Уорра одолжил очки Няни и прочитал ей вслух каждую строку.
- О боже, - сказала няня, и “Прочти это еще раз, пожалуйста”, и “Мерси!”
- И это все, - сказал Уорра, когда он закончил.
- Чушь собачья, - сказала нянюшка, - но по-своему трогательная. Как ты думаешь, она вернется?
- Бастинда? - сказал Уорра, - Сейчас, няня.
- Нет, я имею в виду Рейну, - сказала няня, - Действительно, обезьянка. Я не идиотка. Ей бы не хотелось оставаться в Изумрудном городе. Как ты думаешь, она вернется сюда жить? В конце концов, это ее замок. И что-то подсказывает мне, что у нее есть та старая книга, которая причинила столько неприятностей.
Уорра был унижен этим исправлением.
- Мне жаль, - сказал он, - Я понятия не имею о будущем Рейны. Я думала, ты спрашиваешь, вернется ли Бастинда
- Сама идея, - сказала няня, вынимая сваренное вкрутую яйцо из скорлупы и усаживаясь, чтобы снять скорлупу, - Кроме того, - сказала она несколько мгновений спустя, - Бастинда уже вернулась. Я видела ее на прошлой неделе на лестнице, - Но Уорра уже гремел столовыми приборами. Став плохо слышащим, он не принял это во внимание.
Кэндл и Лир продержались еще год или около того в доме в Незер Хау, но в конце концов Кэндл решила уйти от мужа. Рейна плакала и думала, что это ее вина. Она не должна была возвращаться; она не должна была приносить свою бесконечную боль, чтобы заразить комнаты коттеджа своих родителей. Она должна быть той, кто уйдет.
Но Кэндл настаивала на том, что ей самой нужно погасить свет, пока она не сможет прийти к какому-то пониманию того, как ее можно было убедить все эти годы назад отдать детство их дочери кому-то другому. Они с Лиром больше никогда не ссорились, но и не разговаривали как супруги или даже друзья. Пришло время.
- Мое детство никогда не было твоим, и в любом случае, ты отдал его мне наилучшим образом, - фыркнула Рейна. Она начинала в это верить.
- Лир боялся за свою жизнь, поэтому он боялся за твою, - сказала Кендл о Лире, - Когда ты родилась зеленой, он испугался и спрятал тебя подальше. Я позволила этому случиться. Вот как мне сейчас кажется, Зеленый малыш.
Может быть, я научусь прощать его или прощать себя. Может быть, тогда я вернусь. Я могу видеть только настоящее, но не будущее.
После того, как она ушла, Лир сказал:
- Я виноват больше, чем во всем. И если я упомяну, Рейна, что Кендл покинула тебя первой — когда ты была новорожденной, — то на то была веская причина. Чтобы спасти тебя. Она знала, кто ты такая. У нее было это прозрение. Она знала, что ты выживешь, и оставила тебя мне, чтобы я нашел. У нее была такая уверенность в тебе и такой инстинкт защищать тебя тоже. Может быть, то, что она делает сейчас — для тебя, для меня — не менее доброе. Хотя мы пока этого не видим. Она действительно видит настоящее, не забывай, - Он попытался скрыть дрожь, - Я могу поручиться за это. На каком—то уровне, как Слон, я был для нее мертв - возможно, поэтому она не могла видеть настоящее, видеть меня все еще живым.
- Ты думаешь, она отправилась на поиски знаменитого Тризма? Теперь, когда вы нашли его после всех этих лет?
Рейна ничего не могла с собой поделать; легче было причинить боль кому-то другому, чем погрузиться в собственные горести.
- Знаешь, - сказал Лир, - когда я встретил твою мать в монастыре Святой Стеллы в Шейл-Шалоуз, все звали ее Кендл. Кендл Оскаами. Она называла так сама себя. Но я думаю, что это было неправильное произношение со стороны куаати. Ее имя ближе к Кантл. Это означает "часть чего-то". Сегмент, часть. Иногда что-то откололось, осколок. Черепок. Тень статуи, шелла
- Перестань говорить об этом. Либо она вернется, либо нет.
- Знаешь, я слышал, что только шелл со сломанным наконечником может создавать любую музыку.
Искинаари сказала:
- Я думала о перепелиных яйцах на ужин? Или хорошую озерную форель.
Ни отец, ни дочь не ответили ему. Рейна вышла на передний двор и посмотрела на холмы. Больше не было ничего, что имело бы значение, на что можно было бы рассчитывать или на что можно было бы рассчитывать. Она все равно шла, роняя пригоршни пустоты, пытаясь опустошить себя.
Они похоронили Гриммуатику на склоне Незер Хау, так близко, как Лир мог вспомнить, к тому месту, где он видел, как она появилась в объятиях этого древнего волшебника. Они отметили это место, воткнув метлу Бастинды в землю, думая, что она продержится всю зиму. Весной они решили положить несколько камней, чтобы навсегда отметить это место.
Однако, когда они вернулись весной, метла пустила корни и начала прорастать девственно-зеленой, поэтому они оставили ее там, где она была, в качестве маркера.
Прошел еще один год. От Типа не поступило ни слова. Рейна не хотела слышать новостей из Изумрудного города или, вообще, из любой точки страны Оз. Она принялась бродить по холмам вокруг Пяти озер и забиралась все дальше и дальше вверх по склону в Великий Келс. Хотя она подала заявление по почте и была принята в Университет Шиз, она так и не согласилась ни на это обучение, ни на стипендию и оставила этот вопрос без внимания.
Мир, казалось, медленно пустел, ветры говорили с ней тонкими и агрессивными тонами, которые она не могла понять.
Затем однажды весной, когда во второй половине дня было по-летнему жарко, хотя горные склоны только начинали покрываться листвой, она снова подумала о шеле, который вызвал Озмистов и, возможно, помог обмануть Ла Момби, чтобы выдать местонахождение спрятанного Типпетария Озмы. Озмисты говорили только об аппетите на сегодняшний день, который был для них будущим. Однажды Рейна тоже будет мертва, хотя ей все равно будет любопытно узнать о будущем. Без сомнения, она сама была бы среди озмистов, жаждущих узнать о детях Озмы Типпетариус, если таковые вообще могли родиться. Желание узнать еще больше о том, что может произойти, — это был бесконечный аппетит, не так ли? История хочет продолжаться и продолжаться. Она не могла винить озмистов за неизменность их привязанности к жизни, даже после смерти. Сама полумертвая, она тоже чувствовала эту привязанность, хотя у нее не было фокуса, не было объекта, на который можно было бы обратить внимание.
Она взяла шелл, который украла у Шалотин, этой старой квадлинга-провидицы без ног. Она ничего не испортила. Она почувствовала его сломанный кончик — поломку, которая позволяет ему петь. Она вспомнила, как кто-то однажды сказал что-то вроде “Послушай, что это говорит тебе”.
Она приложила его к уху. Та же впечатляющая тишина, присутствие ожидания, звук ожидания. Кусок ничего целого.
Конечно, она не могла разобрать ни слова. Она пыталась в течение многих лет, но никогда не слышала ничего, кроме слога. Она положила его обратно на стол. Гусыня, которая в прошлом году была довольно молчалива, пристально посмотрела на нее.
- Хорошо? - огрызнулась Искинаари, - Кто-нибудь оставил для тебя сообщение?
Его вопрос вызвал ответ. Что это говорило ей? Ничего в словах — она слушала не то, что нужно. Он не разговаривал с ней сквозь свою тишину. Он говорил с ней своим присутствием.
Это говорило ей: я существую, так о чем же это говорит тебе?
Лир не проявлял никакого интереса к погребенной Гриммуатике. Вместо этого он договорился с жестянщиком, чтобы тот выследил и в конечном итоге доставил в коттедж в Незер Хау набор из восьмидесяти страниц чистой бумаги. Затем Лир провел большую часть месяца Лурлинетида, связывая их клеем и бечевкой в своего рода кодекс. После некоторых небрежных экспериментов ему удалось накопить горшок ламповой сажи, соскоблив сажу с дымоходов масляных ламп и растерев ее смолой и обугленной корой. Искинаари пожертвовал перо, и Лир сел писать. Казалось, это делало его счастливым, пока он ждал... ну, чего бы он ни ждал.
- Что ты делаешь? - Его трудолюбие заставило ее рассердиться.
Он посмотрел вверх, как будто издалека. Его глаза были зелеными; она никогда этого не замечала.
- Может быть, я пишу трактат. Во всяком случае, письмо. Чтобы послать Бррру. И Озме.
Она уже была оскорблена. Он врывался в ее жизнь, пытаясь сделать ее лучше. Быть брошенным доставляло меньше хлопот.
- О чем?
- Примерно. О, я думаю, власти. Об управлении. О птицах, не похожих на перо, которые летели вместе, чтобы составить Конференцию Птиц. О монтиях, которые решили управлять собой с помощью комитета, а не подчиняясь вышестоящему начальству. Об озмистах и их необходимости прислушиваться к будущему так же хорошо, как и к прошлому. Я еще не все уладил в своей голове.
- Вы претендуете на должность в суде? В качестве советника Тронного министра?
- Я всего лишь пытаюсь усомниться в обоснованности двора и трона. Справедливость этого
- Писательство никогда не помогало ни одной душе что-либо сделать.
- Кроме, может быть, того, чтобы подумать. Он вернулся к работе.
Рейна считала, что он слишком молод, чтобы быть таким задумчивым, и его терпение выводило ее из себя.
Чтобы отвлечься от звука его скребущихся мыслей, она оставалась на улице в холодную погоду и работала над строительством стены из полевого камня вокруг грядки со спаржей. Она вспомнила отполированный кусок в Алтаре Божьей Коровки с тем крошечным существом с надписью, которое казалось таким же перышком, как лошадь. Может быть, однажды она отправится на прогулку по стране Оз одна и заберет этот камень. Неодушевленные предметы доставляли несколько меньше беспокойства, чем люди.
Однажды поздним утром она оторвалась от своих трудов, вытирая пот со лба, несмотря на иней на траве и выступы льда, выступающие с берегов озер, когда заметила какое-то движение возле метлы. Всегда опасаясь, что какой-нибудь демон или колдун пройдет мимо и каким-то образом вынюхает про Гриммуатику, она подошла ближе, чтобы проверить. В тени дерева она напугала своего рода змею, которая оказалась Змееподобной, когда встала на дыбы, расправила свои полосатые лацканы и обратилась к ней.
- Тебе не нужно бросать в меня этот тяжелый камень, - сказала Змея, - Я не причиню тебе вреда.
Она переложила его на бедро.
- Боюсь, вы выбрали не то место, чтобы переварить свой завтрак. Это дерево для тебя закрыто. Это своего рода мемориальный сад.
- Я не дурак. Я знаю, что лежит в этой могиле.
Рейна не считала его дерзким, но она давно утратила дар католического сочувствия. Она слишком повзрослела.
- Тебе лучше двигаться дальше.
- Я, кажется, узнаю тебя. Я верю, что, возможно, помог твоим родителям навести илюзию. Я вижу, что заклинание наконец-то прошло. Большинство так и делают. - Он наклонился ближе на одном из своих нескольких десятков змеиных бедер, - Значит, у тебя все в порядке? Ты справилась?
- Боюсь, я не даю интервью, мистер Змей.
С готовностью он обвился вокруг ствола дерева, чтобы подняться немного выше, а затем опустил голову с ветки, чтобы быть ближе к ней. Его глаза были кисло-желтыми, но не недобрыми.
- Весьма мудро. Я тоже этого не делаю. Я нахожу, что таким, как я, это не приносит никакой пользы. Все так искажают твои слова
- Вы готовы двигаться дальше?
- Вы? О, не смотри на меня так. Я всего лишь обеспокоенный гражданин страны Оз. Кроме того, я почтенный, если не совсем древний Змей, и поэтому я страдаю от привязанности к молодым, которая поражает пожилых людей.
Я могу рассказать, что вы прячете под этим деревом, мисс Озиандра Рейнари Ко Оскаами Тропп. И поскольку я держу ухо востро — маленькая шутка, это — я кое-что знаю о том, через что тебе пришлось пройти. Чего я не могу понять, так это почему вы не используете имеющиеся в вашем распоряжении инструменты, чтобы что-то с этим сделать. И положи эту гранитную дубину, пока я с тобой разговариваю. Это отвлекает и совсем не вежливо.
Она положила валун на землю, но не опустила руки, и ее сердце сжалось.
- Я просто говорю. У тебя самая богатая родословная по магии в стране Оз. У вас есть самый сильный инструмент для перемен, который когда-либо видела эта земля. И у вас есть свои собственные потребности, на которые вы должны ответить. Есть Тип, превратившийся в Озму. Ты тоже могла бы измениться. Ты могла бы быть Рейной, или ты могла бы быть... Ну, я не буду называть тебя по имени. Но вы могли бы назвать себя. Почему ты сопротивляешься?
- Я думаю, тебе лучше уйти.
- Если я не вижу будущего для своего собственного потомства, я ем их, - сказал Змей, - Если бы я не съел тебя, когда меня представили тебе младенцем, зачем бы мне вонзать в тебя свои ядовитые клыки сейчас? Ты сделал много хорошего. Ты помогла завершить работу Бастинды, и в некотором смысле работу вашего отца тоже. Разве ты не заслуживаешь награды? Да ладно тебе, не смотри на меня так. То, что я поднимаю, - это морально нейтральное предложение. Вы думаете, что чище быть одного пола или другого? Что это имеет значение? Я знаю — никто не слушает Змею. И теперь я буду двигаться дальше, как и обещал. Но подумай об этом.
Он прошел по траве. Когда она присмотрелась повнимательнее, то увидела, что он оставил свою кожу позади. Зеленые ножны. Из него можно было бы сделать ножны для кинжала. Прежде чем вернуться к спарже, она засунула палец в кожуру и попыталась ощутить магию превращения в Змею.
Она попросила у отца разрешения уйти.
- Как будто тебе нужно мое разрешение, - спокойно сказал он с неуклюжей попыткой подбодрить, - Но что я скажу, если кто-нибудь придет за тобой с посланием от Озмы?
- На это нет никаких шансов
- Рейна, - мягко сказал он, - любому, кто провел большую часть столетия в препубертатном возрасте, понадобится некоторое время, чтобы понять, как быть взрослым. Это может случиться.
- Да. И Кендл может вернуться. И Тризм тоже.
Ему не было больно.
- Я оставляю входную дверь незапертой для одного из них, а заднюю дверь незапертой для другого. Они знают, где я нахожусь. Я лелеял их обоих, Рейна, и лелею до сих пор. Кем бы они ни были. Я люблю и Тризма, и Кендл. Для тебя нет ничего невозможного в том, чтобы любить и Типа, и Озму.
- Что невозможно, - сказала она, - так это узнать правду в чужом сердце, если они тебе не скажут.
Он согласился с этим.
- Хорошо, я люблю тебя. Просто на случай, если ты когда-нибудь сомневалась. И не забывай, что я провел какое-то короткое время своей жизни в качестве Слона. Говорят, слоны никогда не забывают, и пока я живу и дышу, я говорю тебе, что это относится к людям не меньше, чем к слонам. А теперь слушай. Я говорю серьезно, моя отчаявшаяся от любви дочь. А что, если тебе придет сообщение? Куда, я говорю, ты пойдешь?
Она небрежно развела руками.
- О, очень высоко. Наверное, куда-нибудь за радугу.

 Отправлено: 14.01.22 13:42. Заголовок: 2

В своей келье Стелла, вздрогнув, проснулась. Боль в пояснице была более мучительной, чем тюремное заключение, но ощущение весны просочилось через открытую крышу каньона Саутстейрса, и она уловила дуновение свежести, высокомерной возможности. Ее очки сломались год назад. Они ей больше не были нужны, по-настоящему. Она знала, кто поворачивал ручку двери ее камеры. Она сонно назвала свое имя и добавила,
- Ах ты, злюка. Ты, конечно, не торопилась.

 Отправлено: 14.01.22 18:08. Заголовок: 3

3

Метла Бастинды, посаженная в Незер Хау и подпитываемая магией Гриммуатики, погребенной под ней, выросла в дерево метлу. Достаточно, чтобы обеспечить небольшой шабаш ведьм. Слишком много, чтобы сказать, что ветерок, пробегающий сквозь них, был, ну, очаровательным? В весенний день сильных ветров Рейна отломила метлу от их главного дерева.
Но однажды ночью она дождалась, пока ее отец крепко уснет, и Искинаари развалилась перед плитой, как гусь, сбитый картечью, и захрапела. Она перекинула отцовскую лопату через плечо и вернулась к дереву метлы. Она тихо сказала:
- Хорошо, бабушка, я иду по твоим стопам, - и откопала Гриммуатику. Украла ее. Она оставила лопату под деревом, чтобы ее отец знал, что она сделала. Затем она завернула опасную книгу в клеенку и повесила сумку на спину. Она начала с того, что пошла на восток через Келс, что заняло у нее несколько месяцев. Она ни разу не оглянулась, чтобы посмотреть, не следует ли за ней Тип.

К осени стало слишком холодно, чтобы продолжать, и она провела зиму с отколовшимся племенем Скроу, никто из которых никогда не слышал об Бастинде Тропп или Озме Типпетариус и которых, казалось, не волновал цвет кожи Рейны или, действительно, ее одинокое паломничество по Тысячелетним Лугам. Рейна научилась немного говорить на языке Скроу и попыталась рассказать историю Элли, чтобы развлечь клан долгими вечерами в палатках, когда завывали ледяные ветры, но одна из бабушек укусила ее за запястье, давая знак остановиться. Поэтому она остановилась.
Один или два раза она доставала шелл - для Животных, которые выучили немного озишского, для странников следующей весной, которые забрели слишком далеко на восток и были рады получить указания, как вернуться к цивилизации.
Они кивнули по этому поводу, беззаботно, без удивления. Одно довольно бугристое песчаное существо с раздражительным нравом вообще не разговаривало с ней, а указывало на восток, на восток. Дальше на восток. А потом зарылся в песок и вообще не хотел выходить ни на какие мольбы.
Однажды она увидела кладку драконьих яиц в песке и оставила их в покое.
Хотя мысль о них заставила ее впервые перекинуть ногу через метлу. Если бы она собиралась отправиться в хель в корзине для рук, может быть, она смогла бы долететь туда быстрее, покончить с этим.
Она заставляла себя идти вперед, вспоминая подсказки. Огромные соленые болота Страны Квадлингов. Огромная каменная стена, на которой ежегодно обновлялись картины с изображением разноцветных рыб, хотя такой рыбы никогда не было ни в одном озере или реке страны Оз. То, как берм Оввелса был построен как причал. Изображение шела, оттиснутое на полях с левой стороны карты страны Оз. То, как леди Стелла расшифровала Алтарь Божьей Коровки как своего рода рыночный центр. Нечто большее, чем храм, больше похожее на резиденцию империи. Империя, которой правит богиня с рыбьим хвостом.
Послушай, что тебе говорит шелл.
Луга начали уступать место песку, но она заметила это без особой спешки. Там будут мили травы, насколько она могла видеть с высоты, которую она училась достигать на своей метле (что не впечатляло). Затем пески, в поясах между лугами, пока луга не кончились. Они называли это бесконечными песками, и она поняла почему. Они колыхались волнами и гребнями, неподвижные в ясные дни, свирепые и активные в темноте, меняя и изменяя форму каждую ночь. Через пески не было никакой тропы. Они бесконечно переписывали свою собственную топографию.
Но затем появился еще один участок лугов, а за ним еще один участок пустыни. Мир не был таким определенным, как можно было бы предположить по нескольким точкам на любой карте.
Почти через год после своего отъезда она неделю жила во временной хижине, которую построила для себя где-то к востоку от Квон Алтарь на юго-западе Винкуса. Она слегла с каким-то кашлем и боялась, что, возможно, умирает и может умереть, но забудет это заметить, и поэтому будет вечно летать над чередующимися участками дикой природы. Каждую ночь она собирала росу с того места, где оно скапливалось на раковине, и слизывала скопившуюся там росу. Ровно столько, чтобы не получить обезвоживание. Она не думала, что у нее осталось много времени.
Она не хотела оставлять Гриммуатику валяться в пустыне, где ее мог найти какой-нибудь скорпион и научиться читать, как она научилась читать сама. Однажды на рассвете, почти в лихорадке, она взяла шелл и подкрепилась им, как могла, а затем, вспомнив старую жизнь, снова протрубила в рог через сломанный наконечник.
- Даже озмисты не могут выжить в пустыне, - подумала она про себя, погружаясь в сон, когда взошло солнце. Ветер развеял ее навес, но она была слишком далека от реальности, чтобы заметить это. Сквозь бескрайнее небо солнце угрожало сжечь ее зеленую кожу сменить цвет на коричневый и пятнистый. Свет извивался за ее сжатыми веками, как нити крови.
Около полудня, изнывая от жажды, она открыла глаза. Ей показалось, что она увидела фигуру кости, стоящую неподалеку и смотрящую на нее сверху вниз. На нем было пальто из зелени. Горная сосна, ель, священная, лавр.
Невозможная жизнь. Скелет посмотрел на нее. Казалось, он улыбнулся. Все скелеты улыбаются. Она закрыла глаза и забыла об этом.
Там, позади.
Потревоженный посреди безлунной ночи чем-то невидимым, петух резко нарушил тишину на северном скотном дворе. Фермер угрожающе швырнул в него половником для супа. Петух затих.
В лесу Гурнинаме за пределами Виккас-Энд-Тернинга расцвела роща редких костяных дубов, известных своим многовековым бесплодием без гниения. Цветы светились, но не белым, а насыщенным бархатистым нефритом с лавандовыми краями. Гурман, охотящийся за трюфелями, обнаружил это, и какое-то время художники стекались, чтобы запечатлеть тайну на холсте. Но эффект всегда был слишком поразительным. Это выглядело фальшиво.
В конце концов большинство холстов было закрашено. Покровители искусства предпочитали, чтобы их цветы из костяного дуба были белыми или мертвыми.
Мертвое озеро на рассвете. Гигантская Черепаха появилась из расщелины между двумя каменными плитами, почти упавшими одна на другую. Она прожила восемьдесят из своих двухсот лет в уединенной медитации, молитве и посте, и она была на утренней стороне жевания. История, описанная на страницах этого и предыдущих томов, ускользнула от нее, и она это не знала. Ничуть не смущенная таким вопиющим невежеством, она двинулась вперед на грибовидных ластах, и ее ржаво-красный роговой клюв царапнул воздух. Свет, просачивающийся из-за горизонта, зацепился и запульсировал на ряби воды, покрывающей озеро. Мелкие круги, словно от невидимых капель дождя, покрывали поверхность. Черепаха вспомнила. Она знала, что суматоха была утренней активностью ройгитов на воде, и что там, где ройгиты могли кататься на колясках в погожее утро, голодный карп или озерный окунь не будут далеко позади.
И... и этот Келсуотер. Мертвое озеро. Но она ничего не сказала.
Именно так это выглядело для растений и животных. Где—то еще в стране Оз — провинция, город не имеет значения - чопорный и аденоидный репетитор прямо из колледжа Трех Королев занял должность наставника местных школьников в их письмах и морали. Намереваясь подать ранний пример милосердия дисциплины, он пришел в классную комнату с небольшой коробкой, сделанной из плотно сплетенной проволоки.
- Подойдите и посмотрите", - сказал он мальчикам и девочкам в своем классе, - Мы должны остерегаться мира природы, учиться у его привычек насилия и своекорыстия и приручать его, чтобы он мог выжить. Этим утром у своего очага я нашел насекомое, которого раньше не было в стране Оз. Я изучал энтомологию и лепидоптерию у профессора Финикса в Трех Королевах, поэтому я претендую на большой опыт работы с насекомыми. Я говорю, что это отклонение от существующего вида—меньше, хитрее и более искусно окрашен для маскировки. Если бы ему разрешили размножаться, он мог бы прогрызть себе путь через нашу "Страну Оз в бесконечном листе". Для нашей же безопасности я запер его в этой коробке. Он выглядит отдаленно похожим на луговую саранчу или на болотного папоротника. Он пьет музыку из своих ног, когда он счастлив. Сейчас он несчастлив, но нам потребуется, чтобы он научился быть счастливым в клетке. И ты тоже...
Самый младший ученик, парень, который все еще носил двойную прокладку против случайной утечки, взял в углу выключатель и треснул им по пальцу доцента. Остальные студенты взбунтовались. Они выбросили книги в окно и загнали учителя в курятник, заперев его внутри. Большую часть утра он просидел в курятнике. Потом ученики съели весь свой обед за один раз, оставив обертки разлетаться по школьному двору, и пели песни о верности анархии, выпуская сверчка из клетки.
Не слишком много следует вникать во все это. Это врожденная природа детей - быть дикими. И в дикости, как напомнил нам путешественник из другой страны, заключается спасение мира.
В прохладе вечера — может быть, в тот вечер или на следующий — Рейна прошла достаточно, чтобы обнаружить — должно быть, у нее галлюцинации, — что ее лицо было затенено от заходящего солнца зонтиком.
- Очень мило, - сказала она, восхищаясь своим психозом.
- Я надеялась, что ты это оценишь, - произнес знакомый голос. Искинаари выглянула из-за перевернутой тканевой чаши.
- Ты ангел смерти? Боже мой, ты достаточно напугала меня в жизни, ты же не собираешься сопровождать меня через пропасть, не так ли?
- Очень забавно. Съешь крекер, - Своим клювом она достала твердое круглое печенье из маленькой сумки, висевшей у нее на шее, - Не волнуйся, это не один из Любопытных кексов Малышки Даффи.
- Я должна быть рада за одного из них прямо сейчас. Что ты здесь делаешь?
- Я следовала за тобой большую часть года. Твой отец послал меня искать тебя, когда ты не вернулся после той суровой зимы на лугах, и я слышала, что ты продолжила путь. Я ждала вне поля зрения, в нескольких милях отсюда, в течение нескольких месяцев. Не желая быть самонадеянным.
- О, немного самонадеянности время от времени приветствуется.
- У тебя обезвоживание. Позволь мне взять эту чашку и полететь, чтобы найти где-нибудь немного пресной воды.
- Здесь нет воды.
- Ты не знаешь, где искать.
Искинаари, если это действительно была она, а не какой-то раздражающий мираж, позволила себе закрепиться с шелом в чем-то вроде перевязи и ненадолго улетела. Когда она вернулась, чаша раковины наполнилась пресной водой. Рейна выпила так быстро, что ее снова вырвало большей частью. Она не возражала. Она налила ей еще, и она налила вторую порцию более аккуратно.
Утром или на следующее утро после этого она снова почувствовала себя лучше.
- Как ты пронесла этот зонтик всю дорогу из Незер Хау?
- Я тоже использовала его в определенные ночи. Мои перья поредели, и полет уже не тот, что раньше, - Да, Искинаари была старой Гусыней.
- Я тебе никогда не нравилась, - сказала она.
- Ты мне и сейчас не нравишься. Но я товарищ твоего отца, так что давай оставим личные чувства в стороне. У нас есть куда идти, я гарантирую.
- Я не знаю, как далеко я собираюсь зайти.
- Я тоже не знаю, - Она улыбнулась ей или поморщилась, трудно было заметить разницу в любом Гусе, и особенно в Искинаари, - Но я думаю, что мы не очень далеки от края.
- Край, - сказала она.
- Куда ты направляешься.
- Ты не знаешь, куда я иду.
- Не в конечном счете.
Некоторое время они обдумывали эту тупиковую ситуацию, а затем Искинаари смягчилась.
- Твой отец не был большим колдуном, не так ли?
- Он тоже не был хорошим отцом.
- Но он был довольно хорош как Птица, когда летал с Кайнотом и Конференцией. Он кое-чему научился. Он недостаточно научился, - Она ждала.
- Птицы всегда знали, - сказала Искинаари, - По крайней мере, у некоторых есть. Но птицы, и птицы, обычно держатся особняком. Они стекаются вместе со своими сородичами. Требуется редкий дух, чтобы убедить их объединиться с теми, кто на них не похож. Твой отец провел одну из таких кампаний в те мрачные дни, когда драконы впервые угрожали стране Оз, угрожали небесам для всех Птиц и земле для всех ползающих существ. Лир летел с нами на своей метле, как ты летаешь сейчас. Он мог бы научиться у нас большему, но он был молод, а Птицы, ну, они не часто бывают добровольцами. Это не в их характере. Они нейтральны и обладают определенной привлекательной сдержанностью.

- Некоторые из них, - призналась Рейна, - Только не ты.
- Итак, - продолжила Искинаари, - мы знали. Мы всегда знали, или, во всяком случае, до нас доходили слухи. Мы могли бы рассказать вам то, что слышали. Я могла бы сказать тебе. Люди так слепы, их глаза устремлены в землю, а сами они всегда в центре внимания. Птицы знают, что они находятся не в центре чего-либо, а на периферии всего. Конец карты. Мы живем только там, где чей-то горизонт пересекает чей-то другой. Нас замечают только на краю неба; но на краю неба мы замечаем многое.
- Там, в стране Оз, все в порядке?
- Я все эти месяцы ходила не для того, чтобы сплетничать, - Она казалась сердитой, - Я пытаюсь сказать тебе, чтобы ты продолжала идти.
- Хорошо, тогда все в порядке. Но если я права, я пойду одна.
- Вы устанавливаете правила для земли. Я буду устанавливать правила для воздуха
Она бросилась вперед и не оглянулась, чтобы посмотреть, следует ли она за ней. Она знала, что так оно и было, запутавшийся зонтик в его когтях. Была бы добрее, если бы она понесла его, но она не была готова быть доброй.
В ту ночь, среди колючей травы, она спала, и ей снился Тип. Она не знала, был ли это Тип или Озма на самом деле; это был такой сон, который приводил ее в ярость от нужды, сожаления и надежды одновременно. Она проснулась в темноте, вся в холодном поту, хотя день обещал быть теплым, она могла бы сказать. Что-то вроде тумана, как от Речной воды, висело над осокой.
Она сказала себе: Неужели мой отец послал за мной Искинаари, потому что наконец пришло сообщение?
Но она не стала спрашивать Гусыню, опасаясь ответа, в любом случае он мог быть произнесен. Она не была готова узнать.
Она нашла место, чтобы присесть на корточки, и после этого прервала свой пост с Искинаари. Еще сухого печенья. Вкусные. Ветер, мир теней. Дразнящие звезды, нанизанные на свои невидимые нити через сияющую бархатную черноту. Они не разговаривали — ни девушка, ни Гусь, ни звезды.
Ближе к рассвету она зашагала по траве к вершине ближайшего склона, чтобы посмотреть, прояснится ли воздух, сможет ли она мельком увидеть следующий участок.
За склоном, на краю утеса, земля уходила вниз по возвращающейся кривой, скос, вырезанный более сильным бризом. Воздух казался более сильным, резким, холодным, более насыщенным запахом, почти странным видом уксуса на ветру.
Она продолжала идти, вниз по этому склону и вверх по изгибу следующего. Ветер обладал силой и шумом, которых она никогда раньше не слышала на уровне земли. Когда-либо.
Туман превратился в смесь цветных шарфов, сквозь которые солнце из-за ее спины начало пробиваться, позолотив неестественные холмы.
Они не были жителями земли.
Край мира был водой; вода, насколько хватало глаз; вода от скалистого берега до горизонта. Этому не было конца. В конце концов, шум был не звуком ветра, а звуком движущейся воды, которая бесконечной лавиной обрушивалась на песок, ударяясь и отталкиваясь назад. Литейные заводы из пены и слюны, и соль, щиплющая глаза. Удары тяжестью из стороны в сторону, с боков с прожилками цинка; меттанит; изумруд; шерсть ягненка; бирюза. Великий плачущий край мира.
Она не стала дожидаться Гусыни. Она перекинула ногу через метлу и сразу же взлетела. Против этой силы потребовалась бы новая техника полета. Позже в тот же день, если она продержится, она может оглянуться и обнаружить, что Гусыня предвидела ее уход и неуклонно отставала на милю или больше. Она верила, что это будет правдой.
У нее не было другого плана, кроме этого: отправиться в мир, как Птица, и сесть на краю всего, что можно было узнать. Она будет кружить вокруг воды внизу и неба вверху. Она будет ждать, пока ни на одном горизонте, как бы высоко она ни забралась, не будет ни запаха Оза, ни его дыхания, ни его вида. И тогда она отпустит книгу, позволит ей погрузиться в мифическое море.
Прожить жизнь, не хватаясь за волшебство.
Повернуть назад и узнать, как это было; или повернуть вперед и узнать что-то новое.
В миле над всем известным Девочка балансировала на кромке ветра, словно зеленая капелька самого моря, подхваченная турбулентным воздухом и устремленная вдаль.

 Отправлено: 14.01.22 18:13. Заголовок: Конец

Конец


Об этой стране больше нечего сказать.
Голубое солнце, далекое, водянистая жилка
в поясе облаков. Твердая земля сама
по себе ничем не примечательна: знакомые руины
, усеянные стоячими камнями, которые наши люди
потеряли способность расшифровывать.
Как глубоко мы спали? Под медузообразными
зонтиками вечнозеленых растений, каждый из которых был мечтой,
и искрящимися звездами странные течения
тянули наши мысли, как гобелены
, разворачивающиеся в войну. Всю весну
соловей сидел на зеленом выступе вулкана.
Крысы покинули храмы.
Мой разум был путешествием, жаждущим свершиться.
— Тодд Хирон, “Атлантида”
... мы должны научиться жить второстепенной жизнью в безымянном мире.
— Рон Маклин, “Утиные вариации”

Благодарность

Спасибо вам, одним и всем, многочисленным друзьям и коллегам, которые так или иначе помогли в работе по выходу из страны Оз на бумаге.
— Дуглас Смит, художник, за великолепную куртку и футляр, раздел "Искусство" и карты
— Дэвиду Гроффу, Бетти Левин, Энди Ньюману за их внимательное чтение и полезные замечания
— Вильяму Рейссу из "Джон Хокинс и партнеры" за то же самое
— Кэсси Джонс, Лиате Стилик, Линн Грейди и другие замечательные люди в Harpercolins: Рич Акван, Бен Брутон, Джессика Депутато, Тавия Ковальчук, Шон Николс, Лиза Стоукс, Ньямекье Валияя, Челси Эммелхайнц и Лори Янг
—продюсеры и создатели и исполнители нечестивых мюзикла, дома и во всем мире, чье хорошее настроение стало постоянным фоном мелодия в моей жизни
—Скотт, британская, Лори Шель, и Элизабет Уильямс в ГМ офиса, для управления кризисных ситуаций с технологическим ночь проводки для бухгалтерского учета, но, возможно, особенно для Эмили Prabhaker, что помогли мне написать индекс и смотреть на первые три книги нечестивых лет, что является неоценимым карту и путеводитель, как я ехал в запутанную историю своего сложного заключение
— Тодду Хирону и Рону Маклину за разрешение процитировать их работы в конце романа
— Энди и следующее поколение Магуайров Ньюманов, за всю жизнь, которую нельзя найти на страницах романов

Заключение

Прежде чем вы закроете обложку настоящего тома и предложите писателю снова погрузиться в его страницы, проживая как через своих персонажей, так и рядом с ними, давайте в последний раз взглянем с мыса. Следующие глаза, которые взглянут на наш горизонт, увидят что-то еще. Что-то новое, побуждающее предложить и изучить отдельный вопрос.
Страна Оз перед восходом солнца. Древний предрассветный свет превращает землю внизу в загадку, а все эти безымянные жизни все еще остаются загадками. Усталые звезды гаснут, пятно облаков отделяет полночь от бледно-розового рассвета. Небесный покров удерживает сцену на мгновение дольше, затмевая земные драмы скуки, воскресения и отчаяния; индивидуальных устремлений и жертв; национальных усилий и позора. Долгожданная амнезия, наша способность спать, теряться в темноте. Сегодняшний день достаточно скоро засияет своими прожекторами, чтобы пристыдить и почтить нас. Но всему свое время, моя прелесть. Мы можем подождать.
Страна Оз на рассвете. То, что можно разглядеть с любой высоты, - это очертания. Высеченные из стали вершины Великих Келов, пудинговые холмы Мадлен. Текстурированные обнажения Шиза, Яркие Леттины, Изумрудный город. Не обращайте внимания на несколько пикселизированных золотых точек на черном фоне (ранние пташки — те, у кого больные родственники, или ученые, допоздна сидящие за своими книгами, не более того). Мы видим мало человеческого трудолюбия и амбиций в этот час. Это набросанный пейзаж, только вступающий в жизнь. Карта, сделанная размазанным карандашом, первый набросок. Многое нужно будет подшить, когда придет свет. Но спасибо вам, мистер Баум, за то, что оставил карту там, где я мог ее найти.
Наблюдение за тем, как мир просыпается, одевается в темноте, принимает свой повседневный облик, напоминает мне о том, как мы постигаем человеческий характер, когда встречаем кого-то на расстоянии, галопом, в тени. Мы получаем не более чем быстрый взгляд на мужчину на улице, ребенка в лесу, ведьму в колодце, Льва среди нас. Наше первоначальное впечатление, чаще всего, должно служить.
Тем не менее, этот первый грубый взгляд, набор сырых гипотез, которые никогда нельзя обосновать или отвергнуть, часто является всем, что мы получаем, прежде чем нам придется выбирать, наклониться вперед или отвести глаза. Действительно, скудные доказательства, но, собранные вместе с простыми намеками и отголосками того, что мы когда-то читали, мы рискуем полюбить друг друга. Свет со временем ослепит нас, но то, что мы узнаем в темноте, может увидеть нас насквозь.
Читать, даже в полутьме, - значит также продвигать заблудших вперед.

Об авторе

ГРЕГОРИ МАГУАЙР - автор бестселлеров "Исповедь уродливой сводной сестры", "Потерянный", "Зеркало, зеркало" и серии "Злые годы", в том числе "Злая", "Сын ведьмы" и "Лев среди людей". Злая, ставшая любимой классикой, лег в основу одноименного бродвейского мюзикла–блокбастера, удостоенного премии "Тони". Магуайр читал лекции по искусству, литературе и культуре как в стране, так и за рубежом. Он живет со своей семьей недалеко от Бостона, штат Массачусетс.