Отправлено: 17.01.22 19:05. Заголовок: Сын Ведьмы

Перевод книги Из страны Оз завершен. Книга довольно интересная но она тесно связана с другшими книгами. поэтому начинаю новый проэкт перевод книги Сын Ведьмы.




От автора
Второй роман Л. ФРЭНКА БАУМА о стране Оз "Чудесная страна Оз" (1904) был посвящен актерам Дэвиду К. Монтгомери и Фреду А. Стоуну, которые исполнили роли Железного Дровосека и Страшилы в первой театральной версии "Волшебника страны Оз".
В этом духе "Сын ведьмы" посвящается актерскому составу и творческой команде музыкального театра, который открылся на Бродвее в октябре 2003 года — в ночь перед Хэллоуином.
Винни Хольцману и Стивену Шварцу, в первую очередь, за их видение; Уэйну Чиленто, Сьюзан Хилферти, Юджину Ли, Джо Мантелло, Стивену Оремусу, Кеннету Познеру и Марку Платту и его коллегам за воплощение видений в жизнь; и, среди всех способных актеров, особенно Кристин Ченовет (Галинда/Глинда), Джоэлу Грею (Волшебник) и Идине Мензел (Эльфаба), за воплощение видений в жизнь.
Я НЕ боюсь, что поэзию демократических народов сочтут робкой или что она будет держаться слишком близко к земле.
Я гораздо больше боюсь, что это... может закончиться описанием совершенно вымышленной страны.

— Алексис де Токвиль,
Демократия в Америке, 1835, 1840
ВСЕ коровы были похожи на всех других коров, все тигры похожи на всех других тигров — что, черт возьми, случилось с людьми?
— Гарри Мулиш,
Зигфрид, 2001

 Отправлено: 27.11.22 19:20. Заголовок: Крылья Дракона 1 БЫ..

Крылья Дракона

1
БЫЛО ли это из—за того, что он теперь лучше путешествовал - или просто потому, что он был старше? Действительно ли Изумрудный город изменился, или просто его способность воспринимать это?
Сам по себе Большой, казалось, никогда не стеснялся самоуважения - Лестар это хорошо помнил. Теперь он осознал, как все процветало в огромных масштабах. Архитектурные метастазы.
Часовни были похожи на церкви, церкви - на базилики. Правительственные здания превзошли базилики, с большими колоннами, более внушительными лестничными пролетами, более высокими шпилями.
Частные дома были небольшими дворцами.
В его отсутствие Изумрудный город претерпел изменения. Океаны побелки были разбрызганы, чтобы стереть граффити. Вдоль каналов деревья были опрысканы, чтобы дать полный рост, и обмазаны жидкой известью, чтобы предотвратить болезни. Полоса, которую он назвал Грунтовым бульваром, была пересажена, и она снова служила прогулочной площадкой с хорошо расчищенными дорожками для военных учений и извилистыми дорожками среди кустов и фонтанов, где плутократы могли видеть и быть замеченными.
Он предположил, что все сводилось к следующему: Изумрудный город больше не был столицей страны Оз.
Это был Оз. Он выжил с единственной целью - обеспечить свое собственное выживание.
Может быть, так было всегда, но теперь не было смысла притворяться, что это не так. Всегда ли было так много служений, или они просто были лучше обозначены? Министерство утешения — это была помощь неимущим. Министерство внутренней гвардии. Министерство искренности (табличка под ним гласила: "ПРЕСС-БЮРО").
Лицензия Министерства искусств. Очевидно, теперь вам пришлось подать заявление, чтобы стать художником.

Обелиски, кенотафы, мраморные статуи, развевающиеся знамена и вымпелы. Сувениры в киосках: Все ОЗ. Я люблю страну ОЗ! Брелок, свисток, ридикюль, нож для вскрытия писем, футляр для лорнета: ОЗ, ОЗ. Военный оркестр каждые полмили выступает бесплатно для жителей изумрудного улья. Казалось, у города была своя собственная музыкальная тема.
Но для чего, недоумевал Лестар. Для предыстории? Для показухи? Все, казалось, спешили, больше, чем он помнил. Кафе процветали, в трамваях было полно пассажиров, площади были забиты туристами, музеи переполнены. Выставка “Апостол Мускул”, демонстрировавшаяся в выставочном зале Лорда Чаффри, рекламировалась в листовках, расклеенных на всех досках объявлений. Изображение было блестящим, подумал Лестар: мужская нога в открытой сандалии с кожаным ремешком, выходящая из облака. Нарисованный пейзаж, уходящий к горизонту, показывал, что везде, где уже ступала нога Апостола, сообщества, подобные миниатюрным Изумрудным городам, возникали в пределах точного очертания его влияния, от пятки до кончиков пальцев ног.
Лестар повернулся спиной к Южной лестнице, но это было не так уж трудно сделать. Изумрудный город стал выше, более процветающим. Южная лестница теперь была более скрытой, хотя какой-то эдикт, должно быть, удерживал территорию вокруг дворца относительно низко застроенной, так что его величественные купола и минареты все еще могли доминировать над центром города.

2
ЧТО касается жителей Изумрудного города, то бизнес, казалось, приносил им очень хорошую прибыль. Юбки были толще, подолы длиннее, мехом оторочено все, от дамских шляпок до убранства экипажей. Мужские жилеты были укорочены полнее, чтобы вместить большие животы.
Галантерея, которой пользовались портные, выглядела перекрашенной: цвета были насыщенными, словно предназначенными для того, чтобы их можно было увидеть издалека, как на сцене. Последствия были бы комичными, если бы не вынужденная трезвость, которая, казалось, распространилась по городу, как инфекция.
Было бы удобно находиться здесь, решил Лестар. Во всем остальном обычные люди так много смеются, потому что нервничают. Находясь в Кхойре, мы смеялись как идиоты: это помогло нам справиться. Это также сделало нас друзьями. Но, возможно, вам не нужно смеяться, если все ваши лишения были облегчены, ваши тревоги ослаблены. Вы можете позволить себе быть рассудительным, держать язык за зубами и говорить более низким тоном.
Там, как и прежде, был сброд — и это тоже хорошо, иначе он выделялся бы еще больше, чем на самом деле. Все еще не так много животных. Несколько человек в сфере услуг. Старая гувернантка-бородавочник в фартуке, толкающая детскую коляску, несколько охранников-носорогов.
И дети. Дети выглядят ужасно старыми. Вероятно, уличные воришки среди тех, кто помоложе. Дети постарше, подростки с глазами цвета терна, которые бросали на него лукавые взгляды, пытаясь понять, был ли он легкой добычей, конкуренцией за торговлю или возможным союзником.
Румяные кводлинги в своих семейных группах, бедняки цвета моллюсков Юнамата, выживающие на подачках и контрабанде пива. Гномы, выглядящие неприветливо, и почему бы и нет? Гномы, выглядящие настороженно, и что с того. Манчкины, маленьких, средних и больших размеров, эмигрировавшие из своего Свободного государства. А может, их выгнали за выдачу секретов или участие в черной торговле. Грязные многодетные в лохмотьях одеял, ступая на закостеневших босых ногах по гравийным дорожкам, протягивали руки, пока какая-нибудь встречающая комиссия не выходила с дубиной.
Бастинда однажды приезжала в Изумрудный город, будучи молодой женщиной. Может быть, даже его возраста—
он не знал. Она никогда особо не говорила об этом. “Сутенеры и премьер-министры, а ты не видишь разницы”, - проворчала она однажды. Неужели она торчала, как зеленый палец? Или тогда люди были более восприимчивыми? К лучшему это или к худшему, но он смог пройти.
Он предположил, что к концу дня сам может оказаться в тюрьме Саутстейрса. Он думал, что был готов к этому, и, возможно, он не заслуживал ничего лучшего. И все же, если это было так, почему он старался не выделяться? Прятался там, где ему нужно было прятаться, уверенно шагал, когда этого требовал уличный пейзаж? Он догадался, что действует более глубокое намерение: та старая штука со зверем в медвежьем капкане, которую так хорошо делали люди? Даже негодяй, который знает, что он моральный трус, хочет продолжать дышать.
Несмотря на строительный бум, вызванный новым процветанием, Изумрудный город оставался знакомым. Лестар более или менее правильно нашел дорогу к Арке Гудвина и вдоль набережной Озмы, через престижный район Голдхейвен прямо к площади Меннипин, в дальнем конце которой находился дом лорда Чаффри.
Он не был точно уверен, чего он может достичь, но он должен был с чего-то начать. Леди Стелла, урожденная Апленд, ныне Чаффри, была его единственным контактом в Изумрудном городе. Даже отойдя от общественной жизни, бывший министр трона наверняка имела бы доступ к армии, не так ли? В свои казармы, в драконьи конюшни, в стойло. Удастся ли убедить ее снова прийти к нему на помощь, спустя целое десятилетие?
Площадь Меннипин не понесла никакой потери престижа за те годы, что он не был здесь.
Фасады домов были украшены зелеными и золотыми узорами. Конечно, приближался Лурлинемас. Церемониальная зелень и гирлянды зимнего золота были вплетены в стойки железной ограды, окружавшей частные сады площади.
Чтобы попасть на кухонный двор, где он когда-то представился, ему пришлось миновать главный вход особняка и завернуть за угол. Дойдя до входной двери, он остановился. За гравием подъездной дорожки поднимался пролет гранитных ступеней. На лестничной площадке, перед резными двойными дверями, растянулся огромный тигр, облизывающий свои яйца. Цепь на шее приковала тигра к одной из мраморных колонн, поддерживающих портик, но длина цепи оказалась достаточной, чтобы позволить зверю потянуться и сделать выпад. Лестар благоразумно держался на расстоянии. Однако он посмотрел. Он никогда не видел дикого животного, закованного в цепи в таком богатом районе.
Существо на мгновение остановилось и перевело взгляд, не поднимая головы, глядя из-под тигриных бровей. “На что ты смотришь?” - тихо прорычал он.
Тигр. Говорящее животное, привязанное, как фермерская собака, чтобы отпугивать незваных гостей.
Лестар хотел поспешить дальше, но проигнорировать воинственный вопрос Тигра означало проявить снисхождение, которого он не чувствовал. И Бастинда восприняла бы все это спокойно. “Я смотрю на целую кучу тигров”, - сказал он наконец.
“Это правильный ответ”, - промурлыкал Тигр. “Ты либо умный, либо удачливый”.
“Я просто храбрый”, - сказал Лестар. “Должен быть. Я иду повидать леди Стеллу”.
“Ну, тогда тебе не повезло, - ответило Животное, - потому что ее нет дома”. Плечи Лестара опустились.
“Она в Мокбеггар-холле. Загородное поместье Чаффри, вниз по Тихому озеру. Месяц в трауре.”
“Траур?”
“Ты только что скатился с тележки с капустой? Похоже на то. Ее муж умер. Разве ты не знал?
Лорд Чаффри. Он сделал крупное пожертвование императору, и едва чек банкира был оплачен в кабинете Первого бухгалтера, как лорд Чаффри испустил дух. Возможно, он думал, что никогда больше не будет в таком дорогом состоянии благодати, и мог бы с таким же успехом воспользоваться этим. Леди Стелла скорбит.”
“Мне жаль ее”, - сказал Лестар.
“Не стоит. Она не совсем нищая вдова. И в любом случае, она была для него не более чем бумажной женой, так что я не думаю, что она волнуется. Она будет скучать по нему, без сомнения — мы все будем скучать. Он был хорошим человеком в своем роде. Поддерживал мою семью на родине. Или поддерживал.”
Лестар прислонился к каменному столбу ворот. “Отлично. Так что дальше?”
“На твоем месте я бы не подходил слишком близко”, - сказал Тигр. “Я могу быть болтливым, когда мне скучно, но если я буду слишком много болтать, у меня может разыграться аппетит”. Он подмигнул Лестару, которая отодвинулась на несколько футов.
“Почему ты остаешься?”
“Ну, это, конечно, не из-за цепей, не так ли? Я ношу это для эффекта”, - сказал Тигр. Он вскинул голову, и его глаза гневно сверкнули. “Я имею в виду, это заявление о стиле, не так ли?
Или ты действительно всего лишь кочан капусты?” Он поднялся на лапы и зарычал. Ворота затряслись на своих штырях, и Лестар был на полпути через площадь Меннипин, прежде чем понял, что бежит.
Вот и вся его первая идея. Что ж, ему пришлось бы работать без помощи и благословения леди Стеллы, Богини общества. И он надеялся на полноценную еду, чтобы подготовиться к более трудным кампаниям. У него были только маленькие кусочки сушеных фруктов и хлеба, которые Кандела сунула ему в руки перед уходом.
В последний раз, когда Лестар был так обездолен в Изумрудном городе, он пошел работать в Ополчение. Готовый импровизировать, он снова направился к главным казармам кампуса возле Мышиной норы Манчкина, с подветренной стороны невысокого холма, на котором возвышался Дворец в своей роскоши.
Мальчики и несколько девочек тоже бегали по тому же газону, на котором он когда-то играл в мяч со скучающими солдатами. Трава была коричневой и примятой, уставшей от зимы еще до праздника Лурлинемас, но крики, раздававшиеся среди детей, казались ему достаточно зелеными. Если он не побежит вперед, не перехватит мяч и не произведет впечатление на команду своими быстрыми реакциями, он останется невидимым для детей. Почему бы и нет? Он был высоким, слегка опустошенным молодым человеком, более худым, более ребристым, чем лощеные солдаты, которые играли с детьми.
Он увидел себя их глазами: его волосы, стянутые шнурком, его зеленые глаза, его новая привычка наклонять голову, почесывать локти. Может быть, достаточно красивый нищий, но, тем не менее, нищий, и слишком взрослый, чтобы ему бросили булочку ради благотворительности. Если понятие благотворительности все еще присутствует здесь. Он еще не мог сказать, так ли это.
Все-таки дети в своих играх! Ему было приятно наблюдать. Он вспомнил детей, которым коротко спел на ступенях церкви, когда впервые приехал в Изумрудный город. Он улыбался им, сочувствовал им в общем смысле, но он не был тверд с ними. Каждый период жизни - это такая тюрьма, переносная тюрьма. Дети здесь, на этом фарватере, солдаты, возившиеся с ними, были похожи на них не больше, чем Тигр, или эльф, или…
“Безнаказанно прирезать старого приятеля и глазом не моргнуть. А у тебя немалые нервы".
Лестар покачал головой. Солдат у его левого плеча тяжело дышал; должно быть, он был среди тех, кто играл в гусь-бол, и подбежал к нему сзади.
Хах. Вот тебе и более возвышенное восприятие обособленности.
“Ты помнишь мое имя не больше, чем я твое”. Парень откинул влажные светлые волосы с потного лба. “Что ты сделал, чтобы заслужить досрочную отставку? Наши полномочия были продлены на неопределенный срок без права ходатайствовать об ином”.
Лестар покачал головой, раздумывая, не стоит ли ему прикинуться дурачком, разыграть это как случай ошибочного опознания. Изображать раненого в бою? В любом случае, потянуть время. Он не разработал никаких деталей стратегии, только намерения.
“Это Бон Кавалиш, если позволите. Тризм, вообще-то. Ты пришел на службу с этого самого поля, и это я рассказал тебе, как”.

Лестар сморщил улыбку и пожал плечами. Работай с тем, что у тебя есть. Тризм. Да. Малый Менасир... и в драконоводстве, если он правильно помнил.
Хладнокровно Лестар сказал: “У тебя хороший глаз для дальнего знакомого. Я стоял там и думал, насколько мы все слепы друг к другу, и я даже не узнал тебя”.
“И я узнал тебя, но не твое имя”.
“Ко, это то, что я использую. Лестар, обычно.”
“Лестар Ко. Верно. Ты куда-то уехал несколько лет назад”.
“Я действительно уехал, - сказал Лестар, - но я не хочу говорить об этом, конечно, не здесь”.
”О-хо“, - сказал Трисм, а затем: "Ого. Дезертир? Нет”.
“У тебя будут неприятности, если тебя увидят со мной”.
“Неприятности. Это было бы забавно.” Тризм смотрел то в одну, то в другую сторону. “Ну, если ты не перезаписываешься добровольно, ты совершаешь большую ошибку, показываясь здесь. Или ты хочешь, чтобы тебя поймали? Ты шпионишь для одного из наших врагов?”
“Я даже не знаю, кто наши враги”, - сказал Лестар. “Я никогда этого не делал”.
“Ну, если ты действительно взял и сбежал, ты считаешься одним из них, так что тебе лучше исчезнуть. Однако не заходи слишком далеко. Служба немного более снисходительна в некоторых вопросах, чем раньше. Им пришлось ослабить несколько правил, если они собирались держать нас в рядах вечно. Мы получаем немного городской свободы, если ты понимаешь, что я имею в виду. Сегодня вечером я свободен до полуночи. Посиди где-нибудь, и мы выпьем. Не забывай. Не забывай меня. - Он внезапно схватил Лестара за воротник. “Я не забыл тебя”.

ТРИСМ СДЕРЖАЛ СВОЕ слово и ждал на тротуаре в Бернтпорке, районе с низкой арендной платой. “Добро пожаловать в "Вишню и огурец”, - сказал он, протягивая полную пинту светлого пива, прежде чем они успели сесть. “Они сохраняют свою лицензию на продажу настоящего пива, потому что спонсируют ежегодные празднования Дня Святого действия”.
“Что?”
“Ты слишком оторван от реальности. Мы можем это изменить. Ваше здоровье.”
В этот час место было слишком пустым, чтобы Лестар мог затронуть самый насущный для него вопрос.
Голоса донеслись бы. Однако на грифельной доске над стойкой бармена мелом было нацарапано сообщение: “Сегодня вечером, Четвертый тур возвращения, сама Силлипид. 9:30.

Никаких помидоров.” Объявление на самом деле не обещало толпы, но Лестар мог надеяться. Или они могли бы блуждать в другом месте.
Лестар не был склонен много говорить о себе, и обнаружил, что с этим достаточно легко справиться.
Трисм не спрашивал. Он почти сразу расслабился и долго болтал о военных, как будто они с Лестаром тогда были лучшими друзьями. Этот, тот, правила по уставу, забавные розыгрыши над надменным начальством. “А что стало с коммандером Лан Пиротом?” - спросил Лестар так беспечно, как только мог. Он не хотел, чтобы кто-то, обладающий властью заковать его в цепи за это, признал его дезертиром.
”Не знаю". Трисм повернулся, чтобы осмотреть зал, который, как и надеялся, заполнялся более шумной клиентурой, некоторые из которых выпивали до их прихода.
“Я полагаю, мы вряд ли встретим здесь командира, - сказал Лестар, - я полагаю”.
“Все возможно. Вкусы бывают разные. Хотя сомневаюсь в этом.”
На третьем круге Лестар начал. "Вы были из особого подразделения, не так ли? Тогда?”
“Для Неназываемого Бога мы все особенные", - сказал Тризм. Лестар не был уверен, услышал ли он в ответной реплике сарказм. "В те времена это был незначительный Менасье”.
”Земледелие, не так ли?"
“О, парень сообразительнее, чем кажется. Да, земледелие, на какое-то время.”
“Не сейчас?”
“Я не люблю говорить о своей работе, когда я развлекаюсь”.
“Но мне любопытно. Звучало очень важно. Мы вырыли фундамент для этого нового здания — конюшни.”
“Базилика”.
“Это верно. Теперь я вспомнил. Внизу нет конюшен?”
"Смотри, это Глупышка. Та самая. Живая легенда. Ей, наверное, девяносто". На маленькую сцену водрузили чрезвычайно странное, угловатое существо. Позади нее, выбивая плевки из мундштука своей ивовой флейты, стояла молодая женщина, одетая не более чем в золотые эполеты, стратегически правильно надетые на ее тело. Несколько Медведей открыли свои музыкальные футляры и начали поворачивать колки, чтобы настроить: угабумишскую гитару, скрипичное соло. "Так мало Зверей с настоящей работой, но если полностью вытеснить Зверей из музыкального бизнеса, никто не услышит ни одной ноты".

Глупышка начала петь. Она была так стара, что невозможно было сказать, была ли она мужчиной или женщиной, и пыталась ли она подражать своему собственному или противоположному полу. Однако в надтреснутом и хриплом голосе певицы все еще чувствовалась значительная сила, и в зале несколько поутихло. Лестару пришлось дождаться окончания первого номера, прежде чем продолжить свои замечания.
“Я имею в виду, в частности, драконов”, - сказал он сквозь аплодисменты.
“Тише, ты невежлив”, - сказал Трисм. “Разве она не нечто?”
“Что-то или что-то еще, или еще раз что-то еще. Может быть, не в моем вкусе. Нам обязательно оставаться?”
“И отказаться от наших хороших мест? Выпей еще пива и давай все равно досмотрим первый сет.”
Глупышка неуклюже прокладывала себе путь через некоторые трудные участки, больше разговаривая, чем поя.

Она закурила сигарету на середине одного номера и обожгла пальцы, после чего велела своему дублеру прекратить это. “Сегодня вечером я сама не своя, - сказала она толпе, - приближается этот ужасный языческий праздник. Лурлинемас . Можете ли вы поверить, что император в своей доброте допускает любое напоминание об этих архаичных суевериях? Можете ли вы поверить, что он в своей доброте? Можете ли вы поверить в его доброту? Я имею в виду, можешь ли ты? Я задаю тебе здесь вопрос.”
В комнате воцарилась тишина. Она придумывала комическую историю или у нее крыша поехала?
Она затянулась сигаретой.
“Не поймите меня неправильно”, - сказала она. “Я вижу на лицах тех из вас, у кого все еще есть лица, что вы боитесь, что попали на собрание предателей вместо ответного концерта. Пожалуйста. Расслабиться. Если на нас совершат налет и мы все окажемся в Саутстейрсе, я буду вести сингалонги по выходным. Я буду. Это обещание”. Флейтист унял зуд под одним из эполетов.
“Я не обращаю в свою веру. Ни ради Неназванного Бога, ни против его святого безымянного имени. Это было бы просто старым подстрекательством к мятежу, и, честно говоря, в моем возрасте я просто не готова к этому.” Она скорчила гримасу. “Подстрекательство к мятежу немыслимо. Хотя сказать, что что-то "немыслимо", - это, конечно, значит быть способным подумать об этом. И я нахожусь в том возрасте, когда теряю язык быстрее, чем приобретаю его. Я больше не знаю, что значит подстрекательство к мятежу. Я никогда этого не говорил. Я никогда, никогда не произносила слово "шустрый", не так ли? Я произнес слово ”сложность"?" Кто-то сзади пробормотал что-то немного неприличное. Силлипед Глупышка сказала: “Я вижу, как ты там корчишься. Ты и твоя кислая киска. Мы нечасто выбираемся наружу, не так ли? Ты мне кое-кого напоминаешь. Ты напоминаешь мне кое-кого, кого я бы сочла действительно раздражающим. Из-за чего ты такой злющий? Я просто делаю перерыв на сигарету. Стреляю по ветру. Если вы думаете, что я беспринципна, дайте мне передышку: я слишком стара, чтобы испытывать угрызения совести. Куда бы я их положила?”
“О чем она говорит?” - пробормотал Лестар.
“Она закончит либо в тюрьме, либо в отделении для неизлечимо старых”, - сказал Трисм. У него было красное лицо. “Может быть, ты прав; нам лучше уйти”.
Но они не могли встать, пока она произносила свой монолог: это выделило бы их из толпы, привлекло бы внимание в их сторону. Она бы набросилась на них со всех сторон.
Она немного побродила в толпе. Теперь она больше походила на старика в гриме, теперь на старую женщину, пытающуюся выглядеть молодой. Она выглядела более человечно, чем что-либо другое, хотя это не обязательно означало, что она красива. Лестар молился, чтобы она не подошла и не начала с ним разговаривать. У него было сильное предчувствие, что она так и сделает.
Под столом Трисм дотянулся до его руки и сжал ее. Он нервничал больше, чем Лестар. Лестар предположил, что это место не было санкционировано Ополчением, и Трисм окажется в серьезной опасности, если ситуация станет еще жарче. Лестар убрал руку.
“Я чертова старая реликвия, не обращайте на меня внимания”, - сказал Глупышка. “Вы, молодые люди, так серьезно ко всему относитесь. Но ты не помнишь старые плохие времена Гудвина. Засуха. Как мы жили тогда. Как мы смеялись! Ха. Жаворонок. И вряд ли кто-нибудь устоял перед ним.
Всего лишь какая-то глупая ведьма из глубинки. И мы все знаем, что происходит с ведьмами.” Кто-то зашипел.
“Эти дни намного лучше”, - сказало существо. “Спроси у Глупышки. Глупышка знает. Я достаточно взрослая, чтобы помнить времена, когда Озма-регент все еще была коронованной главой нации, а малышка Озма - маленьким комочком воркования и какашек. Я так стара, что уже была на пенсии, когда прибыл Гудвин и все исправил. Тогда были трудные времена! Сейчас все стало лучше, не так ли? Ну, я думаю, зависит от вашего мировоззрения. Если дела на самом деле не стали лучше, то они определенно стали лучше.

“Эти времена, ” продолжала она, “ такие праведные! Все гораздо более нравственные! Прикрой свою наготу чем-нибудь, девочка, или полиция нравов вцепится нам в глотки. Или тебе в глотку, во всяком случае, если ты так на них смотришь.”
Флейтист выглядел таким же растерянным, как и зрители.
“Вы должны держаться за свои ценности, если вы все еще можете достичь их”, - сказала певица. “Купи какие-нибудь ценности, возьми их напрокат, укради, если понадобится. Продавайте их с прибылью, когда вкусы меняются.
Все, что работает. Это что, черепок, что ли?”
Она вернулась на маленькую сцену и приложила руку к глазам, заслоняясь от яркого света.
“Я могу видеть тебя. Я знаю, что ты там, ” сказала она. “Я знаю, что ты где-то там. Я могу подождать”. Она подала знак Медведю на басу и сказала: “Песня-факел о потерянных надеждах, Скучумс, как насчет. Ради старых добрых времен. В тональности Е, Харрикин. Нет, не Б. Я сказал "Б—Б" для Бастинды. Один. Два. Три. Неважно.”
Медведь лениво отчеканил басовую партию, и Глупышка перевела дыхание, но затем заговорила снова, прервав вступление. “И эта другая проблема, все эти граффити! Я снова видел это по дороге сюда, нацарапанное на стене какой-то библиотеки. ‘Бастинда жива!’ Что это должно означать? Я спрашиваю тебя. Не слишком ли это много? Почему бы им не оставить свои неряшливые старые лозунги при себе? Бастинда жива! Как будто.”
Она бросила окурок в чье-то пиво. “Сейчас я просто чувствую себя взбешенной и живой. Такого не случалось с тех пор, как я оставила двузначные числа. Поэтому я собираюсь спеть прекрасный старый гимн, чтобы доказать вам это. Любой, кто с Императором, может встать и спеть это со мной, чтобы показать, что мы здесь не просто чешем яйца, не так ли, ребята?” Группа сочинила вступление, и Глупышка неторопливо заиграла знакомую мелодию. Посетители заведения были раздражены, немного встревожены театральностью и не были уверены, кого выставляют дураками: императора, Неназванного Бога, саму Глупышку или их — или любого, кто достаточно идиот, чтобы занять позицию против Дворца. Но песня была сама по себе бальзамом — преданная, немного цветистая, знакомая. Сложности уступили место более простым чувствам. Люди стояли и пели, бросая вызов позированию Глупышки. В тени и шаркая ногами, Лестар и Трисм сбежали. Трисм схватил Лестара за руку, как будто тот мог попытаться увернуться; Лестар не удержался и сжал ее в ответ. Он был взвинчен. Б для Бастинды . Как будто все эти годы спустя он наконец-то присутствовал на ее поминках.

 Отправлено: 27.11.22 19:20. Заголовок: 4 ОНИ ШЛИ по набере..

4

ОНИ ШЛИ по набережной в Нижнем квартале. В других местах страны Оз, вероятно, шел снег, но из-за теплого дыма десяти тысяч угольных очагов Лестар и Трисм чувствовали в воздухе лишь частички влаги, частично дождь, частично туман. Языки пламени, горевшие на фонарных столбах, испускали пульсирующее свечение цвета дыни.
“Я полагаю, мы не должны опаздывать”, - сказал Лестар.
“Колокола базилики слышны по всему городу. В эти дни Нового благочестия они звонят каждые полчаса. У нас еще есть немного времени.”
“Это место заставило тебя напрячься. Куда мы направляемся?”
“Я был там раньше, но не в ночь измены”.
“Ты думаешь, это было предательством?” Лестар был ошеломлен. “Я думал, что это, — он следил за своим языком, — просто глупо”.
“Ей было бы лучше держать свое мнение при себе. Или, во всяком случае, сначала организуйте их. Я даже не был уверен, о чем она говорит, но нужно что-то вроде храбрости от виски, чтобы притвориться, что так скептически отношусь к Императору-апостолу. Он хороший парень. Люди любят его. Я сам чувствую себя польщенным тем, что встретился с ним лично”.
“Вы встречались? Правда? И какой он?"
Тризм бросил на него взгляд. "Конечно, встречал. Я был с тобой, когда это случилось в первый раз. В ночь перед вашей отправкой? Помнишь? Он предложил нам свою карету. Насколько я помню, он был тогда циничным и паршивым. Потерянная душа. Его Пробуждение еще не произошло.”
“Император Оз... нет. Шелл? Шелл Гоу-ту-Хелл Тропп?”
“Первое Копье собственной персоной. Неужели ты действительно не мог знать? Где ты был? На Луне?”
Сама брусчатка на набережной казалась более скользкой. “Я этого не понимаю. Все говорят об императоре... о его добродетели. Шелл был последним человеком, у которого была хоть какая-то добродетель. Он был шпионом, не так ли... Разве кто—то не сказал? Как бы то ни было, он использовал экстракт цветка мака, чтобы опоить молодых женщин в Саутстейрсе и трахнуть их до полусмерти. Я знаю это точно.”
“Ну, тогда кто может лучше говорить от имени Неназванного Бога, чем тот, кто так вопиюще согрешил? Расскажите о своем выздоровлении... Произошло пробуждение, и он услышал голос Неназванного Бога, говорящий ему вести. Ты знаешь, что его сестры были двумя ведьмами? Гингема и Бастинда Тропп?”
Лестар почувствовала себя плохо. “Это просто слишком... сверхъестественно. Слишком маловероятно.”
“Не так уж и маловероятно, как все это. Кто освобожден от когтя спасения? Чем более вы грешны, тем больше вероятность того, что спасение может укорениться. В конце концов, его отец был министром-юнионистом. Миссионер, я думаю.”
“Он шарлатан, Шелл”.
“Возможно, когда-то так и было. Сейчас я так не думаю. Он верит, что был пробужден для того, чтобы провести страну Оз через это отчаянное время.”

”Неужели мы настолько отчаялись, что нам нужны такие, как он..."
“Ну, это ты мне скажи”, - сказал Трисм. Его голос стал более низким, интимным. Он наклонился и почти положил подбородок на плечо Лестара. “Насколько отчаянен кто-либо из нас в любой данный момент? Хммм? Неужели кто-нибудь из нас настолько отчаялся, что мог бы, скажем, ночью напасть на безоружное сельское поселение и сжечь его в реке?”
Лестар повернулся, чтобы пристально посмотреть на Трисма, который протянул руку и заломил правую руку Лестара за спину, прошептав: “Ты дерьмовый маленький подонок”.


“Отпусти меня. Что это? Трибунал из одного человека? Вендетта? Отпусти меня. Где мы находимся?” В тумане Лестар потерял ориентацию. “Откуда ты что-то знаешь обо мне? А тебе-то какое дело? Я выполнял работу императора, Трисм. Твой драгоценный лидер. Его приказ. Отпусти меня”.
“Я собираюсь проломить тебе голову, а затем столкнуть твою жалкую тушу в воду”. К этому времени Трисм держал обе руки Лестара за спиной, и Трисм беспорядочно пинал булыжники, чтобы найти один, который был свободен, и использовать его для удара по голове.
Лестар боролся. Трисм, в военной форме, был более подтянутым и имел преимущество внезапности.
Крик не помог бы: полиция сразу же встала бы на сторону Тризма. “Смотри”, - сказал Лестар, стараясь, чтобы его голос не звучал испуганно. “Я смертельно устал. Какое тебе дело до того, что произошло к югу от Куойра? Разве вы не военный? Я слышал, что головной офис справился с этой ситуацией в мгновение ока”.
“Я слышал, что ты сделал. Как я мог не сделать этого? Солдаты сплетничают хуже, чем домохозяйки. Из-за этой атаки кводлинги вокруг Куойра нанесли удар по гарнизону Лан Пирота. Ты потерял кое-кого из своих приятелей, приятель. А затем император вызвал свою совершенно новую оборонительную систему и применил ее против туземцев.”
Лестар начал понимать это. “О-хо-хо. Но это была твоя специальность. Это были твои драконы.”
“Я был одним из команды. Главный угрожающий в дивизионе. Верно. И мне сказали, что драконов должны были задержать, выставив напоказ в День Святого действа. Ежегодная демонстрация военной мощи и моральной целеустремленности. Пугайте чернь и успокаивайте нервных.
Ничто так не помогает гражданам хорошо спать по ночам, как хорошая оборона”.
“И ты верил каждому слову из того, что тебе говорили, и никогда не хотел обидеть муху. Я знаю эту историю. Отпусти меня, Трисм. Ну же. Ты делаешь мне больно.”
“Я только начал делать тебе больно. Привыкай. Из-за твоих выходок драконы были вызваны из своих катакомб. И ты не видел беспощадности, пока не увидел этих зверей в работе".
Лестар был близок к тому, чтобы плюнуть. “Я видел беспощадного, Трисм. Как это бывает. На меня напали твои маленькие дрессированные питомцы.”
Настала очередь Трисма стартовать, и, имея преимущество, Лестар попытался оторваться. Он наполовину справился, но в итоге они повалились на тротуар, сражаясь. Они катались по лужам и куче конского навоза, и Трисм оказался сверху, упершись коленями в грудь Лестара.

“Я собираюсь убить тебя. Я увидел, как ты стоишь там, на игровой площадке, и подумал: есть Неназванный Бог, и он отдал тебя мне, чтобы я убил. Твои жестокие действия приговорили меня к жизни более жалкой, чем все, что ты знал. Как только военные стратеги увидели, на что способны драконы, им ничего не оставалось, как снова использовать их. Обученные более точно. Моя жизнь прикована к работе по совершенствованию смертоносной способности этих существ”. Он был так же близок к рыданию, как и к воплю, и теперь Лестар увидел то, чего до сих пор не замечал: Трисм бон Кавалиш был разбитым человеком.
“Тогда убей меня”, - сказал Лестар. “Я просто могу сказать, что от этого ты почувствуешь себя намного лучше. И, может быть, я тоже, судя по тому, как идут дела. Но сначала выслушай меня. Это было слово императора, с которого все началось. Он потребовал, чтобы Лан Пирот придумал инцидент. Может быть, он все это время искал повод начать драконью атаку, я не знаю. Я выполнял приказ командира моей роты.”
“И это все, что я делаю, и между нами сотни и сотни убитых, и еще сотни живущих в ужасе, и еще больше сотен готовых убить нас в ответ, если бы они только могли найти способ”.
Лестар позволила Трисму всхлипнуть. Что ж, у него не было особого выбора. С носа Трисма капало на лицо Лестара, но Лестар не мог поднять руки, чтобы вытереть это. “Знаешь, мы более или менее в одной лодке”, - сказал Лестар настолько ровным голосом, насколько позволяли чувства, когда Трисм немного пришел в себя. “Мы оба нанесли серьезный ущерб”. Трисм сделал глубокий вдох, кивнул, а затем убрал колени с груди Лестара. Лестар сел и так осторожно, как только мог, стряхнул сопли со лба.

 Отправлено: 27.11.22 19:21. Заголовок: 5 ОНИ ПРОШЛИ по мос..

5

ОНИ ПРОШЛИ по мосту Судебных инстанций и исчезли в переулках и дворах Нижнего квартала. Это место кишело шарлатанами, наркоманами и беглецами; здесь воняло шипящей ночной колбасой и нечистотами и звенело от смеха сумасшедших. Нам больше нигде не место, подумал Лестар; лучше привыкнуть к этому.
Однако они могли говорить, не опасаясь, что их подслушают; и, не глядя друг на друга, они могли сказать больше.
Трисм бон Кавалиш был главным мастером драконов. Он не был управляющим драконьих конюшен, но он тренировал существ уверенной рукой и наблюдательным глазом. У него был самый продолжительный срок пребывания в штате. Его работа требовала, чтобы он следил за подвигами драконов и оттачивал их подготовку.
Он знал, что стая драконов с востока вернулась с метлой и плащом, хотя и не знал, откуда взялась эта награда. Лестар, из тех мест! Трисм знал о порезах миссионерок Маунтий, как оказалось, среди нескольких десятков других.
“Порезы”, - сказал Лестар с содроганием. Кандела упоминала о такой вещи. “Я с трудом понимаю, что это значит...”
Когти острые, как бритвы, оппозиционные щипцы, похожие на большой и указательный пальцы человека, объяснил Трисм. Человек может построить миниатюрный корабль в пустом иеровоаме, а дракон может удалить лицо всего за девять разрезов.

Тризм был краток. “Не спрашивай меня о причинах. Я знаю одно: драконы охотятся только за детенышами. Их так натренировали.” Он расправил плечи. “Это их так воспитало. Теория заключается в том, что когда молодежь падает в расцвете сил, это более—
тревожно — полезно — чем если бы какого-нибудь старого чудака или каргу прикончили.” Почему драконы не расцарапали лицо Лестару? Он был достаточно молод. Может быть, они думали, что метла и накидка - это все, что им нужно. Или, может быть, они увидели в Лестаре что-то, что их остановило.
“Но монтии!” сказал Лестар. “Молодые женщины, посвящающие свою жизнь служению Неназванному Богу? Это не имеет значения.”
Трисм объяснил, что старые монастыри с их традициями независимости не соответствовали стилю руководства императора. Апостол Неназванного Бога—
“Что все это значит насчет Апостола?”
“Так называет себя император. Смиреннейший из смиренных был возвышен Неназванным Богом. Поэтому Апостол чувствует себя обязанным воспользоваться предоставленной ему властью.” Казалось, что некоторые из монастырей в стране Оз возглавлялись пожилыми женщинами, воспитанными в архаичной схоластической традиции. Некоторые начальники становились опасно далекими от понимания потребностей простого народа и стали задавать надоедливые вопросы о духовной власти императора. Такое разжигание могло только подорвать доверие нации.
“Это все?” - спросил Лестар. “Это момент подстрекательства?”
“Я не посвящен в ход этих мыслей. Информация распределяется по мере необходимости. Но я слышал, что восточные племена были близки к объединению по договору, чтобы защититься от городских интересов на своей земле. Нападения драконов могли бы привести племена в замешательство, вызвать у них недоверие друг к другу, если бы они не знали, кто стоит за нападениями.

“Лица тех молодых миссионеров, о которых вы упоминаете”, - заключил Трисм, стараясь сохранить самообладание. “Они были вылечены и сохранены. Их собираются вынести на следующий День Святых дел и выставить на всеобщее обозрение. Точка зрения будет высказана”. Было еще хуже. Драконы — их было несколько десятков — питались трупами только что убитых людей. Эта чертова диета помогла драконам набраться сил, необходимых для полета на сотни миль на восток. Трупы были привезены непосредственно из камеры умерщвления в Саутстейрсе, где всегда имелись свежие запасы, благодаря кампаниям по отбраковке, проводимым заместителем мэра.
“Чайд”, - нараспев произнес Лестар. “Парень с кольцами”.
Трисм был в замешательстве. “Шелл - шпион или это ты?”

“Я хожу вокруг да около. Найду компанию, которую я заслуживаю. Продолжай”.
“Ну, со всей этой ерундой, человеческими трупами, только что обескровленными и превращенными в котлеты, ты удивляешься, что я развалина? Драконы были не моей идеей, но я был повышен до этой должности, и теперь они под моим присмотром.”
“Чья это была идея? Шелл не настолько умен.”
Трисм бросил на них мрачный взгляд. “Кто теперь может кому-то верить? Но я снова встретил Шелла —
я имею в виду, конечно, как Императора — некоторое время назад. У меня была частная аудиенция вскоре после его возведения в ранг императора.”
Лестар сложил руки на груди и прислонился к парапету. Они шли дальше, выбираясь из Нижнего квартала по мере того, как улицы поднимались. Огни переулков района Бернтпорк горели под откосом. ”Скажи".
“Он был олицетворением смирения, Лестар. Сделай такое лицо, если хочешь. Ты всему не доверяешь.
Он немного толще в талии, очень остроумный и... почти нежный, я думаю. Его Пробуждение дало ему щедрость и рвение. Он говорил об этом. Почему бы ему не быть лидером? 'Выбрав самого низкого среди нас, - сказал он, указывая на себя. 'Блудника и сотрапезника'. Он выглядел потрясенным. "Кто я, как не оболочка, ожидающая наполнения духом Неназываемого Бога?""
“Интересно, какую форму приняло его Пробуждение? Я думал, что людей, которые слышали голоса, обычно считали сумасшедшими.”
“Кто знает. Однако он вырос в самой гуще событий, не так ли? У него были эти две могущественные сестры; рядом с ними он, должно быть, всегда чувствовал себя нашинкованной капустой.”
“Мы говорим об одной и той же оболочке? Давай же!”
“Давай сам. Предположим, что все в вашей семье считались порочными. Даже были названы ”Побежденными", почти как титул —"
Но они были, подумал Лестар; это была и моя семья, или так же хорошо, как.
“—что бы вы сделали на месте Шелла — как…облегчение? Компенсация?
Контроль ущерба? Черт возьми, он, возможно, верил, что следующий летающий дом или летающее ведро с водой предназначались для него. Ты бы на его месте подписал контракт с более высоким начальством, не так ли?”
“Шелл был едва ли не последним, на кого я бы обратил внимание из-за низкой самооценки. Сюрприз, сюрприз.
Теперь он отрабатывает свою неполноценность у руля нации...”

“Он видит в этом судьбу. Он показал мне страницу, вырванную из книги по магии. Страшила нашел его в волшебных покоях после отречения. Оно было написано неразборчивым почерком, но было старательно переведено. Я полагаю, с помощью Гудвина. ”Об управлении драконами", - говорилось там."
Лестар почувствовала себя жутко. Он знал, что Гудвин хотел заполучить Гриммерию Бастинды. Она поклялась, что этого никогда не случится. Это звучало как что-то вроде этого. Как он сюда попал?
“Он убедил меня, что это было правильно”, - продолжил Трисм. “Я поверил ему, главным образом потому, что он верит в себя. Он не лжет; он не притворщик, каким был Гудвин, и не введенный в заблуждение, как Очаровательная Стелла, основавшая библиотеки везде, где она поместила свой украшенный драгоценными камнями скипетр. Он также не был неэффективным подставным лицом в заговоре банкиров, как Пугало. Он настоящий артикул”.
“Подлинный предмет чего?” Настала очередь Лестара презирать. “Он убедил тебя принять участие в чем-то настолько отвратительном?”
“Он спросил меня. Что я мог сказать? Это было похоже на то, как будто Неназванный Бог спустился...”
“Разве Неназванный Бог на самом деле не безымянный, чтобы вы не могли спутать его с кем-то по имени Шелл Тропп?”
“Я просто говорю тебе, раз уж ты спросил. Мы все слышали, что банкиры в Шизе выводят инвестиции из Свободного государства Манчкиния. Лорд Чаффри был главным архитектором этой стратегии. Санкции против Манчкинов. Они уже недостаточно маленькие, поставьте их на их маленькие колени. Использование силы дракона было объявлено как необходимое преддверие аннексии Тихого озера в восточной Манчкинии. Ну, ты же знаешь, Изумрудному городу нужна вода.”
“Все это мне наскучило. Ты все еще знал, чему ты учишь драконов”.
“Я знал”, - сказал Трисм. “Драконы были Вторым Копьем”. Если Седьмое Копье могло принести в жертву Бенгду, на что могло быть способно Второе Копье? А Император, Первое Копье? “А ты не можешь попросить о переназначении?”
“Повелитель драконов бон Кавалиш? Переназначение? Не говори глупостей. Они не могли заменить меня.
Я слишком ценен. Моих помощников распределяют по конюшням в порядке быстрой ротации, чтобы они не могли узнать слишком много. Нет замены, подготовленной для того, чтобы занять мое место. Во всяком случае, пока нет, все это слишком ново. На стадии разработки и тестирования.”
“Ты мог бы просто уйти. Сбежать, как ты выразился. Так, как я это сделал.”
“Это заставило бы меня чувствовать себя лучше примерно на час. Кроме этого, это не принесло бы никакой пользы.
Драконы все еще были бы там. Кто-нибудь другой придумал бы, как напевать им во время выполнения заданий. Я талантлив, но я не урод; я не незаменим.
Кроме того, у меня есть семья. Они были бы смертельно огорчены, если бы я исчез с позором, и их бы ждали репрессии, как бы не так.”

“Семья”. Лестар прошептал это слово, как будто оно означало "поджигать " . Ему стало холодно, как будто он был оскорблен тем, что его потенциальный убийца больше не считал его достойным усилий, чтобы убить.
Снова падение с большой высоты, и без предупреждения. Семья.
“Что это за поиски? Я имею в виду родителей. Граждане с некоторым положением. Из хороших строк. Тоже придурок из старшего брата, простак на голову. Не такая уж хорошая итерация родословных.”
И Лестар не разбился, а был спасен этим ответом.

Они шли, кружа, в сумраке. Ночь была промозглой для того, чтобы находиться на улице, но ни один из них не хотел заходить в другое заведение. Сумрак сгустился, превратившись в туман, и зазвонили колокола. Десять тридцать. Кто-то вылил ночной горшок из окна верхнего этажа, и солдаты вместе нырнули в дверной проем как раз вовремя, чтобы избежать попадания. Это напомнило Лестару о том времени, когда они встретились, съежившись под аркой, укрывшись от града.
Впервые со времен страны Квадлингов Лестар почувствовал желание выкурить сигарету "пергенай".
Они продолжали идти. Драконы. Откуда они взялись, эти существа из мифов и тайн? Была ли обнаружена кучка яиц в каком-нибудь оползне в Скальпах или в грязевом кармане на бесплодных землях страны Квадлингов? Трисм не был уверен.
Лестару не нужно было спрашивать о более элементарных причинах . Нет, если целью императора было заставить сельских жителей съежиться. Если дракон действительно был летающей ящерицей, то оригинальная ящерица из страны Оз была Драконом Времени. Основополагающий миф нации. В подземной пещере, более глубокой, чем Южная лестница, запечатанной землетрясениями и оползнями, спал Дракон Времени. Ему снилась история всего мира, мгновение за мгновением.
Тризм думал о том же. "Я могу рассказать тебе о вдохновении", - сказал он и - немного напыщенно - повторил слова безымянного барда из Озиад.
"Узри пол безрифменного камня, где время
Лежит спящим в пещере, бесшовной и глубокой.
И сон без снов, без узора темный
Внутри и без. Время - это покрасневший дракон.
Когти отказываются сжиматься, хотя они сделаны,
всегда готовы ударить
камень и разжечь кремень. Затем, чтобы зажечь
Пасть времени, которая, пылая жаром

И холод, в свою очередь, поглощает наши оборванные дни..."
"Ты все понял".
"И это продолжается
"...затем вспышка
белесой серной искры. Фитиль зажжен.
Топка дракона начинает реветь и скакать.
И время, которое снится внутри, начинается снаружи".
Лестар был потрясен. "У тебя было некоторое образование до службы".
"На начальных уроках в Сент-Проудсе мы должны были заучивать большие глотки "Озиада", - сказал Тризм. "Я был дневным учеником на стипендии. Но получил высшие баллы".”
“Ну, это ужасно, э-э, грандиозно”, - сказал Лестар. “Дракон времени придумывает, когда мы родимся, когда нам суждено умереть, и будет ли у нас на обед жареный пфеникс, фаршированный устрицами в сливках, за главным столом в Сент-Проуденс, или ”дневной пахарь", бюджетный обед для дорожных рабочих?"
“Если неграмотные фермеры Манчкинии и фабричные рабочие Гилликина верят, что их судьба определяется тем, как Дракон Времени придумывает их, им не нужно беспокоиться о том, чтобы брать на себя ответственность за свои действия или за изменение своего класса и положения в жизни”.
“Ты тоже”, - сказал Лестар. “Тебя привели из начальной школы на службу, и Дракону Времени приснилось, что ты стоишь во главе этой ужасной конюшни. Но ты не знаешь, что он собирается заставить тебя сделать дальше. Может быть, сбежать и оставить этих драконов на произвол судьбы”.
“Я уже говорил. Семья.”

Они подошли к газетному киоску, закрытому на ночь ставнями."БАСТИНДА ЖИВА" было нацарапано обугленными буквами на досках. Семья! Ха. “Они думают, что она принадлежит им”, - сказал Лестар, внезапно почувствовав отвращение. “У Ведьмы была бы пена у рта. Она была пламенной затворницей и чудачкой”. Даже почерк каким-то образом имел интимный, собственнический вид.
“А тебе какое дело?”
Лестар сменил тему. “Может быть, это твоя работа - убивать драконов. Может быть, именно поэтому ты там. Может быть, именно поэтому наши пути сегодня снова пересеклись.”

“Ты в своем уме? Я не мог этого сделать”.
“Ты мог бы убить меня, или, по крайней мере, ты сказал мне, что сделаешь это. И я - самый маленький язычок пламени в твоем прошлом. Если бы это был не Куойр, если бы это не сработало, ваше начальство придумало бы какую-нибудь другую соломенную угрозу. Меня использовали не меньше, чем тебя сейчас. Но я ушел, Трисм. Я сделал. Ты тоже мог бы.”
“Я же говорил тебе. Родители, - сказал он. “Я в ловушке”.
“Как бы это сработало?” - спросил Лестар. “Быстро и надолго? Сжечь конюшни дотла? Отрезать им головы?”
Звонок в одиннадцать тридцать. Пора возвращаться в казармы.
“Яд?”
"Ты меня не слышал?" - сказал Тризм. "Они убьют моих ближайших родственников".
"Нет, если ты этого не делал", - сказал Лестар. "Я сделаю это. Я оставлю записку о том, что это сделал я, и что я похитил тебя как заложника. Ты будешь оправдан. Они не могут убить моих ближайших родственников - у меня их нет".
Он не добавил: Во всяком случае, по некоторым слухам, Шелл - мой ближайший родственник, наш святой император. Пусть они отправляются за Первым Копьем, если им так надо.

 Отправлено: 27.11.22 19:21. Заголовок: 6 “СКАЖИ МНЕ”, “ сп..

6

“СКАЖИ МНЕ”, “ спросил Лестар, когда они стояли за воротами стражи, набираясь храбрости,
” Как ты завораживаешь дракона?"
"Это не гипноз, совсем. Я сосредотачиваюсь и я...напеваю…”
Лестар приподнял бровь. “ Святые слова?"
"Ничего особенного".
"Ну же”.
Трисм сопротивлялся, но Лестар настаивал. Они оба избегали рискованного момента попытки проникнуть на базу. “О, ладно”, - огрызнулся Трисм. “ По правде говоря, моя семья не такая уж и знатная, несмотря на причудливое "бон" в моей фамилии. Джентльмены-фермеры в Гилликине пару поколений назад, но джентльменство было не по карману во время засухи, и через некоторое время они занимались фермерством, чтобы есть. Я выиграл несколько конкурсов по отлову свиней, что принесло семье больше позора, чем славы, а потом я провел несколько испытаний по овчаркам. Думаю, у меня есть способности. Доказал, что под ногтями есть грязь; это сводило моих предков с ума. Они пытались разводить этих свиней.

“ Получается что-то вроде этого", - сказал он. "Но я не буду рассказывать тебе всю суть: Я получил преимущества от необходимости знать. Так что это в общих чертах. Я подхожу близко к дракону, что само по себе является тяжелой работой. Они пугливы и инбредны, учитывая те запасы, с которыми нам приходится работать. Требуется время. Нужно быть абсолютно неподвижным и самоотверженным, как можно больше, стать как тряпичная кукла в их загоне, пока они не расслабятся. Когда они расслабляются, их дыхание меняется, оно замедляется. Я подхожу вплотную и сажусь на них. Нет, ты не сможешь оседлать дракона, я имею в виду, что я просто взбираюсь на шестерни их крыльев, укладываюсь грудью на их длинную сильную шею и сажусь на них. Я обхватываю коленями переднюю фалангу их крыла. Я обхватываю шею руками, как я бы душил человека, если бы пришлось, только, конечно, осторожно. Это заставляет их уши наливаться кровью и вставать. В принципе, это возбуждение. Они внушаемы, но также очень умны, и я напеваю им в уши. Обычно в левое, не знаю почему; оно, как мне кажется, больше оттопыривается назад.”
“Это святые слова!”
“Заткнись. Я напеваю, строка за строкой, форму поставленной задачи. Если я напеваю дракону, чтобы он уснул, он спит — и я могу прыгать вверх-вниз на его чувствительных крыльях, не разбудив его. Если я напою ему, чтобы он летал, прятался, охотился, действовал в одиночку, был командой, выпускал свои опасные когти, резал, царапал, сохранял, возвращал...”
“Но ты не напевал ”четыре дракона", чтобы запугать мальчика-метельщика в воздухе и конфисковать его метлу..."
"Нет. И это самое тревожное. Я не. Откуда мне было знать, что он будет там? Как я мог?”
“Что ж, - сказал Лестар, - мы не слишком торопимся, не так ли. Но послушай: почему бы тебе просто не заставить драконов подчиниться? Или заставить их самих лететь в мертвое и омертвляющее Мертвое озеро?” Горящие буквы из соломы, тонущие в оползне.
“Я не думаю, что смог бы. Я всегда предполагал, что драконы, по сути, антагонисты.
Им легче атаковать, чем, скажем, летать в военном строю”.
“Ты мог бы попробовать”.

“Не сейчас. Не сегодня.” Трисм искоса взглянул на Лестара. “Я бы не доверял себе, если бы мог так сильно сосредоточиться. Одна ошибка в фокусе, и я стану полуночной закуской”.
“Нет, не пытайся сегодня вечером”, - поспешно согласился Лестар.
Трисм набросил свой военный плащ на плечи Лестара, чтобы завершить тот камуфляж, на который они были способны. “Тогда мы пойдем и посмотрим, что произойдет”.


ЧАСОВОЙ зевал и был готов к приходу своей смены. Он кивал над брошюрой, подозрительно похожей на “Благочестие апостола”, трактат, напечатанный на ферме Яблочный Пресс. Во всяком случае, его аргументы, должно быть, оказались свинцовыми и усыпляющими; он махнул Лестару и Тризму через караульное помещение, не оглядываясь.
В этот час двор был практически безлюден. Не встретив сопротивления, Лестар и Трисм направились к базилике, под которой находились конюшни.
Поскольку драконов нужно было содержать в конюшне, а их когти оставались отточенными для точного военного применения, стойла нуждались в постоянной чистке. Драконья шерсть, как правило, разъедали драконьи когти. Но за несколько месяцев до этого, объяснил Трисм, неаккуратные конюхи оставили после себя ведро с моющим средством, которое помогло продезинфицировать полы в их каменных стойлах.
Дракон выпил кварту и умер во сне час спустя.
Несколько бочонков с бактерицидом, уже расфасованных и готовых к использованию, стояли в сарае для уборки. У Трисма были ключи.
Лестар не хотел смотреть на драконов. Кома, в которой он находился, притупила память об их нападении, и это его устраивало. И все же боковым зрением он позволил себе уловить золотое пятно, жар печи, резкий запах аммиака изо рта и сладкой от перенасыщения кожи, звук глубокого горлового мурлыканья дракона.
Но первый дракон задрал нос, увидев опасность.
“Не хочешь пить?” - прошептал Лестар, услышав отчет Трисма.
“Драконы умны”, - сказал Трисм. “Вот почему они так поддаются дрессировке. Они быстро учатся и запоминают. Этот дракон, возможно, видел, как умирает другой, или почувствовал запах его смерти и ассоциировал его с запахом моющего средства. Может быть, если мы как-нибудь это замаскируем”. Первый звонок после полуночи. Им приходилось работать быстро, чтобы успеть уйти.
“Если они не будут пить, может быть, они будут есть”, - сказал наконец Трисм. “Пойдем, подвал с провизией находится в этой стороне”.
Они ввалились в холодную кладовую. Кубики льда, выложенные на сланцевые камни, сохраняли мясо холодным. По крайней мере, она была упакована в старые газетные пачки и перевязана бечевкой, так что им не пришлось рассматривать ее внимательно. Свертки были неаккуратными, скорее насыпанными, чем выровненными, размером примерно с седельные сумки.
“Остановись, не блюй”, - грубо сказал Трисм. “Драконы почувствуют твою вонь и откажутся от ужина. Не думайте об этом как о человеческой плоти. Это доставка необходимого лекарства, вот и все. И пусть Неназванный Бог смилуется над этими бедными четвертованными душами и над нашими”.

“И драконов”, - добавил Лестар, но теперь он хотел увидеть их, хотел запомнить ту атаку, их хитрую силу. Ему нужно было отогнать мысль о том, что они несли, охапку за охапкой, вверх по лестнице, но когда он больше не мог этого делать —
острые слезы толщиной в дюйм застилали его глаза, на мгновение — он взял себя в руки: Ты бедный труп, ты думал, что умер напрасно, отобранный для убоя Чайдом.

Ты этого не сделал. Ты разрушаешь Дом Шелла. Самым безбожным образом ты делаешь добро. Благословлять тебя.
Они облили свертки ядовитым отваром. Словно бросая горящие угли в лужи с горючей жидкостью, Лестар и Трисм носились взад и вперед по центральному коридору драконьих конюшен, а также по нескольким трансептам и перекидывали полуночные закуски через массивные двери с каменными ребрами. Те драконы, которые дремали, проснулись и разорвали пакеты зубами. Они ели так энергично, что маленькие блестящие кусочки мяса кружились в воздухе.
Только когда с последним было покончено, Лестар позволил себе взобраться на скамейку и заглянуть вниз, в кабинку.
Дракон слабо излучал свой собственный медный свет. Он без колебаний принялся за еду, сопя от жадности. Предплечья изгибались с ужасающей грацией.
Когти втянулись, щелкнули, прислонились друг к другу в эффективном противостоянии и заблестели роговым сине-серебристым цветом. Затем существо повернулось и посмотрело на Лестара. Слюна потекла с задней части его челюсти, когда он замедлил процесс поедания. Умный глаз — он мог видеть только один — был золотисто-черным, а его радужная оболочка, по форме больше напоминавшая горошину, чем мрамор, поворачивалась от горизонтальной щели к вертикальной и расширялась.
Его узнали. Это был один из тех самых зверей, которые напали на него.
Существо встало на дыбы и хлопнуло тяжелыми крыльями вперед так, что его тело выгнулось дугой назад, ударившись о заднюю стенку камеры. Морда поднялась, пасть открылась, окровавленные зубы встали на место, и раздался звук, который был не ревом и не фырканьем, а началом залпа драконьей трубы.
“Черт, это нехорошо”, - сказал Трисм, хватая его за плечо. “Давай убираться отсюда”.
“Они поднимают тревогу”, - сказал Лестар.
“Они умирают, и они знают это, и по крайней мере один из них знает почему”.

 Отправлено: 27.11.22 19:22. Заголовок: 7 ТРИСМ И ЛЕСТАР ос..

7

ТРИСМ И ЛЕСТАР остановились на верхней площадке лестничной площадки. В одном направлении лестница продолжалась дальше вверх, к собственно сводчатой базилике. Дверь наружу, через которую они вошли, была приоткрыта. Не было слышно ни звука о том, что кто-то бросился посмотреть, что, если что-то было не так. Может быть, драконы фыркали и ревели во сне всю ночь напролет, и в этом не было ничего нового.
Лестар ждал. “Что?” - спросил Трисм.
“Я не уйду без метлы. Я пообещал себе это.”
“Нет причин, по которым ты не должен получить ее обратно. Но нам придется поторопиться.” Трисм вставил ключ в единственную дверь, выходящую на лестничную площадку.
“Подожди здесь”, - сказал он. “Внутри находится материал из ночных кошмаров”. Лестар последовала за ним, несмотря ни на что. В своем предательстве двое мужчин были связаны друг с другом, по крайней мере, на ночь, и Лестар не хотел терять из виду своего сообщника.
Наклонный потолок наводил на мысль, что длинная узкая комната была сараем, пристроенным к базилике.
Вероятно, построена низко, чтобы не мешать цветным окнам, выходящим в священное пространство наверху, подумал Лестар. Не отапливаемая в этот час комната пропиталась запахом травильных веществ и дубильных кислот.
Трисм использовал быстрое огниво, чтобы зажечь переносную масляную лампу. “Опусти глаза, если собираешься следовать за мной сюда”, - пробормотал он, прикрывая свет от стеклянной трубы одной рукой. “Метла в дальнем шкафу, и мне придется повозиться с замком”. Он поспешил между высокими наклонными столами, на которых шла какая-то работа.
“Насколько мы в опасности?” - спросил Лестар.
“Ты имеешь в виду в ближайшие пять минут или до конца наших коротких, жалких жизней? Ответ один и тот же: много.”
Маленький огонек вместе с Тризмом направился к шкафу. В возвращающихся тенях Лестар нервно пошевелился и потревожил груду деревянных обручей около фута в поперечнике. Они с грохотом упали на пол. “Шшш, если ты, возможно, можешь”, - позвал Трисм хриплым шепотом.
Взяв в руки материалы, Лестар прислушался к звукам. Драконы внизу фыркали и клекотали, их крылья напоминали огромные мехи. Звенело кольцо ключей Трисма, тяжелые старые железные скелеты дребезжали против стеклянного звона маленьких ключей в драгоценных футлярах.
Щелчок и толчок отпираемого замка, а затем шорох сухой осоки и соломы. Метла. Метла Басти. Снова.
Он должен был увидеть это, когда Трисм повернулся; он посмотрел вверх с чем-то похожим на любовь. Трисм неуклюже перекинул ведьмин плащ через руку, а метлу под локоть, пока возился с тем, чтобы снова закрыть шкаф и запереть его дверцу. Затем он повернулся и поднял фонарь повыше, чтобы видеть обратный путь к Лестару. Он улыбался. Таким же, в некотором смысле, было и подобие лиц, возникших из тени на внутренней стене камеры. Десять или двенадцать или около того пластин на лице: жуткая штука вуду, подумал Лестар сначала. Поцарапанные грани, при необходимости заделанные кетгутовым шпагатом, были натянуты сыромятным шнуром внутри буковых обручей, подобных тем, что опрокинул Лестар.
“Шшш, ты можешь замолчать?” - сказал Трисм. “Я же сказал тебе не смотреть”.

8

НЕСКОЛЬКО мгновений СПУСТЯ, когда по настоянию Лестара они закончили удалять дюжину остатков человеческого лица и сложили их в две сумки, Трисм сказал:
“ Если ты всерьез хочешь оставить записку о своей ответственности, то сейчас самое время это сделать. Ты можешь держать чернила и перо?”
“Я умею писать”, - сказал Лестар. “Я не ходил в Сент-Пруд, но я могу написать”.
“Заткнись. Я имею в виду, не слишком ли сильно дрожат твои мышцы, чтобы контролировать кончик?” Ему пришлось над этим поработать. Третий пергамент был достаточно хорош, чтобы его можно было подавать.
Я похитил вашего трусливого повелителя драконов и прервал его злую работу. Он заплатит за свои оскорбления по отношению к одиноким путникам.
Подпись: Лестар, сын Бастинды
“Сын Бастинды?” - сказал Трисм. “Не той самой Бастинды?” Он посмотрел на Лестара с новым уважением, или, может быть, это было откровенное недоверие. Или зарождающийся ужас?
“ Скорее всего, нет, - сказал Лестар, - но если никто не может доказать, что это так, то это так же трудно опровергнуть, не так ли?"
Тризм снова посмотрел на записку. " Искренне немного переусердствовал?"
"Пойдем."
"Надеюсь, это всего лишь риторика, и я заплачу за свои обиды".
"Ты заплатишь, Тризм. Обязательно. Мы все заплатим. Ты заплатишь, но ты не заплатишь мне". Он схватился за метлу. "Ты уже заплатил мне".
Когда они поспешили прочь, шум нарастал. Отравленные драконы бились в судорогах, ревели, бросались на стены своих конюшен. Базилика над ними содрогалась.

9

Они НЕ осмеливались появляться в трактире или гостинице в этот час ночи, и все ворота города были закрыты. Побродив в тумане, они в конце концов перелезли через забор на одном из небольших частных кладбищ города и нашли навес, используемый для тачек и землеройных принадлежностей. Туман превратился в грозовой дождь, пронизанный странными зимними молниями. Там, под накидкой, они съежились, чтобы согреться, и продрогли. Как раз перед тем, как они заснули, Лестар пробормотал: “Только не напевай”. Они поднялись до рассвета. У Трисма в кармане было достаточно монет, чтобы купить им чай с молоком и несколько бисквитов с кремом у первого уличного торговца. Они спорили о том, как лучше покинуть город незамеченными, но их храбрость иссякла. Они выбрали ворота Шиз, потому что благосостояние Изумрудного города и северной провинции Гилликин были наиболее тесно вплетены, а движение там было самым интенсивным.
Провидение обеспечивает: вот почему это называется провидением. Они проковыляли через ворота Шиза, помогая старому торговцу, у повозки которого раскололось колесо на булыжной мостовой.
Часовые у ворот Шиза не обращали на них внимания, поглощенные собственными сплетнями о нападении на базилику прошлой ночью. Слух об этом уже распространился по всему городу.
Пройдя через это, они оставили несчастного старика в его поисках колесного мастера и неторопливо двинулись на север, пока не вышли на большую дорогу, петляющую назад. Без шляп, в гражданской одежде, они брели на восток, сверкающий профиль Изумрудного города всегда был у них за левым плечом. Взошло солнце, некоторое время светило, а затем скрылось за облаками. К ночи они добрались до окраин Восточного тракта. Лестар хотел продолжать путь к Сланцевым отмелям, пока не сможет распознать одну из тропинок, которая вела на юго-восток через дубовый лес, между великими озерами, и обратно к ферме Яблочный Пресс.
Но их конечности к этому времени уже не могли двигаться дальше, поэтому они пересчитали свои монеты. Когда наступила ночь, более холодная, чем предыдущая, они появились у дверей ветхой таверны и постоялого двора на главной дороге к Мертвому озеру. С фонарного столба на сломанной петле свисала табличка с надписью " Приветственные объятия ". Неподалеку журчала река Гилликин, и голые ивы нависали над ней, как призрачные арфы.
“О, сегодня вечером свободных комнат немного, всего две”, - сказала надзирательница, высокая худощавая пожилая женщина, чьи растрепанные седые волосы выбились из-под чепца. “ Прошлой ночью местные жители избили новую супружескую пару, не знаете ли вы, так что в лучшей комнате полный бардак. Я бы не поселила туда свою собственную отвратительную мать. Они заплатят, эти люди, а пока я стесняюсь комнат. Я не хочу отдавать вам большую комнату, так как ко мне часто приезжают гости из столицы через час после закрытия ворот, а они платят по государственным расценкам. Очень хорошая подработка для одинокой вдовы. Но наверху есть помещение, которым мало кто пользуется. Камина нет, но я дам вам дополнительные одеяла. Вы молоды и горячи, вы и не заметите.”
Она приготовила им ужин - жареную баранину с гарниром из тадмака, жилистую и вяленую, но достаточно теплую, чтобы насытить. Возможно, немного одинокая, она налила им по бокалу желтого вина и составила им компанию за первой бутылкой и за второй. Но потом во дворе появились лошади, и она, зевая, поднялась на ноги. “Это та сделка, на которую я надеялся, так что, если вам все равно, джентльмены, я оставлю вас, чтобы вы хорошо выспались, если хотите”.

Они нашли свой путь. Лестница вела только в их комнату. Маленькая комната была архитектурной новинкой, результатом неудачной попытки сохранить достоинство, мансардной крышей над большим гостевым общежитием внизу. Действительно, холодно. Скорее место для хранения вещей с пуховой периной, чем комната для гостей. В середине каждой наклонной стены было расположено высокое остроконечное окно с круглым верхом.
Лестар присел, отяжелевший от усталости и немного навеселе, на край ствола. Эта штука была покрыта слоем пыли. Им не придется платить ни пенни за этот чердак.
Трисм ушел мыться в раковину на лестничной площадке. Лестар уставилась на тени, ничего не видя. Запах, зрелище, мысль об убийстве драконов — и что бы подумала об этом Бастинда?
Но он не был Бастиндой; большую часть дней он был едва жив.
Он пошел за метлой только для того, чтобы полетать за Птицами, послом для них.
Тогда они заплатили бы ему, разыскав Нор — по крайней мере, так они сказали. Как он мог опознать ее? Он даже не знал, как она выглядела после всего этого времени.
Тогда он сделал больше. Он убил стадо драконов. Теперь птицы смогут свободно летать. Ему не нужно было бы летать с ними или для них: он устранил сдерживание.
Тризм вернулся. “Спишь сидя?” Вода стекала по светлым волоскам на его бедрах.
Он не пах сладким и мыльным, просто менее кислым. Его зеленая туника, расстегнутая у шеи и освобожденная от подпоясанных гетр, была достаточно длинной, чтобы сохранять скромность и служить ночной рубашкой. “Я думаю, что наша дама получила тот обычай, на который она надеялась, судя по всему. Внизу открываются новые бутылки. Надеюсь, они не помешают нам уснуть; они будут спать прямо под нами”.

Потрепанные парчовые портьеры, датируемые не позднее времен регентши Озмы, плотно висели по обе стороны окон. Лестар рассматривал четыре отдельных проблеска ночи: ночь на севере, юге, востоке и западе.
“Иди в постель”, - сказал Трисм. “Здесь холодно”.
Лестар не ответил.
“Давай. Почему бы и нет?”
“Лунный свет”, - сказал он наконец. “ Это так здорово”.
“Ну, я не собираюсь ложиться спать, пока ты не ляжешь. Ты думаешь, я повернусь спиной, чтобы ты мог воткнуть в меня нож? Я помню эту фразу: он заплатит за свои проступки”.

“Это было театрально”. Лестар вздрогнул. “Я думаю, это луна”, - сказал он.
Трисм встал и прошелся по полу, раздраженно пыхтя. “Паранойя. Очень привлекательная.
Никто не может видеть в окна на такой высоте, Лестар. Но тогда мы закроем для тебя Луну.” Подоконники окон находились в трех футах от пола, а колоннообразная масса тяжелых портьер поднималась на шесть футов выше. Трисм сказал: “Двигайся, ты”, - и подтолкнул Лестара с сундука, который он потащил к первому окну. Оттуда Трисм взобрался на подоконник, его чистые босые ноги шарили в песке и пыли в поисках опоры.
Он протянул руку вверх. Занавески не сдвигали десятилетиями, и они сопротивлялись. Он хмыкнул. Свет луны падал на кончики его ушей, на приподнятые плечи, когда его пальцы просто задели середину карниза и двинулись на восток и запад к краям штор.
“ О, компания", - сказал он. "Те лошади во дворе - пять штук. У них императорские накидки. Это солдатская стоянка.”
“ Приветственные объятия. Я полагаю, это имеет значение.” Лестар подошел сзади, чтобы посмотреть. Лестар потянулся и положил руки на ноги трисма, чтобы поддержать его, если он упадет, потому что выступ был неглубоким, и равновесие Трисма было неустойчивым.
Ему удалось сдвинуть первую завитушку парчи на дюйм или два, и колония голубых мотыльков, размером с только что пролетевший пенни-соцветие, вылетела наружу и уселась на них обоих.
Тысяча щипков без пальцев.

Парча сдвинулась еще немного. Шторы были вырезаны из старого гобелена. Когда-то розовое, желтое и розовое, теперь оно было цвета грязи и пепла, но изуродованные лица светских чаровниц все еще проглядывали сквозь искаженные выражения. Мотыльки - это смерть парчовых властителей и хозяек, павильонов, розовых беседок и островов в каком-то невозможном море. Мотыльки съедают такие лица заживо. Они просто исследуют лица живых людей, и полуострова их предплечий, и выступы их грудных костей, и впадины их барабанных перепонок, которые, когда их слышат вблизи, грохочут так громко, что мотыльки не замечают.
“Верно”, - хрипло прошептал Трисм.
“Давай”, - ответил Лестар. “Мы должны вести себя тихо. Может быть, эти солдаты ищут не нас. Может быть, они слишком пьяны, чтобы помнить, что мы здесь. В любом случае, выхода нет. По крайней мере, пока они не уснут”.
“Мы могли бы выпрыгнуть из окна в реку”.
“Слишком поздно для этого; мы уже прыгнули. В любом случае, будем лежать тихо, а ночью попытаемся тихо уйти”.

 Отправлено: 27.11.22 19:35. Заголовок: 10 НЕСМОТРЯ НА УСТА..

10

НЕСМОТРЯ НА УСТАЛОСТЬ, они почти не спали. Наконец, в самую глухую ночь, они снова облачились в свою одежду и отважились выйти на лестницу. Из кладовки они стащили окорок, а с пастбища у реки - двух лошадей. Похоже, то, как Трисм общался с драконами, подсказало ему язык для успокоения лошадей.
Они повели лошадей вдоль кромки реки, где шум воды был лучшим укрытием. Через милю Трисм показал Лестару, как забираться в седло. Лестар никогда раньше не ездил верхом. “Я не уверен, что сегодня лучшая ночь для этого урока”, - сказал он. “Ой”.
“Это следующая часть истории. Итак, куда мы направляемся?”
“Мы идем вместе?”
“Похоже, что так оно и есть. По крайней мере, на данный момент.”
Лестар пожал плечами. “Мы должны пересечь реку Гилликин и держать Тихое озеро слева от нас.
На юг через дубовый лес. ”До фермы Яблочный Пресс", - подумал он, но пока не хотел этого говорить.
“Я не знаю этих мест, но если мы собираемся переправляться через реку, давайте не будем ждать моста.
Перейдем ее вброд, где сможем, и собьем с толку солдат, если они придут искать своих верховых.”
Луна почти зашла, но света было достаточно, чтобы лошади могли безопасно перебраться через воду. Они добрались до дальнего берега, который возвышался на видном месте. Оглядываясь назад, ребята могли видеть Приветственные объятия, которые они покинули. Отсюда, со своего второго этажа поменьше, он выглядел как старый покосившийся ботинок.
“Сапог Апостола”, - сказал Лестар.
“Апостол носит только сандалии, если судить по графической рекламе этой выставки. Эта выставка мускулов Апостола.”

Они ехали до рассвета, хотя и в безопасном медленном темпе, придерживаясь хорошо наезженных колей.
Постепенно небо посветлело, безрадостное и без дерзкого характера, похожее на патоку, растворяющуюся в молоке. Они надеялись, что поднимется ветер, который сдвинет колючий снег и скроет их следы, но этого не произошло.
К тому времени, когда они смогли различить собственное дыхание в холодном рассвете, они достигли края Сланцевой отмели. Они могли бы начать двигаться быстрее. Теперь они снова были видны друг другу, хотя при дневном свете было труднее смотреть друг другу в глаза. Они почти не разговаривали.

 Отправлено: 28.11.22 04:32. Заголовок: Осада 1

Осада

1

Сестра ТРАВНИЦА вытирала волосы полотенцем, когда сестра Врачевательница ворвалась в приемную. “Он вернулся”, - сказала она.
Сестре Травница не нужно было спрашивать, кто он такой. “С девушкой?”
"Нет. С мальчиком. Ну, я имею в виду молодого человека”.
“Приподними мою вуаль, хорошо, сестра? Я тороплюсь.”
На лестнице они встретили сестру Повариху. “Голодали оба, возможно, недоедал один, хотя я не врач, а всего лишь повар”, - сообщила она. “Они оба поглощают третью порцию колбасы с фасолью. Монтия Настоятельница ждет в своих покоях.”
Действительно, так оно и было. Ее руки были сложены на коленях, а глаза закрыты в молитве.
“Простите меня, сестры”, - сказала она, когда они вышли вперед. “Обязательства превыше преданности, я знаю. Не хотите ли присесть?”
“Мы слышали, что Лестар вернулся”, - сказала сестра Врачевательница. ”Мы хотели бы иметь возможность увидеть его". “Осмотреть его. Чтобы встретиться с ним.”
Монтия Настоятельница подняла брови. Сестра Травница покраснела. “Я просто имела в виду, что в нашей профессиональной практике было бы полезно узнать, в чем на самом деле заключалась причина его специфических недугов. Точно так же мы пребываем в полном неведении относительно применяемого лечения, которое помогло ему так быстро восстановиться”.
“Конечно”, - сказала Старшая Монтия. “И мне тоже не терпится узнать. Но сегодня утром у меня есть другие обязанности. Я полагаю, что нежданные гости заканчивают свой пост в трапезной, но я договорилась о встрече, чтобы дать совет другому нашему гостю в маленькой часовне. Я не думаю, что мне следует прерывать встречу с ней. Так что вы будете проводить собеседование совместно и отчитываться передо мной”.

“Да, матушка”.
Она отпустила их, но затем позвала вслед: “Сестры”.
Они повернулись.
“Женщинам вашего возраста и положения неприлично так бросаться. Молодые люди не уйдут”.
“Простите нас”, - сказала сестра-врачевательница. “Но, конечно, в последний раз, когда мы надеялись найти его, он ушел”.
“Он еще не просил ничего, но я полагаю, что он просит убежища”, - сказал старшая Монтия. “Я боюсь, что он уедет не очень скоро. У тебя есть время. Практикуйте сдержанность в выражении своего энтузиазма”.
“Да. Действительно. Вполне.”
“Вы можете идти”.
Они стояли там. “Идите!” - устало повторил Старшая Монтия.
Она снова закрыла глаза, но на этот раз не в молитве. Приближалась новая зима.
Еще одна зима в монастыре Святой Стеллы. Огонь, который не согрел бы ее бумажную кожу. Фрукты, которые в кладовой стали бы мучнистыми. Усилилось волнение среди монтий, потому что, когда в садах было меньше работы, в швейном цехе было больше сплетен и стервозности. Возникнут новые протечки, которые нужно будет устранять, а лихорадка сведет в могилу нескольких старых. Она гадала, настанет ли ее очередь.
Она не могла надеяться на это. Она не надеялась на это. Но награды зимнего сезона казались богаче в ее детских воспоминаниях, еще до того, как ей пришлось управлять этими надоедливыми женщинами — глупые жеманства Лурлинемас, которые даже убежденные в своей строгости монтии вспоминали с удовольствием — зрелище солнечного света, окрашивающего тени берез в снег, как белье синеет — то, как снег падал вверх а также вниз, если бы ветер был на своем пути — конечно, так возвращались птицы, возвращая пружину на место благодаря мелодии.
Больше всего ей запомнились сады ее детства, самые ранние цветы. Жонкилы, филаретты и подснежники, идеальные, как фарфоровые нагрудники Дома Дикси, которые украшали туалетный столик ее матери. Она уже много лет не видела филаретт, разве что в своем воображении. Как сладко было на это смотреть!
Она молилась о том, чтобы у нее были силы продержаться зиму. В наши дни, однако, она редко доходила до четвертой строчки любимой старой эпифодии, прежде чем ее мысли возвращались к какому-нибудь пастбищу или садовой прогулке ее юности.

"Внимание", - рявкнула она на себя и с трудом встала. Холод уже начал действовать на ее суставы. Она скрипнула, готовясь к утреннему разговору. Отметив неровность фланели, которой она вытирала лоб, она понадеялась, что гость монастыря, возможно, пришел предложить значительное пожертвование. Или хотя бы маленькое.
Но это было за пределами того, о чем Монтия настоятельница считала нужным молиться, поэтому она не стала тратить свою молитву в этом направлении.
Мудрость - это не понимание тайны, сказала она себе уже не в первый раз.
Мудрость - это принятие того, что тайна находится за пределами понимания. Вот что делает это таинственным.

РЕБЯТА ЧУТЬ НЕ ОПРОКИНУЛИСЬ на свои кофейные чашки. “Вы не выспались, вы всю ночь ехали верхом”, - неодобрительно сказала сестра-врачевательница. “Это в лучшем случае опасный путь, и рисковать им безрассудно, если ты не знаешь своего пути. Вы приехали из Изумрудного города?”
“Мы ходили вокруг да около”, - сказал Лестар.
Сестра Врачевательница объяснила, что она и сестра Травница недолго ухаживали за Лестаром, когда его доставил Оутси Манглхэнд, проводник пути Грасстрайл. “Ты что-нибудь помнишь об этом?” - настаивала она.
“Я очень мало о чем знаю”, - сказал он. “Я в значительной степени бесполезен”.
“Как думаешь, есть еще сыр?” - спросил Трисм, осушая кружку эля.
“Боюсь, вы пробыли здесь несколько недель”, - заметила сестра-врачевательница Лестару. “Без помощи нашей общины вы, несомненно, умерли бы”.
“Прогони эту мысль. Я жив, чего бы это ни стоило.”
“Что сестра Врачевательница пытается выяснить в своей пугливой манере, так это как Кандела это сделала”, - перебила сестра Травница. “Она была нема, как сирень, и казалась не слишком хитрой.
И все же с тобой ей удалось сотворить чудо.”
“Профессиональное любопытство требует, чтобы мы спросили, как”, - вставила сестра врачевательница.
“Профессиональная ревность тоже требует этого”, - признала сестра Травница.
“Я не знаю”. У мальчика был личный осмотр. “В любом случае, со мной не советовались”.
“О, она выщелкнула его, она взяла ланцет и пустила ему кровь, она высосала его яд, и это тоже хорошо”, - сказала старая монтия на скамейке неподалеку. Они не заметили ее там.

“Почему, матушка Якл!” - взревела сестра Врачевательница в манере матроны. “Ну разве вы не болтливы сегодня?” У нее было такое же морщинистое выражение лица, как и у сестры Травницы. Болтливая старуха. Должна быть в апартаментах с другими бестолковыми старушками.
“У нее хороший инстинкт, у этой Канделы”, - сказала Якл. “Олухи по-своему достаточно приятны в постели, но нужна дочь Лурлины, чтобы вытянуть молоко, которое могут приготовить только мальчики...”
“Позор и скандал на весь дом”, - сказала сестра Травница. “Джентльмены, простите ее.
Вы знаете, в этом возрасте их разум блуждает, и чувство приличия сильно пошатывается.”
Лестар повернулся, чтобы посмотреть на женщину. Ее вуаль была сдвинута вперед, но были видны раздутые ноздри ее длинного грубого носа. “Это вы направили нас на ферму в заросшем саду?” - спросил он.
“Она никогда!” - сказала сестра Травница. “Лестар, это вчерашняя картошка, и к тому же пюре. Не обращай на нее внимания.”
Низким голосом, почти мужским по грубости, матушка Якл медленно ответила: “Я не лезу не в свое дело”.
“Конечно, вы знаете”, - сказала сестра Врачевательница.
“Но на вашем месте я бы отправила этих солдатских лошадей в путь", - продолжала матушка Якл.
"Вы же не хотите, чтобы их нашли на территории, я бы не сомневалась”. Лестар пожал плечами, затем кивнул.
“Послушайте, - сказала сестра врачевательница, - здесь не место для разговоров. Заканчивайте, ребята; нам нужно поговорить по душам.”
Но Трисм заснул, откинувшись на спинку стула, и веки Лестара опускались, пока они наблюдали. Монтиям ничего не оставалось, как показать им койки в гостевых покоях, найти одеяла и ретироваться.

 Отправлено: 28.11.22 07:54. Заголовок: 2

2

ЛЕСТАР, ПОЧТИ ЗАСНУВШИЙ, ворочался взад-вперед на комковатой соломе подстилки. Это было так, как если бы он был здесь раньше.
Что ж, он это сделал, но достаточно слабо. В детстве он больше обращал внимание на подолы юбок Бастинды, на еду в деревянных мисках. Ужасно много овсяной каши. А совсем недавно он был сломлен и лишен разума, блуждая по своему прошлому в лихорадочном состоянии. Даже в ту ночь, когда они с Канделой покинули монастырь, и она помогла ему двигаться, почти несла его на спине вниз по лестнице, в коридорах было темно. Он рухнул в повозку, запряженную ослом, и почти сразу погрузился в настоящий сон, сон усталости, а не путешествия.
Он вспомнил, что это было его первое опасение по поводу Канделы. Промах с силой и волей вьючной лошади. Она была почти голая, и матушка Якл набросила ей на плечи плащ. Снова здесь, в монастыре, Лестар попытался погрузиться в это недавнее воспоминание, как он научился погружаться в другие воспоминания. Возможно, еще предстояло что-то понять в том, действительно ли он спал с ней, оплодотворил ее... более того, мог ли он любить ее и каким образом.
Теперь — в тысяче трудных одиноких миль от Трисма, который храпел в ярде к востоку — Лестар повернулся лицом к стене. Кандела была для него шифром, сладким и неуловимым, а воспоминание было хрупким. Больше он ничего не мог из него извлечь, ничего полезного. Чтобы отвлечься, в своем сердце и памяти он прошелся и осмотрел корпус "монастыря", проводя своего рода спектральное наблюдение.
Это место выдавало его происхождение как садовника. Это был укрепленный дом, расположенный здесь, на небольшом лесистом возвышении, оазис деревьев на сланцевых отмелях. На первом этаже не было окон, а входная дверь была укреплена железными скобами. Позади кухня выходила на засаленный ров, пересеченный простым подъемным мостом. Огородные участки и коровник находились за ними.
Монастырь не обеспечил бы достаточной защиты во время осады. Это место было высоким и, на данном этапе своей истории, ненадежным очень долго. В любой попытке получить незаконный доступ современные полицейские силы могут быть замедлены, но они не будут остановлены.
Тем не менее, по крайней мере, несколько коров можно было загнать в гостиную, а сено сложить под лестницей. Плоды урожая теснились на полках и в кладовых, а буфет ломился от кровяной колбасы, сушеной баранины и девяти сортов салями, не говоря уже о сырах. Там был грибной погреб и корзина с высушенными рыбными фрагментами.
И много вина, и эта замечательная редкость в сельском заведении - внутренний колодец.
В своих мечтах он проверял шкафы на наличие винтовок, он прочесывал каждую комнату в поисках шкафов, которые можно было бы придвинуть к окнам. Он не видел, чтобы Монтия настоятельница задавала вопросы своему уважаемому гостю о графике выплат предлагаемого выгодного аннуитета. Он не видел, как матушка Якл клевала носом во время своего утреннего сна на солнце. Он не видел и не подслушивал, как сестра Врачевательница и сестра Травница тихонько препирались в своей общей кабинке о том, как им следует действовать дальше. В комнатах не было послушников, монтий, гостей, пауков, мышей, клопов и любого присутствия Неназванного Бога, которое он мог определить.
То, что он увидел в самой верхней комнате, где он лежал, было фигурой на стуле с тростниковым дном, сидящей вдали от света и заламывающей руки. Ее темные волосы были собраны в пучок на голове, не заботясь ни об опрятности, ни о приличиях, просто чтобы убрать их с пути. Ее глаза были закрыты, но он не думал, что она могла молиться. Он не знал, что она делает. У ее ног стояла большая корзина, сплетенная из прутьев. Он не стал вникать в это, он не мог. Время от времени ее босая нога высовывалась из-под темного подола юбки и слегка толкала корзину, и из-за округлого дна корзина некоторое время раскачивалась. Затем зеленая ножка появлялась снова и начинала раскачиваться заново.
ОН ВЗДРОГНУЛ И ПРОСНУЛСЯ. Был полдень, и в доме пахло теплыми яйцами с луком-пореем и капустой на обед. Трисм все еще спал, его волосы были откинуты назад на подушку. Стук лошадиных копыт становился все громче. Лестар решил разбудить Тризма.

 Отправлено: 28.11.22 09:01. Заголовок: 3

3

“ОНИ ИЩУТ двух человек”, - сказала сестра Врачевательница.
“Действительно”, - сказал Старшая Монтия.
“Говорят, что один похитил другого”.
” Похоже, наши гости более знакомы, чем заложник и похититель, вам не кажется?"
“Ну— да”.
“Так что скажите солдатам, что мы не видели людей, которых они ищут, и пожелайте им хорошего дня”.
“Дело в том, - сказала сестра врачевательница, - что они, как говорят, довольно опасны, эти ребята. В акте осквернения они повредили базилику Императора в Изумрудном городе, вызвав гибель драконов.”
“Как ужасно. Хотя я не думаю, что наши двое выглядят очень опасными. Недоедают, если хотите знать мое мнение, и, возможно, не уверены в своих эмоциях, но не опасны.” Сестра-врачевательница вернулась. “Мне сказали, что одного из двоих, которых они ищут, зовут Лестар”.
«Понимаю. Что ж, скажи им, что его здесь нет.”

“Матушка настоятельница. Я сомневаюсь в вашей... порядочности. Разве это не ложь?”
“Ну, если одного из двух, которых они ищут, зовут Лестар, то одного не зовут Лестар. Так что ответьте по этому поводу и скажите, что его здесь нет”.
“Это коварно, матушка настоятельница”.
“Я стара и запуталась. Списывай все на это, если хочешь себя утешить, ” резко ответила она. “Но я все еще главная, сестра, так что делайте, как я говорю”. Сестра-врачевательница вернулась в третий раз. “Они более откровенны. Командир говорит, что они ищут Лестара Троппа, сына Злой ведьмы Востока.”
“Пока я живу и дышу, сестра врачевательница! Вы проявляете больше уважения к моей власти, чем это полезно. Нужно ли мне придумывать все возражения? Неужели ты никогда не будешь думать сама за себя? Насколько мне известно, не было окончательно установлено, что Лестар - сын ведьмы. Итак, опять же, поскольку мы не можем с уверенностью сказать, что человек, которого они ищут, находится здесь, они должны вести свои поиски в другом месте. Дай им мое благословение и скажи, чтобы они поторопились, или я должна прийти и сделать это сама?”
Сестра-врачевательница выкрикнула это сообщение из окон скриптория. Командир крикнул в ответ: “Если вы не укрываете преступников, почему ваши двери заблокированы?”
“Весенняя уборка”.
“Сейчас ранняя зима, сестра Тупоголовая”.
“Мы отстаем от графика. Мы были ужасно заняты.”
“Заняты укрывательством преступников?”
“Я ненавижу быть грубой, но у меня есть работа, которую нужно сделать. До свидания”.
Ближе к вечеру стук камней в дверь стал невыносимым, и Монтия настоятельница сама подошла к окну. Вооруженному контингенту пришлось прервать атаку, чтобы услышать ее дрожащий голос.
“Сейчас неподходящее время для звонка”, - сказала она. “Во-первых, у женщин в сообществе, склонных к совместным менструациям, вы обнаруживаете целую семью ужасно раздражительных и бескомпромиссных людей. Мы не в состоянии разместить гарнизон солдат, как бы грубо они ни колотили в наши двери. Пожалуйста, уходите немедленно”.
“Матушка настоятельница”, - сказал Командир. “Этот дом получил свой первоначальный устав от Дворца, и именно с разрешения Дворца я прихожу и требую доступа.
Ваше изученное сопротивление доказывает, что вы укрываете преступников. Мы знаем, что прошлой ночью они остановились в гостинице, и сегодня они не могли пройти намного дальше, чем здесь.”

“Вопросы власти вызывают недоумение, я согласна, - ответила пожилая женщина, - и я бы с удовольствием постояла здесь на ледяном ветру и подробно обсудила их, но мои древние легкие этого не выдержат.
Наш первоначальный устав, через нашу материнскую часовню в Изумрудном городе, действительно исходит от Дворца, я признаю. Но я напомню вам, что дворец, о котором идет речь, был дворцом короны Озмы много поколений назад, и в любом случае мы заслужили право на самоуправление”.
“Дворец Озмы давно закончился, и теперь зовет Дворец Императора. Он пользуется благосклонностью юнионистов, и благодаря его апостольству вы находитесь в его подчинении”.
“Он император-парвеню, и он не говорит со мной от имени Неназванного Бога”, - воскликнула она. “И если бы он не попросил об этом, я больше не стал бы говорить с ним о Неназванном Боге. Я отвергаю его целесообразную и собственническую веру. Мы стоим здесь на наших собственных обмороженных ногах, без извинений и без преклонения колен”.
“Является ли это признаком того, что монастырь Святой Стеллы одобрил и даже контролировал публикацию недавних предательских листовок, нападающих на духовную легитимность императора?”
Старшая Монтия сделала совершенно нехарактерный жест.
“Вряд ли это тот ответ, который признали бы суды. Добрая матушка Монтия, — последовал ответ, - давайте не будем отвлекаться на роскошь теологии...”
”Для меня это не роскошь, поверьте мне..."
“Я знаю человека, которого вы укрываете. Я встретил его, когда он был всего лишь мальчиком, в замке Киамо Ко в Келлсе. Когда судьба снова привела его на мой путь, и не один раз, а дважды, я заподозрил, что в нем есть задатки зачинщика. Я сделал своим долгом убедить его в правоте дела Изумрудного города. Возможно, он знает об Бастинде или о ее пропавшей Гриммерии. Я назначил его своим секретарем в Куойре. Я повысил его в должности. Я был его отцом, как мог. Теперь послушайте: он не был ровней Бастинде. Он не мог быть ее сыном — слишком послушный и покладистый. Но он должен сдаться, несмотря ни на что. Он похитил солдата императора и разрушил базилику армии.”
“Командир, - ответила Старшая Монтия, - вы можете поберечь дыхание. И вы можете опустить эти архаичные арбалеты или что там у вас наготове. У нас гости, которых вам было бы неприлично беспокоить.”
Она повернулась и поманила его. В окне появилась фигура и откинула шаль со лба. Блеск в бровях выделялся в падающем свете. Командир Лан Пирот сделал жест, и люди опустили оружие, когда старшая Монтия произнесла нараспев: “Вдова лорда Чаффри, бывший министр престола страны Оз, совершает религиозное поломничество в монастырь, который носит то же название, что и она. Леди Стелла.”

 Отправлено: 28.11.22 09:14. Заголовок: 4

4

ПОСЛУШНИЦА ОТКРЫЛА ДВЕРЬ для Лестара и указала ему на отделанную простыми панелями гостиную, после чего беззвучно закрыла за ним дверь.
“Мне сказали, что вы были в деревне”, - сказал Лестар.
“Да я была”, - ответила Стелла. “Так и есть. Я намеревалась отправиться из Мокбеггар—холла, нашего — ну, моего - загородного дома, чтобы завещать это поместье. Знаете, лорд Чаффри оставил меня довольно богатой, и я подумала, что пришло время помочь женщинам в их добрых делах.
“Но когда мой помощник дворецкого прибыл прошлой ночью верхом на лошади с новостями о нападении на базилику, я решила изменить свое расписание и сразу же приехать сюда. У меня есть обязательства по отношению к этому дому, и я хотела, чтобы мое новое завещание было зарегистрировано до того, как будут предприняты какие-либо шаги в направлении ликвидации”.
Ее очарование было еще более нелепым и привлекательным в этой обстановке. “Приятно видеть знакомое лицо”, - сказал Лестар.
“Полагаю, я не должна удивляться, обнаружив тебя здесь. В конце концов, Бастинда была здесь какое-то время, ты же знаешь. Это одна из причин, по которой мне нравится поддерживать это”.
“Я знаю, что она была”.
“Она ухаживала за умирающими”.
“И живыми”, - сказал он, вспомнив свой сон о корзине. “Я сожалею о вашем муже”.
“О, хорошо”. Она пренебрежительно махнула рукой, но затем приложила к ноздре обрывок кружевного платка. “Мы в основном шли своими путями; это был такой брак. Теперь он пошел своим путем навсегда. Я скучаю по нему больше, чем когда-либо показывала, пока он был жив. Полагаю, я переживу это”.
Она почти мгновенно приободрилась. “Теперь расскажи мне о себе. Последнее, что я помню, это как ты направлялся в Южную лестницу, чтобы найти какого-то маленького друга или что-то в этом роде. Я потеряла представление о том, что произошло. Что ж, нужно было управлять судом и подавлять различные путчи.” Она посмотрела на него. “Нет, я полагаю, с моей стороны было безжалостно забыть о тебе, как только ты ушел. Я никогда не умела ладить с людьми. Мне очень жаль.” Лестар вспомнил, что на мгновение понадеялся на Стеллу как на мать. Он отогнал эту мысль в сторону. “Ты знаешь императора”, - сказал он. “Не кто иной, как Шелл. Младший брат Бастинды.”

“Разве она не удивилась бы, узнав, что ее брат стал преемником Гудвина!” Она выглядела печальной.
“Удивление”, - сказал Лестар. “Это один из способов выразить это”.
“Ну, да. Она была бы возмущена. Благочестие как новый политический афродизиак. Я полагаю, это то, что ты имеешь в виду.”
Он пожал плечами. “Что кто—то почувствует после ее смерти - это понятие мало что значит для меня. Она не чувствует. Все, что от нее осталось — тени и отголоски, угасающие с каждым часом.” Стелла закрыла свой требник с легким шлепком. В любом случае, она не уделяла должного внимания своим молитвам. “Этот надоедливый лозунг, который вы видите нацарапанным повсюду, правильный. Ты же знаешь, она действительно жива. Она знает.”
“У меня нет ничего общего с такого рода чувствами - рявкнул на нее Лестар. Все мясники и простаки ”живут" в этом смысле".
Стелла вздернула подбородок. “Нет, Лестар. Она жива. Люди поют о ней. Вы бы не догадались об этом, будучи вами, но они догадываются. Вокруг ее имени царит музыкальный шум; есть вещи, которые люди помнят и передают дальше”.
“Люди могут передавать ложь и надежды так же, как осколки памяти”.
“Ты отказываешься утешаться, не так ли? Что ж, это самое лучшее доказательство того, что ты ее родственник. Она была такой же. Точно такой же.”

 Отправлено: 28.11.22 14:01. Заголовок: 5

5

СИТУАЦИЯ, как заключила в тот вечер старшая Монтия, была решительно неурегулированной.
Разведывая из самых высоких окон во всех направлениях, послушники сообщили, что несколько десятков вооруженных всадников, судя по признакам, разбили лагерь на Сланцевых отмелях. Они проникли в огороды и рылись в сарае в поисках кабачков и тому подобного. “Кажется бесчувственным не накормить их, - сказала старшая Монтия, - но я полагаю, что это может создать неверное впечатление”.
Лестар и Трисм попросили аудиенции, и она села с ними на скамейку у подножия лестницы. “Мы не можем допустить, чтобы дом подвергался опасности из-за нас”, - сказал Лестар.
“Между нами, Трисм и я, работая в ополчении, мы были ответственны за достаточное количество человеческих жертв. Мы не знали, что драконы взорвутся. Мы не собирались разрушать базилику. Мы не знаем, были ли в этой катастрофе человеческие жертвы. Мы не хотим причинять дальнейшего ущерба, если мы можем этому помочь. Мы отдадим себя им”.
“Поскольку это может облегчить ваши мысли на этот счет, я скажу вам, что я не слышал ни о каких человеческих жертвах в результате обрушения базилики”, - сказал Монтия настоятельница. “В конце концов, была полночь. Место было пустынным, даже боковые сараи и кладовые, которые избежали разрушения падающими обломками. Однако я подозреваю, что ваши враги воображают, что базилика была вашей настоящей целью, а смерть драконов — как они это называют в наши дни? — сопутствующий ущерб. Что касается вашего предложения о том, что вам следует явиться с повинной, позвольте мне обсудить его на совете, прежде чем вы примете свои решения.”
“Что такое совет?” - спросил Трисм.
“Я не знаю. Я собираюсь выяснить”, - ответила она.

ОНИ СОБРАЛИСЬ В ЧАСОВНЕ, единственной комнате в монастыре, достаточно большой, чтобы вместить всех жителей и гостей. Вечерние богослужения обычно проходили поочередно, некоторые служанки занимались мытьем посуды на кухне или присматривали за престарелыми, в то время как остальные погружались в тихую молитву или ранний сон. Сегодня вечером Монтия Настоятельница попросила присутствовать всех, даже таких отставных монтий, как матушка Якл, которые были на грани смерти.
Леди Стелла, хоть и была благотворительницей, отказалась от места на возвышении впереди, и она сняла свой фирменный воротник с бриллиантами, чтобы надеть более спокойную льняную оборку. Лестар и Трисм, незнакомые с этими традициями, остались стоять. Старших монтий сопровождали внутрь, при необходимости в креслах на колесиках; новички занимали свои места на коленях, пока Старшая Монтия не указывал, что им следует сесть. “Это не молитва”, - сказала она. “Что-то вроде этого, но не совсем молитва”.
Она с трудом села. После короткого молчания сестра Знаний произнесла провокационную речь ровным голосом, хотя ее сладкий, похожий на колокольчик, голос дрожал. Они все были на взводе.
“Сестры, матери, друзья и семья. Я буду краткой. Наша традиция благотворительности, подкрепленная нашими клятвами, приводит нас этим вечером к конфликту, которого никто из нас раньше не ожидал и не испытывал. Какой бы щедрой ни была десятина леди Стеллы, я сомневаюсь, что она восстановит этот дом, если армия Императора разграбит его.
“Мы - маленький дом, миссионерский пост на дороге, на полпути между нашей материнской часовней в Изумрудном городе и остальным миром. Временами наша изоляция была причиной одиночества, но также способствовала миру и защите. Возможно, даже провокация — но я пропускаю это мимо ушей. Сегодня вечером мы не изолированы и не умиротворены. Это истина, которую мы должны принять.
“Я старая женщина. Я была воспитана как новичок в почтенной практике послушания.
В рамках нашего ордена я следовала инструкциям, в том числе тем, которые требовали от меня много лет назад взять на себя ответственность за этот монастырь и управлять им до самой смерти.
“Я все еще верю в послушание. Даже когда солдаты разбивают лагерь за нашими стенами и, вполне вероятно, вызывают подкрепление, я должна подчиняться желаниям сил, которые поместили меня сюда.

“Когда я говорю эти слова, мои дорогие друзья, я слышу в них эхо замечаний императора. Он исповедует подчинение высшим целям и намерениям Неназванного Бога. Бог - это рупор, а Император - его ударная рука. Первое копье.
“Я не встречалась с императором и не встречусь. Я бы отклонила приглашение, если бы оно было предложено. Император захватил великую силу веры и направил ее на дальнейшее процветание и господство Города. Кто может спорить с человеком, у которого голос Неназванного Бога говорит исключительно ему на ухо? Не я. Я никогда не слышала такого голоса.
Я слышала только эхо, которое все еще отдается эхом, когда Безымянный Бог перестал говорить, и мир занялся самим собой.
“В нашем доме мы исповедуем веру в то, что Неназванный Бог создал нас по своему подобию и по своему образу, и это должно было расширить нас, чтобы мы были подобны Неназванному Богу. Я боюсь, что в Изумрудном городе они переделали Неназванного Бога по своему образу и подобию, и это принижает и предает божество. Можно ли принизить Безымянного Бога, спросите вы. Нет, конечно, нет.
Но божество может остаться неузнанным и вернуться к тайне”. Сестры пошевелились. Многие послушники не знали об отступничестве императора, и они были не в состоянии ориентироваться на отмелях теократии. Старшая Монтия заметила это.
Она встала. “Принесите мне еще два стула, один справа от меня и один слева”, - сказала она.
Это было сделано.
“Неназванный Бог скрывается в тайне и не особенно локализован в моем сердце, мои дорогие. Ни у императора. Тайна в равной степени в твоем сердце, как и в моем, и в... духе деревьев и... музыке воды. Что-то в этом роде. В память о наших старейшинах. В надежде на новорожденного.
“Сегодня вечером я нарушаю традицию нашего дома, поскольку решения, которые сейчас предстоит принять, касаются не только моей, но и вашей жизни. Я стара; с радостью я бы отправилась за своей сладкой наградой этим вечером, если бы она была предоставлена мне буквальным копьем Императора. Я не могу просить вас о том же.
Поэтому я желаю, чтобы отныне монастырь — даже если наше пребывание здесь продлится только до рассвета — управлялся не одним голосом, а тройкой голосов. Если бы несогласные не находились за пределами наших стен, я бы поинтересовалась вашим мнением и призвала к голосованию.
Время не позволяет мне этого допустить. В крайнем случае, наша семья монтий примет руководство троих. Сестра врачевательница, не могли бы вы подняться на стул?” Сестра-врачевательница разинула рот. Она на мгновение сжала руку сестры Травницыь и двинулась вперед.
Сестра Травница задрожала и подвинулась на край своего сиденья, примостившись так, чтобы к ней можно было подойти.
“Я займу второе место”, - сказал Старшая Монтия. “Может, я и стара, но я не мертва”. В комнате было так тихо, что звуки лошадиного ржания и топота снаружи доносились сквозь холод.

“Третье кресло я оставляю за новичком, известным как Кандела”, - объявила Монтия настоятельница. “У меня есть подозрение, что мы увидим ее снова. Как долго, я не знаю. Но нам нужна мудрость возраста, сила духа и инициатива молодежи. С этого момента мое абсолютное командование этим учреждением прекращается. Я запишу это так в Журнал учета дома, прежде чем уйду на покой. А теперь давайте посмотрим, как у нас дела.” Сестра Травница прикусила губу и попыталась почувствовать себя скорее смиренной, чем униженной.
Юбки зашуршали, когда женщины переступили с ноги на ногу. Слабый шепот, невиданный в часовне, звучал, как далекий ветер. Монтия настоятельница уткнулась лбом в пальцы и глубоко вздохнула, чувствуя, что мир совершенно изменился, и задаваясь вопросом, как быстро она пожалеет об этом поступке.
В наступившей тишине леди Стелла встала. Сдержанность не была ее обычной чертой, но с нее было довольно: и в любом случае, разве Монтия настоятельница не призывала к духу сотрудничества? “Если мне позволено говорить”, - начала она тоном, подразумевавшим, что она знала, что ей нельзя отказать, “даже если армия прорвется через оборону этого монастыря, они не смогут причинить вам, добрым женщинам, большого вреда. Здесь не будет ни кровопролития, ни изнасилований. Не тогда, когда я нахожусь в доме. Делайте из этого что хотите, даже несмотря на то, что я ушла в отставку с того, что считалось государственной службой, меня все еще считают другом правительства. Ко мне прислушиваются все общественные деятели в стране. Армия достаточно хорошо знает, что они не могут оскорблять вас, пока я свидетель, — и они не тронут меня. Они не осмелются.”
Она добавила: “Я леди Стелла”, на случай, если кто-то из младших послушниц еще не понял.
“Нужны не девочки”, - сказала сестра Врачевательница. “Эти мальчики”.
“Не стоит недооценивать то, что могут сделать люди в порыве страсти”, - сказала Старшая Монтия. “Наша честность мало что значит для мира за пределами наших стен, а обязательства нашей жизни так же дешевы, как выброшенное зерно на непригодных полях. И все же, сестра врачевательница, вы правы. Армия ищет двух молодых людей, но они не знают наверняка, что они здесь.”
Лестар сказал: “Я не думаю, что метла выдержит двоих, но Трисм мог бы подняться на крепостные стены поздно ночью и улететь в безопасное место. Тогда остался бы только я, и какую бы судьбу я ни заслужил, я должен встретить ее сам”.
В комнате стало решительно прохладно. “Значит, слухи о метле правдивы?” - спросила сестра Врачевательница. Монтия настоятельница сделала несколько влажных вдохов уголками рта.
Лестар пожал плечами, но не мог этого отрицать. Со стороны безумная мамаша Якл крикнула: “Конечно, слухи верны. Метла была из этого самого дома. Я сама подарила его сестре Святой Бастинде много лет назад. Неужели я единственная, кто достаточно сконцентрирован, чтобы знать это?” Часом раньше ее, возможно, заставили бы замолчать, и Старшая Монтия начала говорить.
Но сестра Врачевательница подняла руку и остановила комментарий матери Монтий, заметив: “Вы были тихой в течение десяти лет, матушка Якл, но в последнее время вы немного пришли в себя. Есть ли у вас что-нибудь добавить, что мы должны знать?”
“Я не разговариваю, когда нечего сказать”, - сказала матушка Якл. “Все, что я должен добавить, это то, что Бастинда должна быть здесь, чтобы увидеть этот час”.
“У тебя необычная ассоциация с— Ведьмой Востока”.

”Да, я знаю", — сказала матушка Якл. “Я, кажется, оказалась на обочине ее жизни, как вы могли бы сказать, в качестве свидетеля. Я зол, как клоп, так что никому не нужно присутствовать, но я приняла некоторую меру ее силы. О! — но она должна быть здесь, чтобы увидеть этот час”.
“Матушка Якл? Ангел”хранитель? - позвала сестра Врачевательница.
“Ну... во всяком случае, подергивание стража”, — ответила пожилая женщина.
Лестар задрожал и снова подумал о своем бессилии и о своих мечтаниях в этих стенах. Теперь он вспомнил то, чего не видел раньше: в углу комнаты, где зеленокожая послушница сидела, качая колыбель, к комоду была прислонена метла.
“Есть ли другие замечания?” - спросила сестра Врачевательница.
Несколько шокированные происходящим, монтии тихо перешептывались, но больше никто не произносил ни слова, пока сестра Травница не встала и не сказала: “Матушка монтия, я хотела бы поаплодировать вам за ваше мужество и вашу мудрость”.
Слезы внезапно потекли из глаз старой монтии, когда ее дом, до единого человека, встал и засвидетельствовал свое почтение. Снаружи лошади шарахнулись, а мужчины вздрогнули от внезапного шума дождя из окон часовни.

МЕТЛА, ОДНАКО, не понесла бы Трисма. В его руках это было не больше, чем метла. “Похоже, мне не хватает должного мужества”, - сказал он.
“Может быть, она потеряла свою силу”, - сказал Лестар, но в его собственной руке предмет снова ожил, взбрыкивая, как жеребенок.
“Мы могли бы проявить ловкость рук, спрятав только одного человека”, - сказала леди Стелла. “В конце концов, как вы заметили, они ищут вас двоих. Возможно, Тризма можно было бы выдать за моего телохранителя. В конце концов, это было не похоже на меня - рискнуть прийти сюда без телохранителя, хотя я и сделала это. Иногда мне нравится ставить в тупик даже саму себя”, - объяснила она. “Это не сложно”.

“Если люди, которые держат нас в осаде, узнают Трисма из казарм в Изумрудном городе, он будет арестован”, - сказала сестра Врачевательница.
“Ну, раньше я была хороша в перфекционизме”, - сказала Стелла. “И я могла бы творить чудеса с кисточкой для румян. У него широкие плечи для мужчины, но он достаточно симпатичный, и немного перекиси на волосах на лице, которые так удобно светлые... — Она тряхнула своими кудрями. “Ну, я никогда не путешествую без этого”.
“Я думаю, что нет”, - сказал Трисм стальным голосом.
“Тогда нам придется воспользоваться шансом выдать вас за мою служанку”, - сказала леди Стелла. “Лестар уедет сегодня вечером на метле, а завтра утром я выеду с Трисмом рядом со мной и ничего не буду объяснять. Если вы решите тогда открыть свои двери солдатам, они не найдут здесь ничего предосудительного. Я буду ждать за вашими воротами в качестве очевидного свидетеля, пока их обыск не будет завершен. Если они так жаждут крови, они не будут задерживаться здесь, а устремятся в другое место”.
“Но куда ты пойдешь?” - спросила Тризма Старшая Монтия. К этому времени они удалились в ее кабинет, и она откинулась на потертую кожу своего кресла.
“Если Трисм сможет добраться, он должен попытаться найти Пресс Яблочную ферму”, - сказал Лестар. “Он мог бы переправить Канделу в безопасное место в другом месте. Солдаты императора смутно ориентируются в этом направлении, и это место уже было обнаружено и разграблено головорезами и вандалами по крайней мере один раз. Похоже, он использовался как подпольный печатный станок для антиправительственной пропаганды”.
“Да, - скромно сказала старшая Монтия, - так мне сказали”.
“Ты мне друг и даже как брат я бы попытался найти эту ферму”, - сказал Трисм. “И я заберу поцарапанные лица, чтобы их не нашли здесь, когда армия начнет обыск”.
“Что касается меня, - продолжил Лестар, - я кое-чему научился у вас”. Он посмотрел на Старшую Монтию, которая собиралась кивнуть. “Я пообещал попытаться выполнить задание, и я сделал вот что: я помог очистить небо от драконов, которые нападали на путешественников и вызывали страх и подозрения у отдаленных племен. Я закончу свою работу до того, как произойдет что-нибудь еще. Я должен сообщить Конференции птиц, что на данный момент они свободны собираться, летать, вести свою жизнь без этой неоправданной угрозы. С помощью ведьминой метлы и без вмешательства драконьих когтей я смогу справиться с этим в ближайшее время.
“Помимо этого, - сказал он, - мне нужно свести другие счеты. Много лет назад я отправился на поиски Нор, девушки, с которой провел несколько детских лет.”
“Но, Лестар, - сказала сестра Врачевательница, - принцесса Настойя ожидает твоего возвращения”. Лестар вздрогнул. “Я предполагал, что она давно умерла”.
“Она пыталась умереть и пыталась не умереть, сложный набор намерений”, - сказала сестра Врачевательница. “Она упомянула тебя, Лестар”.
“Я не знаю, что я могу для нее сделать. У меня нет навыков Бастинды, ни по наследству, ни благодаря обучению.”
Они сидели молча, пока он переживал это. “В выборе того, что делать дальше, я испытываю затруднения. С одной стороны, вы говорите, что принцесса Настойя стара, страдает и хочет умереть.”
“Да”, - устало сказала Старшая Монтия. “Мне знакомо это чувство”.
“С другой стороны, Нор молода, и у нее впереди целая жизнь, и, возможно, лучше сначала помочь ей, если я смогу”.
Они ждали; ветер слегка шелестел в трубе.
“Я вернусь к принцессе Настойе”, - сказал он им. “Я знаю, что не смогу помочь ей отделить ее человеческую личину от ее слоновьей природы. Я не обладаю талантами. Но если я смогу подарить ей верность дружбы, я сделаю это”.
“Вы бы помогли старой карге из-за исчезнувшей девочки?” - спросила сестра Врачевательница. Ее чувство врачебной этики обострилось.
“Юная Нор сама нашла выход из Южной лестницы”, - сказала Лестар. “Что бы еще ни сделали с ее телом или разумом, у нее явно есть дух и хитрость. Я должен верить, что ее молодость будет продолжать защищать ее. И, может быть, сейчас она не нуждается в моей помощи—
хотя я не успокоюсь, пока не узнаю это наверняка. Тем временем, сестра врачевательница, вы говорите, что принцесса Настойя спрашивала обо мне. Десять лет назад я дал обещание попытаться помочь; я должен принести ей свои извинения, если не что иное. И если я смогу убедительно сообщить Скроу, что это не юнамата царапали лица одиноких путников, я, возможно, смогу помочь заключить договор о мире между двумя народами”.

“Разве это высокомерие - стремиться к такой большой награде?” - спросила сестра Врачевательница.
“Нет”, - сказала Монтия Настоятельница, ее глаза теперь были закрыты.
“Нет”, - сказал Лестар. “ Монтия Настоятельница показала мне это сегодня вечером. Если мы поделимся тем, что знаем, у нас может появиться шанс на борьбу. Этот дом, как святилище, может уцелеть. Страна и ее народы могут выжить”.
“Страна”, - сказал Старшая Монтия. Ее разум соскальзывал в сон. “О, действительно, да, страна Неназванного Бога...”
“Страна Оз, какой бы она ни была”, - сказал Лестар.

В подобии тоста за надежду они подняли воображаемые бокалы с шампанским, когда Монтия Настоятельница начала храпеть.

ГДЕ-ТО ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ сестра Травница провела Лестара и Трисма на чердак. Окно удобно выходило в то место, где два одинаковых пика крыши с обеих сторон сходились вместе, образуя долину между ними. Ограждение защищало эту часть крыши от взглядов людей, находящихся на земле.
Сестра травница сказала: “Сестра Врачевательница упомянула мне о твоих намерениях, Лестар. Я рада, что у меня есть возможность добавить то, о чем забыла сестра Врачевательница. Принцесса передала нам сообщение для вас, но, конечно, к тому времени, как мы вернулись, вы исчезли. Она сказала что-то о Нор и о том, что говорили о ней на улице. Я точно не помню, но она хочет тебе что-то сказать.”
Лестар сунул руку под плащ Ведьмы. Во внутреннем кармане он нащупал сложенный рисунок Нор, сделанный ее отцом. Он поморщился при воспоминании о детском почерке — короткие штрихи вниз, объемные буквы без скобок. Нор Фиеро .
Сестра Травница плотнее обернула накидку Лестара вокруг его груди, чтобы убедиться, что она не будет хлопать и привлекать ненужное внимание, когда он попытается сбежать. Она сунула ему в лацканы дополнительные буханки хлеба и пакетик с орехами и пожелала ему удачи. Затем она удалилась, чтобы дать им возможность побыть наедине для прощания.
“Знаешь, ни один из нас не может этого сделать”, - сказал Трисм. “Завтра до полудня мы оба можем быть мертвы”.
“Тогда хорошо быть живым”, - сказал Лестар. “Я имею в виду, в некотором роде”.
“Боюсь, я втянул тебя в это”, - сказал Трисм. “Я увидел тебя на поле с мячом и подумал, что отомщу тебе. Я не имел в виду такую сильную месть — либо то, что ты должен умереть, либо то, что мы должны расстаться вот так”.
“Я тоже вроде как искал тебя — ты просто увидел меня первым”, - ответил Лестар. “Все могло бы быть наоборот. В любом случае, какое это имеет значение? Мы здесь. Во всяком случае, вместе еще на мгновение.”
Через некоторое время Трисм сумел сказать: “Ты уверен, что сможешь летать в таком состоянии?”
“Что это за условие? Я был в таком состоянии всю свою жизнь”, - ответил Лестар. “Это единственное условие, которое я знаю. Горькая любовь, одиночество, презрение к коррупции, слепая надежда.
Это место, где я живу. Постоянное состояние тяжелой утраты. В этом нет ничего нового”. Они обняли друг друга в последний раз, и Лестар взобрался на метлу Злой ведьмы Востоа и почувствовал, как она поднимается под ним. Он не оглянулся на то место, где стоял Трисм. У него было мало талантов, как и у Лестара, и хотя полет на метле был одним из них, он не был достаточно опытен, чтобы рисковать сломать шею.
Однако другим его талантом было превращение памяти во что-то богатое и срочное. Он предполагал, что в оставшиеся ему часы или годы он будет помнить эффект Тризма ясно, без искажений, как тайный импульс, хранящийся в кармане где-то за сердцем.
Однако точный облик Трисма, его ощущение, вероятно, распались бы на неточности, на призрачную форму, невидимую, но воображаемую. Едва отличимый от дополнительного дымохода в долине, образованной панельными крышами монастыря.

 Отправлено: 29.11.22 04:50. Заголовок: Глаз ведьмы. Ночной полет 1

Глаз ведьмы
1
НОЧНОЙ ПОЛЕТ.

Сначала он держался низко, едва ли вдвое выше самых высоких деревьев. Ветры, пробивающиеся сквозь облачный покров, были злыми, словно хотели сбить его с ног. Внизу дубовый лес вздрагивал от зимнего шторма, похожий на шкуру огромного зверя, неуклюже идущего на полуночное свидание с самкой или ужином.
Затем облака поредели, и воздух стал еще холоднее. Он вспомнил о нападении драконов больше, чем хотел, — это вызвало тошнотворное чувство. Он не мог подняться намного выше, чем достиг до сих пор. И все же, быстро повернув голову влево, вправо, он смог разглядеть самую южную бухту Тихого озера и залив, где река Винкус впадала в Мертвое озеро. С этой точки зрения оба озера выглядели твердыми и мертвыми, как сланец.
Он пересек темную линию, проведенную рекой Винкус. Теперь он был на полпути к перевалу Кумбрисия, а это означало, что Яблочная ферма находилась где-то внизу. Как дела у Канделы? Он подумал о том, чтобы спуститься вниз и посмотреть.
Ты мог бы, сказал он себе. Теперь тебе не нужно беспокоиться о том, чтобы напугать ее, потому что, если ты появишься посреди ночи, она будет готова: она угадает подарок, почувствует твое приближение и приготовит чай к вашему приходу. И одеяла, и огонь, и кровать, хотя ты еще не готов снова лечь в ее постель, даже целомудренно.
Но нет, нет, продолжал он, — нет. Что, если она была с кем-то другим? Или что, если бы она ушла?
Или что, если коммандер Лан Пирот узнал Трисма, арестовал его и пытками заставил раскрыть тайник Лестара — и оттуда обнаружил Канделу? И похитил ее —
как он сделал это несколько лет назад! — в качестве своего рода возмездия за резню драконьего контингента, разрушение базилики?

Лестар учился мыслить в терминах последствий. Он отдавал должное стратегиям и ухищрениям императора. В любом случае, однако, забота о Канделе отвлекла бы Лестара от выполнения его миссии, как он обещал ей сделать. Пусть Трисм доберется туда в целости и сохранности и позаботится о ее нуждах, если сможет, если захочет. Времени, достаточного для того, чтобы я показал свое жалкое лицо и узнал, что будет дальше.
А пока он закончит то, что начал: по крайней мере, это.
Возможно, он заметил, как мигнула крыша фермерского дома, или он мог быть за много миль отсюда. Он не знал, и это не имело значения. Он не сводил глаз с предгорий Великих Келлов, которые с этой высоты уже начинали набухать, не столько по форме, сколько по изменению уровня тени.
Ветер усилился, когда он устремился вниз по западным склонам горного хребта страны Оз. Он потерял скорость, и потребовалось больше усилий, чтобы удержать метлу на курсе. Как езда на лошади по бушующей реке, подумал он, теперь, когда у него за плечами был некоторый опыт верховой езды, так сказать. В конце концов ему пришлось полностью спуститься на землю от изнеможения. Он нашел летний навес для пастуха, заброшенный на время сезона, растянулся под накидкой и быстро заснул, зажав метлу между руками и подперев подбородок, как самый костлявый из людей.

 Отправлено: 29.11.22 09:03. Заголовок: 2

2

НА РАССВЕТЕ ВЕТЕР СТИХ, и горы загорелись розоватым светом. Он покончил с небольшим ужином, приготовленным сестрой Травницей, и двинулся дальше.
Перевал Кумбрисия был выделен вечнозеленым цветом, характерным для подвесного ущелья, которое расширялось, как фартук, по мере спуска к равнине реки Винкус. Как зловещи выступы скал по обе стороны — насколько больше крепости обеспечивал ландшафт, чем Лестар предполагал. Неудивительно, что юнамата, Скроу и Арджики никогда не уступали промышленной мощи Гилликина или военной мощи Изумрудного города. И неудивительно, что драконы были важным событием — им пришлось бы потрудиться, чтобы проложить себе путь по этому продуваемому ветром проходу, но они бы справились. Если бы популяция драконов расширилась, и целый флот из них стал доступен для маневров, они могли бы обрушить разрушительный дождь даже на отдаленные популяции широко распространенных Винкусов.
И все еще может быть, Лестар знал. Стратегические знания, которые превратили этих драконов в оружие, не были бы потеряны из-за того, что Трисм дезертировал или базилика рухнула. Если ничего больше не произойдет, это был только вопрос времени, когда появится другой Трисм, который выполнит приказ своего начальства и соберет, возможно, еще более могущественную армию.
И все же сегодня наступил рассвет, а завтрашний день нельзя было предвидеть. Насколько было известно Лестару, ни один маг в мире еще не овладел искусством пророчества. Ни один достопочтенный епископ с его каналами к божественному, ни какой-либо механизм тонкого восприятия тиктока, ни даже самый хорошо обученный колдун с острейшим внутренним зрением, никогда точно не предсказывали, будет ли дождь на время пикника. Это было еще не наступившее Время, которое обладало самой сильной силой из всех, магией более могущественной, чем сами Келлы, магией более зеленой, чем вся зеленая страна Оз. Непостижимый, пугающий и волнующий одновременно.

ОН ОБНАРУЖИЛ, ЧТО НЕ МОЖЕТ пролететь мимо паса Кумбрисии. Его метла дергалась то в одну, то в другую сторону, как, как он слышал, могла бы поступить лошадь, которой приказали пересечь опасный мост. Он не знал, было ли это простым истощением, ослаблением его воли или какой-то магической или магнитной преградой, которую он не понимал. Он позволил себе снизиться, совершив серию длинных, зубчатых спусков, пока, наконец, не вышел на сушу на поляне и продолжил свое путешествие пешком.
Потребовалось время, чтобы найти место, где с ним говорил генерал Кайнот, старый суровый Скальный Орел, — остров в висячем тарне. Место казалось пустынным. Он не мог видеть ничего, кроме беспорядочно разбросанных перьев и неизбежного беспорядка помета. Может быть, они улетели куда-нибудь в более чистое место.
Пешком он продолжил путь на восток, потеряв счет времени. Одним из недостатков полета на метле было то, что его нос замерзал, а воздух на определенной высоте, хотя и был чист от песка, к тому же странно не имел запаха. Перевал Кумбрисии, напротив, был фестивалем запахов.
В гнезде на мысе он устроился на послеобеденный сон и не просыпался до рассвета... и он даже не был уверен, что это был рассвет следующего дня или еще когда-нибудь.
Тем не менее, он наконец отдохнул, отдохнул основательно и смог лучше разглядеть зимние ягоды в зарослях, стручки чичонги и редкую россыпь грецких орехов на земле. Десятки ручьев сбегали с обеих сторон большого ущелья и пересекались, иногда превращая дно перевала в холмы. Он не испытывал жажды. Он чувствовал, что чем дольше он идет, тем сильнее становится.
Наконец перевал Кумбрисия сделал свой последний крутой поворот, прежде чем открыться над прекрасным унылым пространством, насколько хватало глаз, холмистой прерии, известной как Тысячелетние луга. В неглубоких пещерах и вдоль уступов восточного склона Келлса, почти оглушенный постоянным ветром, Лестар встретился с тем, что осталось от Совещания Птиц.
Их число сократилось за короткое время, прошедшее с тех пор, как Лестар покинул перевал Кумбрисии.
Когда генерал Кайнот увидел Лестара, стоящего там - вот тебе и бдительность дозорных! - он взмахнул крыльями и строгим движением головы показал, что им следует отступить в ущелье, чтобы немного поболтать.
Несколько Птиц, увидев намерения генерала, отважились на шквальный ветер, чтобы присоединиться к беседе. Собралось несколько десятков, включая крапивника по имени Доси, который подзывал слепую, ковыляющую Цаплю

“Мы видим, вы вернули себе свою метлу”, - начал генерал без формальностей. “Я должен понимать, что он больше не функционирует как средство передвижения для полета, иначе вы бы не пришли пешком. И ты бы пришел раньше.”
“Я пришел так быстро, как только мог”, - сказал Лестар. “Что случилось?”
“Мы потеряли половину нашего числа, - сказал генерал, - или почти столько же. Юнамата бросились на нас, и так как мы боялись взлететь высоко, то попали в ряд сетей и ловушек, которые они установили поперек узкой части перевала. Едва ли кто-нибудь из нас не потерял товарища или родню.”
“Это на них не похоже”, - сказал Лестар. “Или не нравится их репутация. Они миролюбивый народ.”
Генерал впился взглядом в Лестара. “Нам пришлось покинуть Перевал, чтобы это не повторилось снова. Мы загнаны в угол на фоне неба, выставлены напоказ хищным драконам, и у нас нет достаточного запаса личинок и червей.”
Лестар сказал: “Я сожалею о нападении Юнамату. Такова стратегия императора — держать своих врагов занятыми тем, что они кусают друг друга. Это должно прекратиться. Нет никакого способа выжить без того, чтобы мы не заключили мир между собой”.
“Прошу прощения, сэр”, - пронзительно крикнула Крапивница Лестару, и генерал был слишком подавлен, чтобы утруждать себя исправлением ее терминологии. “Одно население не может заключить мир с другим силой”.
“Есть возможности”, - сказал Лестар. “Время драконов прошло, по крайней мере, на данный момент.
Ты снова можешь летать. Мы снова можем летать. И прежде чем может возникнуть следующая угроза, мы должны объединиться в... коалицию. Нет, не это: нация”.
“Что это за нация?” - рявкнул генерал.
“Нация ведьм!” - захихикал Удод. “Мне это нравится, правда”.
“Вы созвали конференцию по поводу набегов драконов”, - напомнил им Лестар.

“Флот драконов был уничтожен. Но эти драконы тоже были племенем: жестоко использованные, злобные, воспитанные, чтобы нанести удар, заключенные в тюрьму своим обучением. Мне не доставило радости отравить дракона, даже того, который напал и убил твой вид и мой. И все же настал момент снова взлететь. Не просто домой, не сейчас: но лети в бурю. Император уже послал стражу выследить меня, и он и ему подобные жестоко расправятся с любым, кто встанет у него на пути. Никто в Изумрудном городе не может противостоять ему, ибо он претендует на божественное право избранных — избранных не людьми, а Неназванным Богом. Кто может это оспорить? Мы все избранные, потому что мы здесь, и мы должны летать, спасая свои жизни. Мы должны показать себя как компания. Он послал драконов, чтобы напугать небеса: мы сами поднимем флаг прямо на него”. Генерал Кайнот сделал вид, что клюет себя в грудь в поисках паразитов. Когда он поднял голову, его глаза снова были сухими. “Нелегко доверять мудрости человеческой личности”, - признал он.
“Как и многие люди, ты можешь лгать. Ведет нас в ловушку. Обещая нам свободу и заманивая нас в засаду с еще большим количеством драконов. И все же у нас так мало вариантов, кроме как доверять. В конце концов, ты сын Ведьмы.”
“Не основывайте свое решение на ложной предпосылке”, - сказал Лестар. “Я никогда не узнаю наверняка, кем были мои родители. И даже если бы я это сделал, сын ведьмы может ошибаться так же, как и любой другой.
Позвольте нам лететь, потому что вы убеждены, что мы должны, а не потому, что я так говорю”.
“Я голосую ”за", - сказала Доузи.
”Я тоже, - сказала Цапля, - хотя, конечно, я больше не могу летать“.
“Я не призывал к голосованию”, - сказал Кайнот.
“Вот почему я проголосовала”, - ответила Доузи.
“Нация ведьм! Нация ведьм!” - сказал Удод.

ОНИ СТАРТОВАЛИ В ПОЛДЕНЬ, может быть, девяносто птиц, устремившись на восток навстречу порывистым ветрам, дувшим по всей прерии, чтобы набраться сил и разбиться о Келлс.
Это предприятие почти сразу же рассеяло их. Крапивники кувыркались, как шелуха от сушеных булыжников; Утки глупо гадили; Ночные птицы не могли видеть при самом ярком дневном свете, который мог предложить Оз, и чуть не расшибли себе мозги, откатившись назад к вершинам.
Лестар был легкомыслен и умопомрачительным. Метла пролетела над каменистым плато так низко, что он мог разглядеть удивленные выражения лиц диких горных коз. Еще мгновение, и он был в пятнадцать раз выше самой высокой башни Киамо Ко, а под ним в солнечном свете мерцала серебряная река, узкая, как шнурок на ботинке.
Просто борьба за то, чтобы остаться вместе, заняла большую часть дня. Когда они, наконец, достигли воздушного пространства за лесистыми предгорьями, над ближайшим началом бескрайних лугов, где сила ветра уменьшилась, они устроились отдохнуть, покормиться и сосчитать свое количество. Четверо из их девяноста были потеряны при первом спуске с перевала Кумбрисия.
Но там были луговые личинки и жуки, а также горные ручьи, в которых можно было плескаться, поэтому они разбили свой первый лагерь.

Ночным птицам потребовалось несколько дней репетиций, чтобы научиться маневрировать при дневном свете, но Луга были снисходительны. После нескольких часов беспрепятственного полета, когда драконы не приближались, Птицы стали смелее и летели более свободным строем.
До поры до времени они избегали других популяций, хотя далеко внизу они наслаждались зрелищем дикой цебры, кружащейся и скачущей галопом в своей зимней миграции на юг, шквалом черно-белых отметин на коричневой земле, алфавитом в процессе написания истории миграции цебры. Или ноты, воспевающие мифическую историю.
Драффы, покачивая длинными загорелыми шеями, приветствовали их своими высокими голосами. Лестар не мог их слышать, но Кайнот сказал в тот вечер, что разумные драффы живут среди драффов в кажущейся гармонии.
Небольшая группа местных обитателей взлетела, чтобы поприветствовать летящую конференцию (Кайнот не позволил Птицам называть себя Нацией ведьм, несмотря на мольбы Дронта). При виде Лестара на метле птицы присоединились к путешественникам и полетели рядом.
Затем стая лебедей-ангелов, которые обычно держались особняком из гордости за белизну своего облика, расправила крылья. Как и шумная стая серых гусей, которые вместе зимовали на берегах безымянного широкого зимнего озера, которое, по их словам, каждый год появлялось и исчезало в разных местах.
Птицы летели волнами, более крупные работали усерднее, обеспечивая защиту от ветра, более мелкие - в скользком потоке и ниже, в случае нападения с воздуха. Именно Доузи заметила палатки Скроу, расположенные с обычной геометрической точностью на бескрайнем покрывале земли.
Лестар не хотел приближаться к лагерю, пока нет. Но генерал Кайнот, согласившись служить эмиссаром, вышел из строя и кружил по лагерю, пока не смог решить, какая палатка принадлежит принцессе Настойи.
В ту ночь, когда участники Совещания расположились под навесом живой изгороди из терновника, Кайнот доложил Лестару.
“Я нашел того, кто мог бы поговорить со мной, старого ученого по имени Шем Оттокос”, - сказал генерал. “Я сказал ему, что ты за границей, но он сказал, что ему не нужно, чтобы я говорил ему это. Он мог разглядеть вас невооруженным глазом, потому что накидка так черно разворачивается на фоне вечернего неба. Он велел поднять палатку, чтобы его королева могла видеть, и хотя сейчас она почти слепа, она сказала, что может разглядеть тебя на фоне неба. Он думает, что это был сгусток Конференции, которую она видела, вся ее масса. "Она хочет тебя видеть", - сказал Оттокос. Она хочет тебе что-то сказать. Независимо от того, сможешь ты ей помочь или нет.”
“Если она согласилась встретиться со мной позже, она может сказать мне тогда”, - сказал Лестар. “Правда?”

“Скроу редко путешествуют в это время года, и они не заключили никакого мира с Юнамата. Оттокос не знает, сможет ли он убедить старейшин племени свернуть лагерь и отважиться на перевал Кумбрисия. Он не знает, как поговорить об этом со своими людьми.
Но я объяснил об истреблении драконов. Возможно, Оттокос будет убедителен.”
“Если у принцессы Настойи еще есть время, то и у нас есть время”, - сказал Лестар. “Нам нужно почитать ее время, а не наше”.

НА СЕВЕР, СРАЖАЯСЬ С ЛЕДЯНЫМИ зимними порывами, известными в некоторых кругах как Дух Кумбрии; на север и на север, и Тысячелетние луга побелели под снежными сугробами. Снег был покрыт губами, и ветер придавал ему очертания, похожие на вкрапленную чешую рыбы. То исчезает из поля зрения Келлов, то возвращается; то к нему присоединяется стая Снежных гусей численностью в пятьсот особей, то таинственный Бледный Журавль, ее партнер и ее дряхлая, хотя и довольно энергичная мать.
Наконец, поскольку мелкие птицы боялись замерзнуть насмерть, а запасы пищи иссякли, Конференция направилась на запад. У Кайнота была идея, что они могли бы наиболее безопасно снова пересечь Келлс в том месте, где арджики построили свои горные деревни. По крайней мере, был бы шанс найти сарай, в котором можно было бы устроиться на ночлег, или костер, вокруг которого можно было бы согреться. Хотя это была тяжелая работа. Еще раз столкнувшись с порывами ветра, бьющегося о твердую грудь Келлса, участники Конференции искали более низкую высоту, что занимало больше времени, но обеспечивало более быстрое укрытие в случае шторма.
По крайней мере, погода была на их стороне. День за днем небо было бесподобно голубым, хотя и леденящим до дрожи. Под снежными шквалами или дождевыми облаками конференция провалилась бы.
Но у них всегда был шанс двигаться дальше: это придавало смелости более мелким птицам.
Наконец они добрались до высокогорных долин и белых пустошей крепости Арджики Киамо Ко. Лестар не хотел там останавливаться, но ночи становились все раньше и раньше, и у него не было другого выбора, кроме как рассматривать это как благословение.
У него болел зад, и он почти не мог разогнуть позвоночник из выгнутого положения, в котором он летел, он приземлился на булыжники двора с 220 птицами поменьше, в то время как более крупные официально ждали снаружи приглашения. Обезьяны завизжали, хотя Лестар не мог сказать, было ли это от ужаса или от радости. Уорра встретил его наверху лестницы, ведущей в главный зал.
“Я полагаю, вы попросили меня, как в старые добрые времена, присоединиться к вам”, - сказал он. “Я бы пришел, если бы мог. Но я не думаю, что мои крылья готовы к этому”.
“Ты, должно быть, не знал о наших намерениях”, - сказал Лестар.

“Ты - посланик, вот и все”, - сказал Уорра. “Никто не может смотреть, как вы поднимаетесь в столбах горного воздуха, не зная, что вы намерены быть замеченным. Я скажу тебе, что мое сердце подскочило к горлу, когда ты подошел ближе. Я подумал про себя, что это сама Бастинда.”
“Нет, это всего лишь я”, - сказал Лестар. “Как няня?”
“Ее расцвет миновал. Я бы сказал, четвертое десятилетие подряд. Она ест сэндвич с яйцом и сушеным гармотом. Ты хочешь подняться наверх?”
“Я полагаю, что нет. Можем мы остаться здесь?”
“Тебе не нужно спрашивать”, - сказал Уорра, слегка обиженный. “Пока кто-то другой не заявит на него свои права, дом твой”.
Няня села в постели, нежно глядя на свои хлебные корки. Увидев Лестара, она улыбнулась и похлопала по одеялу. “Не волнуйся, я не намочу”, - сказала она. “Я уже сходила”.
“Ты знаешь, кто я?” - спросил Лестар.
“Должна ли я?” В ее голосе не было беспокойства по этому поводу. “Это Шелл?”
“Решительно нет”.
"Хорошо. Мне не очень понравился Шелл.” Она протянула ему кусочки хлеба. “Я увидел, как прилетают птицы, и оставил им кое-что из своего обеда”.
“Это мило с твоей стороны”.
“На самом деле, хлеб был немного черствым. Но, может быть, они и не заметят. Приятно видеть тебя снова, кем бы ты ни был. Прямо как в старые добрые времена.” Она похлопала его по руке. “Я тоже никогда не могу сказать, что происходило тогда, но теперь я не так сильно возражаю”.
“Няня?”
“Хмммм?” Она начала погружаться в сон.
“Ты когда-нибудь слышал о ком-то по имени Якл?”
Одно веко няни приподнялось. “Могло бы сработать”, - осторожно сказала она. “Кто хочет знать?”
“Только я”.

“Дни, которые были целую жизнь назад, для меня яснее, чем сегодня. Я даже больше не знаю, какого я пола, и я помню, что у меня было в корзинке для Лурлинемаса, когда мне было десять. Жестяная банка, полная разноцветных бусин—”
“Няня. Якл.”
“Однажды я встретила человека по имени Якл”, - сказала няня. “Я всегда помнил это, потому что ее имя напоминало мне о шакале. Как луна шакала, ты знаешь”.
”Где?"
“У нее было небольшое коммерческое предприятие, если вы это так называете, в Изумрудном городе. Нижний квартал, вниз по склону Южной лестницы, если вы знаете, где это.”
“Я знаю”.
“Я зашла, чтобы получить свои чайные листья и задать вопрос о Мелене. Твоей бабушке.”
Лестар не потрудился поправить ее.
“Я бы предположила, что Якл была старой каргой, у которой осталось не так уж много времени. Но у нее все еще был талант. Она дала мне несколько советов, прочитала мне акт о беспорядках по поводу моего мелкого воровства и сказала, что у Бастинды будет история. Можете ли вы в это поверить!”
“Как она узнала об Бастинде?”
“Глупо. Я, конечно, сказал ей. Я сказал ей, что Мелена родила зеленую дочь. Я купила все, что могла предложить Якль в качестве корректирующего средства, чтобы гарантировать, что второй ребенок не выйдет зеленым. И это помогло. Гингема и Шелл не были зелеными. Только наша Басти.
Целая история! Ты можешь в это поверить?”
“Должно быть, это распространенное имя”.
“Ты имеешь в виду Якль? Не знаю об этом. Никогда больше этого не слышала. Почему ты спрашиваешь?”
“Как ты думаешь, у Бастинды будет история?”
“Она уже знает, дурочка! Я только что видел, как она летела над долиной, огромная, как облако. Ее накидка разлетелась позади нее, разлетевшись на тысячу кусочков. Почти коснулся вершин слева и справа. Если это не история, то что же это такое?”

УОРРА ПРОВОДИЛ ЕГО. “Тебе здесь рады в любое время”, - сказал он. “Это твой дом”.

“Знаешь, она всегда любила тебя больше всех”, - сказал Лестар, ухмыляясь, когда зашнуровывал подтяжки на застежке плаща Ведьмы.
“Учитывая, какой она была, это комплимент или оскорбление?” ответила Снежная обезьяна. “Лети хорошо”.

К тому времени, когда ОНИ приблизились к Изумрудному городу, полмесяца спустя, Конференция Птиц насчитывала шесть тысяч особей. Им пришлось сбавить скорость, когда они стали больше, опасаясь несчастных случаев в воздухе, но к западу от Келлса ветры были менее резкими. По мере того как Конференция пересекала реку Гилликин, открывая вид на нарядные маленькие деревушки, еловые холмы, кирпичные заводы и мельницы холмистой равнины Гилликин, ее тень с каждым днем становилась все более отчетливой.
Лестар не собирался нападать на Изумрудный город. Птицы не были воинами, а Конференция, или Нация ведьм, не была военной по своему составу. Лестар не хотел видеть ни Шелла, ни леди Стеллу, предполагая, что она вернулась, чтобы поселиться в своем городском доме на Меннипин-сквер на зимний сезон.
Он только хотел, чтобы их увидели.
Близился вечер, когда они приблизились к стенам города с севера. Солнце провисало за несколькими далекими клочковатыми облаками, розово направляясь на отдых, а затем скрылось за горизонтом. Небо на западе будет оставаться стеклянно-ярким еще полчаса.
Когда рабочие во Дворце закончили работу, когда бульвары были запружены людьми, направлявшимися на ужин, и когда неимущие отправились на свою собственную работу, выпрашивая монету на случай голодной смерти, Конференция развернулась. Любой, кто посмотрит на север, на выставку птиц, скажем, из гостиницы "Добро пожаловать в объятия" на берегу Гилликина, прочитает только облако: вторжение, чума, катастрофа. Такое же впечатление производили те, кто смотрел с северо-востока города на птиц, плывущих от них, как океан.
Однако из Изумрудного города, из каждого окна Дворца, выходящего на восток, намерение было безошибочным. Конференция птиц была отрепетирована до совершенства. Они летели строем, чтобы наблюдать с запада. Это была Ведьма в шляпе и плаще, юбке и метле, с темным лицом, прикрытым от ветра, но яркими глазами-бусинками. Лестар на своей метле последовал за генералом Кайнотом, чья превосходная навигационная система выдала ему его местоположение. Лестар на своей метле изображал острый черный глаз Ведьмы.
Был ли там Шелл, гадал Лестар, упирая костяшки пальцев на каком-нибудь мраморном подоконнике, сам лорд Верховный апостол Плутовства, Шелл, Отправляющийся в ад Тропп, Первое Копье, Император страны Оз, Личная Оболочка Неназванного Бога? Наклонился ли он вперед, прищурился ли на святого духа своей протестующей сестры и потер ли глаза?

Шесть тысяч особей воскликнули они в унисон, надеясь, что эхо их послания будет услышано в самой темной, самой уединенной камере на Южной лестнице, а также в самом высоком кабинете во Дворце Императора. “Бастинда жива! Бастинда жива! Бастинда жива!” Повышая голоса

 Отправлено: 29.11.22 13:48. Заголовок: 1

1

КОНФЕРЕНЦИЯ стала слишком большой, чтобы на ней мог выступить один оратор. Поэтому утром, когда он был распущен, по два делегата от каждого вида встретились с генералом Кайнотом и его непостоянной группой помощников, в которую входили Крапивник, Удод и самый величественный из Серых гусей, гусак, который назначил себя сам.
Лестар тоже был приглашен. Он попросил птиц поискать Нор. “Ты везде бываешь, ты все видишь”, - сказал он.
“Мы держимся подальше от людей, когда можем”, - ответил Серый Гусь. “Нынешняя компания принята. Временно.”
“Вероятно, это бесполезно”, - согласился Лестар. “Все еще”. Он ходил с рисунком Нор, сделанным Фиеро. “Раньше она выглядела вот так. Конечно, сейчас она уже старше.”
“Для меня все люди похожи”, - пробормотала одна птица.
“Она просто прекрасна”, - сказала слепая Цапля.
“Что ж, все равно спасибо”, - сказал Лестар, убирая листок.
Генерал произнес бессвязную речь, которая привела в замешательство всех, включая его самого. “В заключение, - признал он, - мы переходим к новой работе. Птицы рискуют вернуться к поведению, менее чем полезному. Так вот, я не хочу порочить прекрасных страусов из Кислых песков, которые из-за того, что они не летают, не участвовали в нашей конференции. Но мы все знаем, что, по слухам, делают страусы, когда сталкиваются с кризисом. Мы не должны замыкаться в своих кланах. Опасаться населенных пунктов — да, кто бы не опасался? Давайте не будем глупо относиться к людям. Но опасаться друг друга? Немного меньше, если мы сможем справиться.”
“И побольше болтовни между нами”, - добавила Крапивник Доси. “В некотором смысле, который мы только начинаем понимать, мы - глаза страны Оз”.
“Когда Нация ведьм сможет воссоединиться?” - спросил Удод. “Это было весело”.
“Мальчик-метельщик должен пойти и свить свое собственное гнездо. А я? — уезжаю к своей семье”, - сказал генерал. “Жена, вы знаете, и прошлой весной была новая кладка яиц. Но есть семьи тех Птиц, которые были зверски пойманы в ловушку и убиты юнаматами. С этими семьями следует связаться, если мы сможем выяснить, как это сделать”.

“Я позабочусь об этом, сэр”, - сказала Доузи.
”Ты береги себя, мисси“. ”Это должно быть ежегодное мероприятие?" - спросил Удод. “Должен ли я делать заметки? Я имею в виду, по крайней мере, мысленные заметки?” Но генерал поднялся на горб внезапно налетевшего теплого ветерка, и что бы он ни ответил через плечо, не было слышно в радостных возгласах, которые поднялись, чтобы попрощаться с ним.

 Отправлено: 02.12.22 06:47. Заголовок: 2

2

ЛЕСТАР НЕ СТАЛ ПРИГЛАШАТЬ Серую Гусыню в компанию, но Гусыня последовал за ним. Это была проблема. Гусыня была слишком царственной, чтобы быть раболепным, и слишком красивой; она заставила Лестара почувствовать себя трубочистом, который месяц не мылся. Гусыня называла себя Искинаари.
Они вылетели с южной окраины Изумрудного города и направились прямо через Теплое озеро, держась западнее перешейка между озерами. Если монастырь Святой Стеллы и был сожжен, Лестар пока не хотел об этом знать.
Там, где река Винкус просачивалась по выложенными плоскими валунами ступеням в Теплое озеро, они остановились, чтобы перевести дух, и застали врасплох лису, выбравшуюся из зарослей борщевика. Лиса бросилась на Искинаари и вырвала ей крыло, но Лестар ударил лису метлой, и лиса отпустила её. Её крыло было залито кровью, Искинаари беззастенчиво плакала из-за своего уродства. Более тщательный осмотр показал, что повреждения действительно были незначительными.
Тем не менее, если бы они собирались действовать вместе, им пришлось бы идти пешком.
“Я не против возможности немного размять ноги”, - сказал Лестар.
“Это самая неискренняя вещь, которую я когда-либо слышала”, - сказала Искинаари. “И дело не в том, что у тебя особенно красивые ноги”.
“Я заметил, что они ходят быстрее, чем ваши”.
“Если ты хочешь идти быстрее, тебе придется нести меня”.
Искинаари было тяжело нести, и, несмотря на всю её красоту, она все еще очень сильно пахла гусем. Тем не менее, Лестар не возражал, что поездка займет немного больше времени. Так много всего произошло. Возможность поразмыслить была желанной.
Теперь он возвращался, наконец—то совершив что-то - серию убийств драконов, достойных сожаления, но вот так. Ему не терпелось узнать, как его достижение впишется в дом. Какими они с Канделой были бы сейчас вместе. У него никогда не было опыта счастливого возвращения. Он вряд ли знал бы, что сказать, где улыбнуться. Он надеялся, что незнание может показаться чудесным.

С Тризмом они были друзья даже скорее братья по духу. Но какие отношения у него с Канделой, было загадкой, которую можно было предвкушать с волнением.
Когда они добрались до Разочарований к югу от реки Винкус, был закат, и холодные сумерки заставили их поежиться. Но были свидетельства крошечного цветка, известного как Осколок льда — четыре маленьких голубых цветка в гнезде из мельчайших изумрудных листьев, — что означало, что горб зимы миновал, и весна, сколько бы времени ни потребовалось, чтобы прийти, начала свой путь.

КРЫЛО ИСКИНААРИ немного изменилось — не сильно — к тому времени, когда они приблизились к ряду лесистых холмов, в которых была спрятана ферма Яблочный Пресс.
“Я полагаю, ты не планируешь оставаться и становиться одомашненной”, - сказал Лестар. “Я имею в виду, было бы здорово увидеть, как ты, ммм, разгуливаешь по нашим лугам, но я не могу ожидать, что это принесет тебе что-то похожее на профессиональное удовлетворение”.
“У меня есть свои амбиции”, - сказала Искинаари. “Знаешь, я не только великолепна, но и умна. Предоставьте это мне”.
“Чтобы быть более конкретным, - осторожно сказал Лестар, - я без обязательств приглашаю вас поселиться у нас на постоянной основе. Никаких обид.”
Искинаари пожала плечами, насколько могла пожать плечами Серая гусыня. “Для меня не имеет значения, что вы говорите”, - ответила она. “Я не ждала выгравированного приглашения. Я буду следовать своим собственным инстинктам. Знаешь, у нас, животных, все еще есть инстинкты”.
“Трогательно. И твой инстинкт таков?”
“Соблюдать свой собственный совет”.
Они вошли в лес, шлепая по мягким холмикам занесенного снега. “И, будучи богатым инстинктами, Искинаари, есть ли у тебя какое-нибудь мнение о том, каковы мои инстинкты?”
“Ты не бездарен”, - сказал Искинаари, не заметив легкого сарказма в тоне Лестара.
“Ты даже довольно умен. Для человека. Вы составляете отличную компанию.”
“Себе”.
“Именно. Более того, из того, что я заметил, у тебя есть талант читать прошлое”.
“Что это значит?”
Искинаари крякнула. “Как это звучит. Очень немногие умеют читать будущее. И вы упомянули, что эта ваша Кандела может читать настоящее. Но чтение прошлого - это навык сам по себе. Это не просто знание прошлого. Это чувство. Он черпает из этого новые силы и знания — постоянно учится на этом. Это мое собственное предположение, что это должно было стать великой силой человеческих существ, когда Неназванный Бог придумал понятие о вас. К сожалению, как и многие хорошие идеи, это не совсем сработало на практике”.
“Большое вам спасибо”.
”Я не намеревалась оскорблять".
”Я не знал, что ты веришь в Безымянного Бога“.
"Я говорила метафорически. Я предполагала, что ты это поймешь. Это то место, которое ты ищешь?”
Так и есть. Низкие крыши пристроек, и основное строение самого дома, и большое помещение сарая, в котором, предположительно, все еще стоял сломанный пресс. Возможно, его можно было бы заставить снова работать.
Они проделали долгий обходной путь, чтобы подойти с открытого луга к парадной двери.
Там они обнаружили, что приглашение Лестара было принято. Девять палаток были установлены на лугу, настолько идеально выровненные, насколько позволяли случайные изгороди. Восемь соседних шатров образовывали квадрат, а шатер принцессы Настойи стоял в центре.
С ее хитрыми манерами и при всем заблаговременном предупреждении этого контингента Скроу Кандела должна была знать, что он придет. Тем не менее, она казалась удивленной.
Удивленная и взволнованная, крупная и медлительная, с лицом еще более красным, чем предполагал ее естественный цвет. Возможно, проблемы с кровяным давлением? Или она экспериментировала с местными румянами?
Он осторожно приблизился к ней — как будто она была юной послушницей, а не невестой с фермы. Он взял ее руки и сжал их, и обнаружил, что даже сейчас не знает, что чувствует. “Я облетел весь мир”, - сказал он.
“Добро пожаловать домой из этого мира”. Ее лицо было опущено, как будто она стеснялась. Новая застенчивость.
”Кандела, - сказал он, - приходил ли сюда парень по имени Трисм?“ Она взглянула на него из-под нахмуренных бровей. “Он сказал, что ты спросишь о нем. Я не могла быть уверена в нем; он казался каким-то солдатом. Ну, теперь ты спросил, и сразу же. Хотя я думала, ты сначала спросишь, все ли со мной в порядке! Все эти гости, а я в таком состоянии!”
“Конечно — конечно. Но я вижу, что с тобой все в порядке. И я не знаю, выжил ли Трисм.”

“Ну, он это сделал”, - коротко сказала она. “О, Лестар”, - продолжила она, ее голос теперь звучал так, как будто его не было всего час, а она скучала по нему целых шестьдесят минут, “посмотри, что случилось, и я хотела поприветствовать тебя от нашего имени”. Она развела руками в сторону луга.
“Я знаю”, - сказал он. ”Я пригласил их“.
"Тогда я рада, что ты наконец прибыл, чтобы поприветствовать их. Они здесь уже неделю, и моя аккуратная кладовая почти пуста. Один парень постарше говорит на грубом куаати, но я ничего не могу разобрать тех других.”
Скроу пытались заварить что-то вроде чая из коры яблонь и сока, который тек в кленах. Они сморщили носы и, казалось, едва заметили прибытие Лестара.
“В семейном духе, я смотрю", - проницательно сказала Искинаари, без труда перейдя на куа'ати,
"Или ты просто крупнокостный, моя дорогоя?”
Указав на Гуся, Лестар сказал Канделе: “Это моя...” Он сделал паузу; слово "друг" казалось неуместным.
“Знакомая”, - подсказал Гусь.
“О, пожалуйста!” - сказал Лестар. “Это то, о чем ты говоришь?”
“Не обращайте на меня внимания, я просто поселюсь здесь с глупыми курами”, - огрызнулась Искинаари.
“Я не ведьма, ничего подобного!” - сказал Лестар. “Ты распространяешь самые грубые слухи”.
“Продолжай свою работу, а я буду судьей”, - сказал Гусь. Она сдвинулась примерно на три дюйма в сторону и элегантно застыла, что придавало ей вид статуи и в то же время позволяло безнаказанно подслушивать.
Лестар снова взяла Канделу за руки. Он хотел от нее большего, он так этого хотел. Она позволила ему на мгновение погладить ее ладони, затем убрала свои руки.
“Значит, Трисм добрался сюда невредимым?” сказал он.
“Повелитель драконов? Он это сделал, - сказала она, снова отвернувшись.
“Где он?” - спросил я.
“Он не мог остаться”.
Осторожный. Осторожный шаг, сюда. "почему нет? Кандела?”

Она начала поднимать огромную урну с водой со стола во дворе; он взял ее у нее.
“Кандела. Что случилось? С ним все было в порядке?” Внезапно Лестар перестал доверять: ни своим собственным опасениям относительно Тризма, ни самому Тризму... ни даже Канделе. В конце концов, Трисм когда-то хотел убить его. “Он плохо обращался с тобой?”
“Эту воду нужно отнести принцессе”, - ответила она. “Ее моют круглосуточно. Я готовила его с уксусной эссенцией, как мне велел тот принц-священник”.
“Что случилось? Что произошло между тобой и Тризмом? Кандела!”
“Лестар. Что могло произойти между нами? Он не говорил на куаати. И я могла понять, что он решил мне сказать, но не отвечать ему — я не говорю на таком властном языке. У меня тихий голос, вполголоса. Как ты знаешь.”
Последовательно Лестар обдумал полдюжины кризисов.
Он причинил ей боль?
“Кандела. Я прошу тебя”.
“Не умоляй”, - нараспев произнесла Искинаари, стоя на одной ноге. “Вспомни генерала Кайнота. Не умоляй. Никогда не умоляй.”
“Мы поговорим позже”, - сказала она. “А теперь, не могли бы вы отнести эту воду вашему гостю? И тогда тебе лучше сделать то, зачем ты сюда пришел”.
“Я пришел сюда, чтобы быть здесь! С тобой.”
“А эта банда оборванцев, которая предшествовала вам? Они зачем здесь? Родственники?” Слезы защипали ему глаза. “Не будь нелепой и не будь злой! Я был далеко, Кандела. Делаю то, что ты просила. Пытаюсь что-то сделать. Что-нибудь. Я понял, где я хотел быть”.
“У меня бывают плохие моменты”, - призналась она, вытирая собственное лицо. “Это было нелегко. Давай не будем разговаривать. Иди прямо на работу и помоги этой старой свинье, если сможешь”.
“Она слон”.

“Каким бы чудовищем она ни была”.
“Кандела!”
“Я не это имела в виду. Лестар, ты меня напугал. Вынашивать этого ребенка - тяжелая работа. Я была сама не своя.”
Он мог это видеть.
“Трисм оставлял для меня посылки?”
“Два пакета в прессе, подвешенные на веревочках к потолку, чтобы не подпускать к ним мышей. Мыши очень заинтересованы. Ты собираешься отнести эту воду инвалиду, или это сделать мне? Сейчас у меня есть другая работа. Стирка. Старуха стирает дюжину полотенец в день.”
Она взяла корзину с мокрым бельем и, пошатываясь, вышла на улицу к старой яблоне, где начала развешивать одежду на свисающих ветвях для просушки. "Ей больно, - подумал он. - даже я, каким бы тупым я ни был, могу это видеть". Но от чего? Мое долгое отсутствие? Моя привязанность к Тризму? Или ребенок внутри нее делает ее больной, высасывает ее кровь, разъедает ее печень изнутри, больно пинает ее таз своими готовыми пятками?

 Отправлено: 02.12.22 06:47. Заголовок: 3

3

ОН ЕЩЕ НЕ БЫЛ ГОТОВ иметь дело с принцессой Настойей, и Скроу, казалось, прекрасно устроились. Черт, она умирала десять лет, она могла умерать еще десять минут, прежде чем он, наконец, воссоединится с ней.
Уязвленный скрытностью Канделы, он побрел в сарай, чтобы забрать свертки. Если Трисм доставил их сюда в целости и сохранности, то ему, должно быть, удалось ускользнуть от коммандера Лан Пирота. Очарование Стеллы сработало еще раз, и, ехавший рядом с ней в качестве ее фактотума, Трисм сыграл теневого слугу, известного всем. Его тайно вывезли из монастыря в целости и сохранности.
Но что здесь произошло? Последовал ли он указаниям Лестара и нашел Канлелу в резиденции, красивую, сдержанную и многодетную? Возмутило ли Трисма само понятие о Канделе? Был ли он уязвлен тем фактом, что Лестар никогда не упоминала о её беременности? Неужели он предположил, что Лестар был отцом?
Был ли Трисм жесток с ней?
Лестар снял свертки, пораженный мыслью о том, что работа человеческого сердца может быть столь же разнообразной и невозмутимой, как и работа человеческих сообществ. Он недостаточно знал о любви во всех ее проявлениях, чтобы сравнивать, выбирать, жертвовать, сожалеть. Находясь в любящем внимании Канделы, он окреп. Теперь единственное, что удерживало его, был плащ Бастипнды. Неужели ее мантия покаянного одиночества должна была принадлежать и ему тоже?
Он вытер глаза и открыл свертки. В косом свете, проникающем через дверь сарая, начал смотреть. Теперь, когда он знал, что это такое, они казались менее гротескными — не менее ужасными, чем рисунок или чей-то сон. Плоский диск, мало чем отличающийся от зеркала. У них была жизнь, у этих людей, такая же загадочная, как и у него. Однако никто никогда не узнает, на что были похожи эти жизни.
“Что ж, - сказала Искинаари, вошедшая вслед за ним, - пока я живу и дышу. Это то, что они подразумевают под живым щитом?”
“Это лица мертвых”.
“Вы здесь изучаете их, когда у вас там в палатке умирающая женщина, ожидающая вашего внимания?” Искинаари была взбешена.
Лестар посмотрел на них, качая головой. Издалека он услышал первые несколько нот мелодии. Кандела снова взяла доминьон. Кому она пела теперь? Ребенок внутри нее? Выходи, выходи? Или сам Лестар, застрявший в своей нерешительности, в своем замешательстве?
“Я большой знаток музыки, так как у меня идеальный слух. Необычно для гуся”, - сказала Искинаари. “Она умеет обращаться с этим инструментом. Она могла бы вытащить яйца прямо из ”мамы гусыни".
“Я слышал, как она поощряла дворовых животных петь”, - сказал Лестар. “Я имею в виду по-настоящему петь, а не просто реветь и кудахтать”.
“Пение облегчает нагрузку”, - сказала Искинаари, которая, казалось, была готова сама спеть арию. Она прочистил горло. Но Лестар внезапно схватил обручи с земли и повернулся на каблуках.
“Если ее удастся убедить, - сказал он, - возможно, она сможет облегчить бремя. Она сама такая подавленная, но она добрый человек. Какая хорошая идея!”
“Спасибо”, - сказала Искинаари, её перья взъерошились. Лишенная компании, она что-то невнятно напевала себе под нос, но вскоре после этого последовала за Лестаром, чтобы выяснить, в чем заключалась его хорошая идея.

ЛЕСТАР ПРЕДСТАВИЛСЯ человеку по имени лорд Оттокос.
“Мы встречались раньше, - сказал Шем Оттокос, - хотя с тех пор ты вырос, а я постарел”.

Лестар объяснил, на что он надеется, что Кандела может сделать. Если бы она захотела.
Шем Оттокос, казалось, не нашел в этом предложении ничего особенного. “Ваша жена очень добра, даже в ее тяжелом состоянии”.
“Она не моя жена”, - сказал Лестар. “Действительно, у меня нет никакого таланта, кроме идеи для этого. И я не знаю, сработает ли это”.
“Я скажу принцессе Настойе, что вы прибыли”, - сказал Оттокос. “Она находится в тяжелом состоянии, и ей трудно больше говорить. Но я верю, что она все еще способна слышать и понимать. Я должен верить в это: это моя работа”.
Лестар отнес ободранные и обработанные лица жертв драконов в сад, где уже начали распускаться почки, хотя земля все еще была влажной от старого снега. Он прикрепил тринадцать обручей к зазубринам на ветке яблони, настолько близко к высоте тела, насколько, по его предположению, требовалось для каждого из них, когда они были прикреплены к живому телу. Влажные простыни и полотенца трепетали под ними, как жидкие конечности.

 Отправлено: 02.12.22 06:48. Заголовок: 4

4

ОНА ОТСТРАНИЛА свой Доминьон, когда он подошел и попросил ее о помощи. “Не делай этого для меня”, - сказал Лестар. “Сделай это для нее”.
“Я уже стираю для нее”, - сказала Кандела. “У меня больше нет сил”.
“Ты знаешь людей и знаешь доброту. Твоя музыка вернула меня к жизни. У тебя есть этот навык. Это называется "знать настоящее". Ты могла бы заставить скотный двор петь. Я только прошу, чтобы ты знала настоящее принцессы Настойи и расставили ее составные части по своим местам”.
“Ты мыслишь как ведьма. Я не ведьма, Лестар.”
“Я не ведьма и мыслю не как ведьма. Я пытаюсь извлечь уроки из истории. Я пытаюсь выяснить, что произошло в прошлом, и работаю над тем, чтобы снова использовать эти знания.
Ты играла в моем прошлом и подарила мне мою жизнь. Возможно, ты сможешь сыграть для нее ее смерть”.
“Я плохо себя чувствую”. Она потерла глаза указательными пальцами. “Честно говоря, я не спала. Я не знаю, проходит ли эта беременность так, как должна, но спросить не у кого”.
“Ты не чувствуешь себя так плохо, как принцесса Настойя”.
“Лестар!”
Он поймал ее за локоть. “Скажи мне, что случилось!” - грубо сказал он. “Расскажи мне, что случилось с Тризмом!”

“Оставь меня в покое, Лестар”, - сказала она, плача, но когда он сильнее сжал ее руку, она сказала: “Он сказал мне уйти с ним. Он сказал, что тот, кто следил за вами двумя до сих пор, так легко не сдастся. Он сказал, что монастырь будет сожжен, а его членов будут пытать до тех пор, пока они не раскроют местонахождение этих убийц драконов. О, не смотри на меня так. Конечно, монтии знают об этом месте! Иначе зачем бы матушка Якл послала нас сюда? Или осел знает дорогу? Думай, Лестар!”
“Он сказал тебе уйти с ним?”
“Он сказал, что я должна пойти с ним, для защиты: что это то, что ты хотел бы, чтобы я сделала”. Лестар был ошеломлен. “Тогда почему ты этого не сделал?”
“Я доверяла тебе, - сказала она немного раздраженно, - откуда мне знать, стоит ли доверять другому солдату? Он мог похитить меня, чтобы убить меня и моего ребенка. Он мог солгать. Он мог сделать это, чтобы причинить тебе боль. Хотя теперь я вижу, что он значил для тебя больше, чем я предполагала.”
В основном он слышал ее притяжательное местоимение: "мой ребенок". Не совсем так .
“И он не остался”, - сказал Лестар почти таким же тихим голосом, как у нее.
“Нет, он этого не делал”, - ответила она. “Как правило, люди этого не делают. Они приходят, они уходят. Он ушел.
Пришли Скроу. Насколько я знаю, ваш командир Лан Пирот будет здесь как раз к чаю, а матушка Якл - к мытью посуды.”

 Отправлено: 02.12.22 07:31. Заголовок: 5

5

Свита СКРОУ вынесли принцессу в сад и уложила ее на одеяло. Она была серой; ее ноги распухли, как валики, голова была почти лысой.
Она потеряла брови и ресницы, что придавало ее незрячим глазам ужасный яичный вид. На ее подбородке щетинилось столько волос, что ими можно было начисто вытереть фермерские ботинки.
Лестар с трудом мог связать это сочетание костей, мышц и отвратительных запахов со своими детскими воспоминаниями о встрече с Настойей через день или два после смерти Бастинды.
Он и не пытался. Принцесса была не в силах вымолвить ни слова, она стонала и изгибалась в приступе физической боли, в который, казалось, был вовлечен весь сад. Он никогда не смог бы извиниться за то, что так долго отказывался от своего обещания, данного ей. Она также не могла произнести ни слова о том, что у нее было для него. Теперь было слишком поздно.
Лорд Оттокос сохранил самообладание. Он говорил с ней о каждом перемещении конечности и размещении подушки. Безуспешно он попытался влить немного воды ей в рот, но даже в этот поздний момент он боялся, что может утопить ее прежде, чем она сможет освободиться от своей маскировки. Ей пришлось бы идти на смерть, если бы это сработало, мучимой жаждой.

Она распростерлась на земле, ее голова была откинута назад, из-за чего подбородок, возможно, впервые за десять лет, немного выступал вперед.
“Мы готовы”, - сказал Оттокос. Он стоял со старым шишковатым посохом, сделанным из дерева, в которое были вбиты железные шипы. Это было похоже на какую-то булаву, скипетр, и лорд Оттокос был готов принять на себя руководство племенем.
Лестар кивнул Канделе, которая пришла со старым табуретом для доения. Она неуклюже села. Ее ноги были широко расставлены, но коленей не хватало, чтобы держать инструмент. Ей пришлось балансировать им на перевернутом корыте для мытья посуды. Тем не менее, она посмотрела на принцессу Настойю со сложным выражением лица и вскоре начала играть.
Остальные члены компании не были приглашены, но они выстроились вдоль края сада, сцепив кулаки, в почтительной позе хмурого вида. Гусыня стояла рядом с Лестаром, в футе или двух позади, одновременно почтительная и многозначительная. Было неясно, была ли она знакомой Лестара, или Лестар был её переводчиком.
Кандела начал с того, что разделила аккорды и превратила их в арпеджио. Сначала она выбрала более легкие методы, но быстро переключилась на более тонкие вариации. Принцессе было неудобно на земле, и ее одеяла уже промокли от снега.
”Чтобы вырастить смерть, - пробормотал Лестар, держа Канделу за плечи, - ты должна посадить жизнь“. Она стряхнула его с себя. Он начал обходить сад по периметру, пытаясь рассмотреть его под разными углами. Было ли что-то еще, что он мог сделать? Он должен был это делать? Кандела усердно трудилась, и, без сомнения, принцесса Настойя справлялась сама, но нужна ли была еще помощь в этой миссии, состоящей только из милосердия?
Один участок фруктового сада. Другой.
“Лестар”, - прошептала Кандела, когда он приблизился к ней. “Мне здесь очень неуютно. Это не так, как шесть месяцев назад. Я не могу продолжать в том же духе долго”.
Она повернула инструмент на четверть оборота и растопырила пальцы, разведя их в стороны, и ударила плашмя по альтовой четверти, пробуя ветвистую кадриль, танец весны.
Третья сторона фруктового сада. Искинаари подошла, словно на вечернем приеме в честь недавней работы уважаемого художника. “Вы могли бы попытаться сосредоточиться на прошлом”, - сказал он.
“Я не знаю ее прошлого”, - сказал Лестар. “Я ничего об этом не знаю, кроме того, что она знала Бастинду”.
“Я не имею в виду ее прошлое”, - сказала Искинаари. “Она достаточно хорошо знает свое собственное прошлое, где-то там, внутри. Я имею в виду остальных. В конце концов, даже после смерти мы остаемся обществом.” Лестар повернулся и посмотрел на Скроу, стоявшего поодаль, но затем он понял, что имела в виду Искинаари. Это было не то, что могли сделать живые — это были люди-мертвецы, которые были лучше всего подготовлены, чтобы снять человеческую маскировку с Настойи. Они могли бы поманить его вперед, если бы Кандела могла сыграть на поцарапанных лицах, чтобы спеть.
Но игра была ее талантом, а пение принадлежало им — это была его работа - слушать. Быть свидетелем их историй и хранить их в памяти - его единственный талант. В конце концов, он заглянул в хрустальный шар Ведьмы и увидел ее прошлое, даже если это не имело к нему никакого отношения. Он наткнулся на свои собственные грезы без помощи какого-либо наблюдающего шара. Может быть, его единственной работой было слушать. Это все, что он мог сделать.

 Отправлено: 02.12.22 08:08. Заголовок: 6

6

Я БЫЛ ЧЕТВЕРТЫМ ИЗ ПЯТИ ДЕТЕЙ, и мне нравилось, как солнце нагревает камень.
Прямо перед обедом, на каменных плитах террасы, я обычно танцевал босиком со своей мамой, потому что она тоже любила это.
Я был достаточно счастлив в своем браке и еще счастливее, когда овдовел, хотя счастье кажется сопутствующим хорошей жизни.
Я никогда не хотел брать трость, которую дал мне отец, и я поднял ее и сломал ей ему нос, и он так сильно смеялся, что упал в колодец.
Я делал вещи из цветных ниток, маленьких птичек и тому подобное.
Я всегда хотел поступить в университет в Шизе, как поступили бы некоторые из моих друзей, но таким мальчикам, как я, не разрешалось.
Я верил в Неназванного Бога и принял возложенную на меня миссию, потому что Бог позаботится обо всем: так сказал император.
Однажды я снял с себя всю одежду и валялся в поле папоротников, и у меня был опыт, о котором я никому не рассказывал.
Я был на церемонии в Центре Мунка, когда циклон обрушил дом на Гингему, и я видел это своими глазами, но я потерял свою ленту по дороге домой.
Мне нравилось, какое молоко на вкус, и как холмы становятся голубыми с отметинами облаков, и моя младшая сестра, ее волосы черные, как щеточка от жуков.
Мне это нравилось, когда я был жив.
Мне тоже это нравилось, когда я был жив.
Забудь нас, забудь нас всех, сейчас это не имеет значения, но не забывай, что нам это нравилось, когда мы были живы.


ОНИ что-то СЛЫШАЛИ от каждого обруча. Каждое лицо пело, а Кандела обеспечивала аккомпанемент. Деревья с надрезанными почками дрожали от силы их голосов, хотя у них не было языков, и от губ почти ничего не осталось, и не было ветра, который мог бы проникнуть через отверстие и превратить их рты в флейты.
Напомнив о человеческой жизни, телесная часть принцессы Настойи растаяла в снегу.
Все, что осталось от ее человеческой личины, стряхнулось — шлейф древесного дыма, расплывшийся в воздухе, как благовония. Оно встало, обретя равновесие, прежде чем рассеялось, и голоса смолкли.
На одеяле не осталось ничего, кроме огромной слонихи. Все Скроу закрыли глаза и начали плакать. Ее глаза открылись, и голова откинулась назад. Ее глаза на мгновение встретились с глазами Лестара. Ее шея сломалась.
Нет такого места, как Это

ЧЕРЕЗ ЧАС лорд Оттокос указал, что шаман должен выйти вперед с пилой. Маленькая женщина с чашеобразным животом принялась за правый бивень слона и удалила его всего за несколько минут. Затем она отпилила дюйм диска с более широкого конца. Поскольку бивень был полым на широком конце, диск образовывал кольцо с отверстием шириной в несколько пальцев. Шаман прикрепил это к острию другого конца бивня и передал реликвию Оттокосу.
Он поклонился и принял его. В свою очередь, он прикрепил его к подготовленному им посоху. Когда посох был закончен, он представлял собой шестифутовый кол, увенчанный изогнутым зубцом из слонового бивня, улыбкой цвета слоновой кости без лица вокруг него.
“Я буду руководить под влиянием Настойи”, - сказал он тихим голосом, и это успокоило Скроу от их плача.
Что это за влияние, подумал Лестар; осколок кости, самодельный тотем?
Это и память. Может быть, все необходимое влияние.

СКРОУ так долго жили под руководством принцессы Настойи, что едва ли знали, что делать, когда ее не стало. С усилием, все тянули одновременно, им удалось погрузить ее тело на тележку, которая привезла Кандела и Лестар на ферму Яблочный Пресс. Затем они начали долгий путь обратно на родину своего племени. Они сожгут ее на погребальном костре, когда прибудут, и, кроме того, поцарапанные лица, и ни минутой раньше. При жизни Настойя никогда не пахла очень хорошо, а теперь она еще и представляла опасность для здоровья.

Лорд Оттокос настоял, чтобы Лестар сопровождал их через перевал Кумбрисия на случай, если делегация Скроу встретится с юнаматами, и разразятся неприятности. “Это последнее, что ты можешь сделать для принцессы Настойи, выполнив задание, о котором она просила тебя, когда Ведьма впервые умерла”, - сказал он. “В любом случае, проводи ее кости в безопасное место”.
Лестар решила оставить метлу и накидку позади. Он не полетел бы, находясь в компании Скроу, и после ухода от них он, возможно, все равно не смог бы улететь обратно. Перевал Кумбриция не поддавался его полету над ним.
Уложив закутанные лица рядом с тушей Настойи, Лестар быстро попрощался с Канделой и Искинаари. “Следите друг за другом”, - сказал он. ”Искинаари, продолжай наблюдать".
“Я могу за собой присмотреть”, - сказала Кандела. “Ты забываешь, что я могу читать настоящее”.
“Ты можешь прочесть, что у меня на сердце?” он спросил. Если так, скажи мне, что это такое, продолжал он про себя. Скажи мне, чтобы я мог ответить тебе тем же.
Кандела держала его за руки, но не смотрела ему в глаза. Возможно, чем ближе было рождение ребенка, тем больше она отчаивалась, что когда-нибудь скажет, что это его. Сможет ли он когда-нибудь разгадать хоть часть ее тайны?
Он снова отправился в путь, чувствуя, что его жизнь будет богата на отъезды и, возможно, бедна на возвращения домой.

На возвышенности ОКАЗАЛОСЬ МАЛО драмы. Однажды вечером Юнамата материализовались из ничего, голые, как Птицы, раскрашенные племенными знаками. Они приблизились к трупу принцессы Настойи, неся зажженные корни куста хагтоут, которые они использовали в своих собственных погребальных обрядах. Они запели и снова растаяли в довольно неприличной спешке.
В последнем ущелье, где Конференция Птиц отправилась в свой круг вокруг восточной страны Оз, Лестар быстро и небрежно попрощался с лордом Шемом, принцем Оттокосом, и с тяжелым сердцем повернул домой.
Достижения последних шести месяцев не имели значения, решил он, для всех, кроме Настойи. Было ли это единственным достижением, которое имело значение? — что ты каким-то образом не испортил свою собственную смерть? Все остальное, что произошло в его короткой взрослой жизни, в конечном счете было пенистым и бессмысленным. Страстный, да—да, это, действительно. Страстно прочувствованный, но без формы или достойного результата.
Драконы были мертвы: некоторые люди все еще ходили вокруг, не подозревая о том, что их уставшая жизнь в противном случае могла бы закончиться царапинами. Это было очень хорошо. Сопоставьте это с проклятыми жизнями тех кводлингов, которым ежедневно приходилось вспоминать своих собственных погибших, погибших при сожжении моста в Бенгде. Кусок падающей соломы, письмо в воздухе, пылающее и тонущее.

И, несомненно, в Саутстейрсе все еще оставались безутешные заключенные, и заблудшие солдаты в казармах, и те жалкие бедняки, которые пережили зачистку Грязного бульвара. И тот парнишка по имени Тип, чья бабушка, вероятно, уже продала его за корову лучшего сорта, метлу, новый горшок для очага.
Безусловно, воздушно—десантная конференция птиц - отличное шоу, если не сказать больше. Но что это значило? Куда это кого-нибудь привело? Насколько знал Лестар, это юношеское зрелище дало бы императору больше рычагов для набора дополнительных солдат, взимания налогов на новое оружие, установления большего контроля над королевским городом Оз. Летающая ведьма, сделанная из птиц! В другом поколении это назвали бы верой в удовольствие: как будто само зрелище могло кого-то в чем-то убедить.
И все же мир был зрелищем, своим собственным старым аргументом в свою пользу. Бесконечно разъясняемый с каждым новым сочленением листа и ветки, смеха и ягненка, хлеба и суглинка. Наверняка в мире есть что-то достаточно прекрасное, чтобы противостоять страху одиночества, одинокой фигуре, не обремененной амбициями, не скованной талантом, ни в чем не уверенной?
Великая сила зла? Шелл, император Апостол в своих сапогах, называющий себя Копьем Неназванного Бога? Или следующий деспот, или тот, что после этого?
Колоссальная мощь зла, подумал он: как мы любим размещать его в массовом порядке в другом месте. Но многое из этого сводится к тому, что каждый из нас делает между завтраком и отходом ко сну.
Вспомнив принцессу Настойю, он подумал: Избавь нас от наших личин. Затем он вздрогнул, почти с отвращением: это была молитва?
Как бы он хотел, чтобы Принцесса-Слон смогла передать то послание, которое сестра Травница объявила, что у нее есть для него. Еще одна слабая надежда рухнула, так много слабых надежд ждут, чтобы подняться на ее волне.
Сообщение о Нор и слово на улице. Могла ли принцесса Настойя с ее огромными ушами на самом деле узнать о местонахождении Нор? Конечно, она бы нашла способ сказать ему?
Нор, милая Нор, где бы она ни была. Он не знал где, возможно, он никогда не узнает, за исключением того, что она была в его памяти — как и все остальные. Там, нарисованная на клочке бумаги, спрятанном во внутреннем кармане плаща Ведьмы. Он видел ее в своем сознании, ясно как день: рисунок, кофейный цвет краски, изображающий сияющие блики подростковой, идеальной кожи, буквы, написанные своеобразным, корявым шрифтом Нор.
Словно горящее письмо что-то произнесло, внезапно, перед тем как погаснуть в черной воде. Мысль пришла как спазм, и он успел собрать ее, прежде чем она исчезла. Он распаковал обещанный подарок принцессы Настойи.
Слово на улице. Бастинда жива!

Почерк Нор.

КОГДА ОН вернулся на ферму вскоре после наступления сумерек, возможно, неделю спустя, он сразу понял, что там никого нет. На старом хуторе такое бывает. Искинаари исчезла, и осел, и куры разбежались. На минуту он задумался, вернулась ли Трисм за Канделой, и теперь — сердитая на Лестара за его насмешливые манеры или сама увлеченная красавчиком Трисмом — она передумала и связала свою судьбу с ним.
Или, возможно, предупреждение Трисма было точным, и коммандер Лан Пирот и его группа наконец нашли ферму Яблочный Пресс. Нашел способ отомстить за убийство драконов.
Это имело значение и будет иметь еще большее значение завтра. Сейчас он был один, как и раньше. Как обычно. Это было состояние, к которому ему нужно было привыкнуть или терпеть, что он никогда не привыкнет —
не совсем одно и то же, к сожалению.
Он прошелся по дому. Ее доминьон исчез, что наводило на размышления, но тарелки были немытыми, все еще покрытыми корочкой от каши, что наводило на мысль о спешке. Взяла ли она метлу? Нет, вот она, поставлено на каминную полку от греха подальше.
Он развел небольшой огонь на кухне, чтобы согреться от холода. Там было очень мало того, из чего можно было приготовить еду. Однако, пока он стоял, пытаясь собраться с мыслями, он услышал, как в заболоченной местности, к югу от фермы, что-то громыхнуло. Продираясь сквозь подлесок, он нашел козу, спрятанную в зарослях, привязанную к дереву, остро нуждающуюся в доении, и злую как черт.
Он отвел ее обратно в сарай и подоил в тени сломанного пресса, радуясь, что научился хотя бы одному навыку.
Затем, в темном углу лестничного холла, где они оставили мусор, чтобы выбросить его на свалку за фруктовым садом, он чуть не споткнулся о плащ Ведьмы. Он поднял его, чтобы вытряхнуть и повесить на крючок, и комок мертвой материи скатился с подола в угол.
О, о, о, о, о. Так вот оно что. Ребенок родился, пришел рано, догадался он; он не так уж много знал о календаре, поскольку это касалось младенцев. Должно быть, он родился слишком рано, и он был мертв по прибытии, или он умер сразу. И Кандела была одна, бедняжка, — одна, если бы не этот тщеславный Гусь. Как ошибочно, что Лестар должен был почувствовать необходимость почтить труп Настойи и оставить Канделу в одиночестве сталкиваться с возможными родами или мертворождением, и только глупая Гусыня шипела, призывая на помощь.
Он перевез мертвую тушу слона через горы на телеге; он пытался услышать свидетельства людей, у которых были расцарапаны лица. Он убивал драконов и людей. Он мог бы вынести прикосновение к маленькому трупику человеческого ребенка.

Итак, он поднял его. Он держал его на расстоянии. Навернулись слезы, хотя почему? Он не верил, что это его ребенок, и теперь не было никаких новых причин верить в это. Это был просто еще один ребенок, просто еще одна неизбежная гибель, очередная грубая случайность в мире, и не последняя.
Он придвинул его холодную форму ближе. Холодный, хотя и не ледяной; эта смерть, должно быть, только что произошла. Неужели исцарапанные лица пели "Плод до смерти", как они пели "Принцессу Настойю"?
Возможно, ребенок родился мертвым этим самым утром, когда он приближался.
И это было розовое утро, солнце усиливалось, и бессмысленный непроизвольный зеленый румянец вернулся на кожу мира. Он даже спел что-то свое. Не в его обычном стиле!— он пробормотал несколько бессмысленных слогов, думая: может быть, все будет хорошо. Может быть, Кандела. Может быть, Тризм. Может быть, что-то сработает.
Форма была холодной. Был ли это обычный детский размер или меньше? Он не знал человеческих младенцев. Он прижал его к своей шее, и ему показалось, что он почувствовал, как шевелятся его губы.
Он осторожно вышел из прихожей на кухню. Было ли это разогревом? Или это было просто его собственное тепло, которое он чувствовал, отражаясь от него?
В слабом свете нового костра он снова пошевелил им, переместив его так, чтобы он лежал вдоль его предплечья.
Это был симпатичный труп, и теперь он мог видеть, что это была девушка. Его пуповина была в нечестивом беспорядке. Возможно, Искинаари помогла разорвать его. Думать об этом было невыносимо.
Труп дернулся, вскрикнул и немного потянулся. Он обернул его от носа до головы, ото лба до пальцев ног, убедившись, что у его носа есть доступ к воздуху. Затем он перенес его поближе к огню, на случай, если младенец захочет немного согреться, прежде чем его накормят молоком.
Бастинда когда-то держала корзину, покачивающуюся у ее ног: корзина была как раз то, что нужно. Была ли где-нибудь в кладовке под лестницей старая корзина с луком? Он найдет корзину.
Он нашел корзину.
Он кормил ее, капая козье молоко через марлю в ее поджатый рот. Она достаточно хорошо восприняла ложную присоску. У нее было квадратное лицо Канделы: те прекрасные ромбовидные формы, которые создавали такие великолепные скулы.
Конечно, Кандела сбежала бы, если бы родила ребенка и думала, что он умер.
Представьте себе панику. Конечно, она бы так и сделала. Может быть, она вернется в монастырь, как и предполагала Старшая Монтия. По крайней мере, на время: чтобы прийти в себя. Какое испытание ей пришлось пережить. Одинокая беременность, одинокие роды, а потом — что бы там ни случилось с Трисмом. И все отлучки Лестара. Конечно, она сбежит.
Она может вернуться. Она могла бы.

Он просидел с младенцем большую часть ночи. На какое—то время он расстелил накидку и даже сумел немного поспать - правда, он держал ее в корзине, чтобы случайно не перевернуться на нее и не раздавить.
В первых черных лучах рассвета он проснулся, утешенный другой мыслью. Кандела могла видеть настоящее. Возможно, она знала, что он почти дома. Что, если бы она сбежала—
что, если охрана батальона коммандера Лан Пирота действительно нашла ферму, и она увела их, отвлекла их внимание? Сбил их со следа? Птица-мать притворяется, что у нее сломано крыло, чтобы увести хищников от своих птенцов в траве.
У Канделы было столько же инстинктов, сколько у птицы-матери.
Поэтому она знала, что Лестар вернется вовремя, чтобы спасти девочку, похоронить ее, если понадобится, накормить, если нет. Она спрятала козу, чтобы он нашел.
Она уводила опасность не от него, а от ребенка. Она могла сама о себе позаботиться; в конце концов, она им была не нужна. Но она полагалась на Лестара, чтобы спасти своего ребенка, независимо от того, верил он, что это его ребенок, или нет.
Во всяком случае, представление об этом помогло ему открыть глаза.
Утром шел сильный дождь. Из-за низких облаков свет был сероватым и замшелым. Он должен был признать, что ребенок на самом деле не был трупом. Она была жива. Может быть, она родилась холодной как камень. Но сейчас она была жива.
Все еще измазанный ее родовой кровью и водянистым началом ее маленьких испражнений. Он отнес ее к дверному проему и подставил под теплый дождь. Грязь и кровь смылись но она осталась зеленой.

 Отправлено: 02.12.22 08:13. Заголовок: Эпилог

Эпилог

ОНИ ЖИЛИ в комнате над заброшенной кукурузной грядкой, когда с запада, прихрамывая, пришла осенняя погода: то теплый день, то солнечный, то четыре дня холодных ветров и мелкого дождя.

ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ ЧЕРЕЗ окно в крыше полная луна тяжело упала на спящую Бастинду. Фиеро проснулся и пошел отлить в ночной горшок. Малки выслеживал мышей на лестнице. Возвращаясь, Фиеро посмотрел на фигуру своей возлюбленной, сегодня вечером скорее жемчужную, чем зеленую. Он принес ей традиционный шелковый шарф Винкуса с бахромой—
розы на черном фоне — и он обвязал его вокруг ее талии, и с тех пор это был костюм для ночных утех. Сегодня ночью, во сне, она приподняла его, и он восхитился изгибом ее бока, нежной хрупкостью колена, костлявой лодыжкой. В воздухе все еще витал запах духов, и смолистый животный запах, и запах мистического моря, и сладкий обволакивающий запах волос. Он сел на край кровати и посмотрел на нее.
В этот момент она проснулась и при лунном свете накрылась одеялом. Она сонно улыбнулась ему и назвала его “Фиеро, мой герой”, и это растопило его сердце.