Отправлено: 17.01.22 19:05. Заголовок: Сын Ведьмы

Перевод книги Из страны Оз завершен. Книга довольно интересная но она тесно связана с другшими книгами. поэтому начинаю новый проэкт перевод книги Сын Ведьмы.




От автора
Второй роман Л. ФРЭНКА БАУМА о стране Оз "Чудесная страна Оз" (1904) был посвящен актерам Дэвиду К. Монтгомери и Фреду А. Стоуну, которые исполнили роли Железного Дровосека и Страшилы в первой театральной версии "Волшебника страны Оз".
В этом духе "Сын ведьмы" посвящается актерскому составу и творческой команде музыкального театра, который открылся на Бродвее в октябре 2003 года — в ночь перед Хэллоуином.
Винни Хольцману и Стивену Шварцу, в первую очередь, за их видение; Уэйну Чиленто, Сьюзан Хилферти, Юджину Ли, Джо Мантелло, Стивену Оремусу, Кеннету Познеру и Марку Платту и его коллегам за воплощение видений в жизнь; и, среди всех способных актеров, особенно Кристин Ченовет (Галинда/Глинда), Джоэлу Грею (Волшебник) и Идине Мензел (Эльфаба), за воплощение видений в жизнь.
Я НЕ боюсь, что поэзию демократических народов сочтут робкой или что она будет держаться слишком близко к земле.
Я гораздо больше боюсь, что это... может закончиться описанием совершенно вымышленной страны.

— Алексис де Токвиль,
Демократия в Америке, 1835, 1840
ВСЕ коровы были похожи на всех других коров, все тигры похожи на всех других тигров — что, черт возьми, случилось с людьми?
— Гарри Мулиш,
Зигфрид, 2001

 Отправлено: 17.01.22 19:08. Заголовок: 1

https://radikalfoto.ru/ib/kzqI25omAH

1

ТАК ЧТО РАЗГОВОРЫ О СЛУЧАЙНОЙ жестокости были не просто разговорами. В полдень они обнаружили тела трех молодых женщин, отправившихся на какую-то миссию по обращению, которая, похоже, не удалась. Послушницы были задушены веревками со святыми четками, а их лица были обезображены.
Ее нервы, наконец, пошатнулись, и Оатси Манглхэнд уступила требованиям своих клиентовлюдей. Она сказала погонщикам, что они сделают паузу, чтобы вырыть несколько неглубоких могил, пока лошади утолят жажду. Затем караван двинется дальше через поросшие кустарником равнины, известные из-за брошенных тут и там фермерских хозяйств как Разочарования.
Двигаясь ночью, они, по крайней мере, не станут легкой мишенью, хотя с таким же успехом могли нарваться на неприятности, как и обойти их стороной. Тем не менее, отряд Оатси был неспокойна. Залечь на всю ночь и ждать конских копыт, копий? Слишком тяжело для всех. Оатси утешала себя: Если караван продолжит движение, она сможет сидеть впереди, не сводя глаз, вне пределов досягаемости для разговоров, сомнений и беспокойства
Таким образом, благодаря высоте Оатси заметила овраг раньше, чем кто-либо другой. Разразившаяся на закате туча наполнила небольшой ручеек у дороги, который тек вокруг куска кожи, покрытого водяным лаком в свете новой луны. Остров, как она боялась, из человеческой плоти.
- Я должна свернуть в сторону, пока другие не заметили, - подумала она. - Сколько еще они могут терпеть? - Я ничего не могу сделать для этой человеческой души. На рытье еще одной ямы потребуется минимум час. Еще несколько минут для молитв. Задержка только еще больше взволновала бы этих людей, поскольку они зациклены на своей собственной драгоценной смертности.
На краю горизонта балансировала голова луны-шакала, названная так потому, что примерно раз в поколение пятно небесных обломков сходилось за полумесяцем ранней осени. Вид был жутким, похожим на лоб и морду. По мере того как луна закруглялась в течение нескольких недель, голодающий превращался в успешного охотника, его щеки раздувались.
Всегда устрашающее зрелище, луна-шакал сегодня вечером еще больше напугала Оатси Манглхэнда. Не останавливайся ради следующей жертвы. Преодолейте разочарования, доставьте этих людей к воротам Изумрудного города. Но она сопротивлялась тому, чтобы поддаться суеверию. Бойся настоящих шакалов, напомнила она себе, а не волнений и ночных предзнаменований.
В любом случае, свет созвездия немного смягчил дальтонизм, который наступает ночью. Тело было бледным, почти светящимся. Оатси могла бы отклониться от маршрута и пропустить труп, пока никто не заметил его, но по наклону плеч, по неестественному изгибу ног - шакалья луна слишком хорошо распознала фигуру, слишком явно человеческую, чтобы она могла свернуть в сторону.
- Нубб, - рявкнула она своему второму погонщику, - держись. Мы переходим в сторону к тому подъему. Есть еще один погибший, там, в стоке.
Крики тревоги, когда слухи дошли, и еще один ропот мятежа: почему они должны были остановиться? — они должны были быть свидетелями каждого нового зверства? Оатси не слушала. Она дернула поводья своей упряжки лошадей, чтобы остановить их, и осторожно опустилась. Она остановилась, положив руку на больное бедро, пока не встала в нескольких футах над телом.
Лицом вниз, со скрытыми гениталиями, он казался молодым человеком. Несколько лоскутков ткани все еще были завязаны вокруг его талии, а в нескольких ярдах от него валялся ботинок, но в остальном он был голым, и никаких признаков его одежды.
Любопытно: никаких следов убийц. Также не было ничего на телах монтий, но это было на более каменистой почве, в более сухой час. Оатси не видела здесь никаких признаков драки, а в грязи ущелья можно было ожидать... чего-то. Тело не было окровавленным и еще не разложилось; убийство произошло недавно. Возможно, сегодня вечером, возможно, всего час назад.
- Нубб, давай поднимем его и посмотрим, не обезобразили ли они его лицо, - сказала она.
- Крови нет, - сказал Нубб.
- Возможно, кровь вытекла во время этой вспышки. Соберись с духом, сейчас же, - Они встали по обе стороны от тела и прикусили губы. Она посмотрела на Нубба, имея в виду: Это всего лишь очередной шаг, но не последний шаг. Давай пройдем через это, парень.
Она мотнула головой в сторону откоса. Раз, два, подъем.
Они подняли его. Его голова упала в естественную выемку в камне, на несколько дюймов выше того места, где собрался дождь. Его лицо было более или менее целым; то есть оно все еще было там, хотя и разбито.
- Как он сюда попал? - спросил Нубб, - И почему они его не обезобразили? - Оатси только покачала головой. Она присела на корточки. Ее путешественники вышли вперед и собрались на возвышении позади нее; она слышала, как они шуршат. Она подозревала, что они собрали камни и были готовы убить ее, если она будет настаивать на похоронах.
Луна-шакал поднялась на несколько ступеней выше, словно пытаясь заглянуть в овраг. Прихоть небес!

- Мы не собираемся копать еще одну могилу, - Это от ее самого шумного клиента, богатого торговца из северного Винкуса, - Не его, Оатси Манглхэнд, и не твою тоже. Мы этого не сделаем. Мы оставим его непогребенным и в одиночестве, или мы оставим его непогребенным с твоим трупом за компанию.
- Нам не нужно делать ни того, ни другого, - сказала Оатси. Она вздохнула, - Бедная, бедная душа, кем бы он ни был.
Ему не нужна могила. Он еще не умер.

 Отправлено: 17.01.22 19:08. Заголовок: 2

2

Со временем, когда путешественники присоединились к своим друзьям и родственникам в Изумрудном городе — в салонах, в публичных домах, в биржевых домах, — они услышали больше разговоров о военных действиях, которые им удалось избежать. Поползли слухи. Сорок, шестьдесят, сто смертей в результате стычек между скроу и юнамата. Варвары, их много: они заслуживали того, чтобы убивать друг друга. Но не мы.
Слухи, конечно, могли быть неверными, но они не могли быть неинтересными. Двести убитых.
Вдвое больше. Братские могилы, и они будут найдены в любой день.
Но роскошь безопасности появилась позже. Во-первых, поезду Грасстрайл все еще предстояло возобновить свое черепашье продвижение через Разочарования. Географическое разнообразие — холмы, горы, долины и леса, которые сделали остальную часть страны Оз такой запоминающейся, такой сердцевиной, —
здесь было в дефиците. Просто равнины, сланцы, еще больше равнин, серых, как смятые газеты.
Перспектива была удручающей, и мысль о том, что придется тащить с собой раненого, не улучшала ситуацию. Клиенты Оатси Манглхэнд хорошо заплатили за ее услуги звонкой монетой. Некоторые из них были родом из таких далеких мест, как Угабу, а другие присоединились к группе у западных предгорий Великих Келлов, и они считали, что их собственное безопасное путешествие должно быть единственной заботой Оати.
Оатси напомнила им, что у них нет права голоса. Она никогда не представляла, что ее клиенты будут путешествовать, не обремененные беспризорниками и бездомными животными. Более того, согласно условиям их контрактов, она не несла ответственности, если кого-либо из путешественников убьют на тропе попутчики, бродяги, наемники, местные жители. Оатси пообещала вести караван так безопасно, как только могла, полагаясь на свое знание местности и ее населения. Это было все. И точка. С этой целью она выбрала новый маршрут, предназначенный для того, чтобы избежать нынешних горячих точек межплеменных конфликтов, и пока все идет хорошо. Верно?
Раненого погрузили на борт.
Несмотря на свою браваду, Оатси действительно была чувствительна к страхам своих клиентов, и в каком-то смысле она была рада, что с ними был молодой человек без сознания. Это отвлекало путешественников, в то время как она не обращала внимания на их негодование.
Она уложила его в постель в третьем фургоне сзади, потребовав у своих клиентов самую теплую зимнюю одежду. Она завернула его в кокон. Там он томился день и ночь, не столько в лихорадке, сколько без лихорадки — столь же тревожное состояние. После целого дня попыток Нубб смог влить несколько капель бренди в губы парня, и Оатси показалось, что она увидела, как его мышцы расслабились по-новому.
Она не могла быть в этом уверена. Она не была врачом.
Однако в одном она была уверена. С его прибытием настроение каравана Грасстрайл изменилось. Почему? Возможно, вот что: если бы беднягу избили до полусмерти и он остался жив, у всех них могла бы быть надежда. Подумайте об этом: его лицо не было поцарапано. Люди расслабились. Гнусавое жужжание молитв у вечернего костра сменилось более спокойным настроением. Песня вернулась вовремя.
Мы сделаем это. Мы этого заслуживаем. Нам была дарована привилегия жизни, понимаете? Мы были спасены. Должно быть, на то есть причина. Позвоночники выпрямились, глаза заблестели и увлажнились в восторге благодарности за план Неназванного Бога.
Еще неделя, и они обогнули знаковые скалы, отмечавшие их разворот на север, и оставили позади себя в Разочарованиях самую большую угрозу засады.
В этот летний месяц ветер трепал пряди дубовых волос в лесу, росшем между озерами. Белки рассыпали орехи по крышам фургонов из шкур скарков. Воздух тоже был более водянистым, хотя оба озера были вне поля зрения за милями лесов по обе стороны.
Когда дубовый лес поредел и они достигли Сланцевых отмелей, тенистое окружение и уютные стены старого поселения затвердели посреди полей орехового цвета.
Первое каменное здание, которое они увидели за шесть недель. Несмотря на его крутые, жалкие фронтоны и покосившиеся хозяйственные постройки, несмотря на его зубчатую оборону, ничто — даже Изумрудный город — не могло показаться более желанным зрелищем именно тогда.
- Монастырь Святой Стеллы, - жужжали они, - Как свято это выглядит.
Монтии, жившие внутри, были разделены на ранги. Некоторые давали обет молчания и жили уединенно. Другие давали обеты снисхождения. Они занимались преподаванием, ухаживали за больными и содержали гостиницу для тех, кто путешествовал между южными Келлами и Изумрудным городом. Поэтому широкие резные двери распахнулись, когда подъехал караван Грасстрайл. Встречающий комитет, группа из трех мэтров средних лет с хорошо накрахмаленными воротничками и плохими зубами, встали по стойке смирно.
Они поприветствовали Оатси с ледяной вежливостью. Они с подозрением относились к любой незамужней женщине, которая нашла способ жить одной, отдельно от женского сообщества. Тем не менее, они предложили ей традиционное протирание лица сладким шиповником. Четвертая монтия, укрытая за ширмой, плохо сыграл приветственный гимн. Струны арфы лопнули, и раздался звук самой бесстыдной клятвы.

Путешественникам было все равно. Они были почти на небесах. Предвосхищали постель!— и теплую еду! — и вино!— и внимательная аудитория, готовая трепетать от рассказа об их путешествии!
В этом последнем пункте, однако, монтии дали плохое соотношение цены и качества. Их внимание сразу же приковал раненый. Они вынесли его на лоджию и поспешили за носилками, чтобы его можно было отнести наверх в лазарет.
Монтии уже начали переводить парня в личные покои, когда мимо пронеслась Настоятельница Монтий, только что закончившая утреннюю молитву. Она поприветствовала Оатси Манглхэнда едва заметным кивком и на мгновение взглянула на раненого парня. Потом она замахала руками: уберите его.
Она сказала Оатси:
- Мы его знаем. Мы знаем этого человека.
- Правда? - спросил Оутси.
- Если моя память не начала подводить меня, - продолжила Старший Монтия, - вы тоже должны его знать. Ты забрала его у нас несколько лет назад. Пятнадцать было, двадцать? В моем возрасте я не воспринимаю течение времени так, как следовало бы.
- Двадцать лет назад он был бы ребенком, младенцем, - сказала Оатси, - Я никогда не брала младенцев из монастыря.
- Возможно, не младенец. Но ты все равно забрала его. Он путешествовал с неприятной послушницей, которая несколько лет служила в хосписе. Вы перевозили их в крепость Арджики. Киамо Ко
- Он был с Бастиндой?
- Теперь ты вспомнила, я вижу, ты помнишь
- Злая ведьма Востока...
- Как некоторые ее называли, - Старшая Монтия фыркнула, - Не я. Здесь ее звали сестра Святая Бастинда, но я редко как-то ее называла. Она была более или менее под обетом молчания — своим собственным. К ней не нужно было обращаться.
- Вы узнали его с юности и по сей день? - спросила Оатси, - Вы видели его с тех пор?
- Нет. Но я не забываю лица.
Оутси подняла брови.
- Я видела так мало лиц, - объяснила Старшая Маунтия, - Мы не будем сейчас разговаривать. Мне нужна сестра-врач, чтобы осмотреть мальчика.

- Как его звали?
Старшая Маунтия исчезла, не ответив.
К вечеру, когда клиенты Оатси допили свои ночные стаканчики, появилось следующее поколение слухов. Ребенок-мужчина был исповедником императора. Он был разбойником, занимавшимся торговлей. Он говорил голосом Сумасшедшего. За исключением одного ребра, ребенок-мужчина сломал все кости в своем теле.
Многие слухи были противоречивыми, что в совокупности делало их еще более забавными.

 Отправлено: 18.01.22 05:38. Заголовок: 3

Трудное было время. В стране Оз оно давно трудное ("не давно, а всегда", - поправили бы насмотревшиеся на мир мудрецы). Усталая мать-настоятельница ушла в свою келью, обставленную даже строже, чем у младших монтий, села в кресло-качалку и, слегка раскачиваясь, стала вспоминать, стараясь не упустить ни малейшей подробности. Она уже взяла в привычку, регулярно прослеживать ту или иную историю, чтобы не потерять память.
Сестра Басти-Индаа, ставшая впоследствии Восточной ведьмой, жила в этом монастыре лет пятнадцать назад. Ее сложно забыть: насколько знала мать-настоятельница, ни у кого больше во всей стране Оз не было такой кожи - зеленой, как едва распустившиеся листки сирени. Басти-Индаа безропотно выполняла поручения старших монтий и держала свои мысли при себе. Сколько же она прожила здесь - пять лет? Шесть? Семь? А потом настоятельница наняла Отси Цепкорукую, чтобы та увезла неразговорчивую послушницу обратно в мир. С ней тогда увязался маленький мальчик. Его не приглашали с собой, но и не гнали прочь.
Как же его звали и откуда он взялся? Подкидыш, оставленный бродягами-побирушками? Сколько ни старалась настоятельница, она не вспомнила ни имени мальчика, ни его происхождения. Надо будет спросить кого-нибудь помладше.
Итак, Басти-Индаа покинула монастырь и отправилась в Киамо-Ко, чтобы искупить свои грехи. Какие - никто не знал. Мать-настоятельница иногда исповедовала монтий, но Басти-Индаа ни разу не просилась на исповедь, это настоятельница помнила наверняка. Хотя грехи Басти-Инды интересовали все монастырское сестринство, она так и не удовлетворила общее любопытство.
Мало-помалу (новости просачивались даже в столь отдаленную обитель) монтии узнали о превращении Басти-Инды - вернее, Бастинды - в Восточную ведьму. Узнали по ее дерзким поступкам и неожиданно вскрывшемуся родству. Оказалось, что Бастинда - сестра Гингемы, Западной ведьмы, как иногда ее называли. Господь свидетель, никому бы и в голову не могло такое прийти!
Мать-настоятельница вздохнула, досадуя на то, как легко возродила в себе неприязнь к минувшим дням. С каким облегчением оторвалась она тогда от молитв, как по-детски захлопала в ладоши, услышав, что правление Волшебника Гудвина из Изумрудного города наконец закончилось и старый мерзавец исчез в облаках на воздушном шаре, рекламирующем какую-то газированную воду. Затем неожиданное восхождение на трон леди Чафри, в девичестве Стеллы Ардуэнской с Пертских холмов. Нечто вроде временного премьер-министра. Как политик она появилась невесть откуда. У нее было все, что нужно для популярности: и хороший вкус, и прорва денег, - но кто бы мог подумать, что политический вакуум, оставшийся после бегства Гудвина, засосет в себя светскую львицу со слабостью к сверкающим нарядам?
"Далеко не худший выбор, - произнесла мать-настоятельница вслух, чтобы привести мысли в порядок. - И даже не потому, что это благотворно отразилось на репутации нашей покровительницы, святой Стеллы, в честь которой, наверное, и назвали леди Чафри. Вернее, нет: говорят, она сама себя так назвала. Изменила свое имя с провинциальной Эстеллы на более изысканную Стеллу, имя святой. Умный ход".
Действительно, Стелла, как ее теперь знали (простое и легко запоминающееся имя, почти кличка комнатной собачки) завела открытый двор и исправила многие ошибки Гудвина, глухого к нуждам народа. Она ввела программу прививок - очень предусмотрительно с ее стороны. Учредила школы для - кого бы вы думали? - мельничих. В общем, была полна благими начинаниями, дорогими правда. Все это было умно и щедро с точки зрения настоятельницы, хотя кому интересна точка зрения старой девы, отгородившейся от мира?
Затем Стелла уступила власть другому. Поговаривали, что ей, дилетантке, надоела политика, что оставив свой пост, она с упоением занялась коллекционированием миниатюрной мебели. Кто знает, может, ее и вынудили уйти. На время ее сменило марионеточное правительство. Соломенный болван по имени Страшила. Говорили, что он вовсе не соломенный болван и не тот Страшила, который путешествовал вместе с Пришелицей - Элли. Что он обыкновенный актер в костюме, нанятый, чтобы дурачить народ. Что каждый выходной у черного хода из дворца ему выплачивают жалование. Кто его нанял? Люди Стеллы? Те, кто выпер ее из кабинета? Властолюбивые банкиры из индустриального Гилликина? Неизвестно. Только со временем скинули и его, и на смену пришло новое наказание, новый выскочка, купающийся в лучах незаслуженной славы. Святейший Император.
Долгие годы, прошедшие с тех пор, как Бастинда рассекала на метле облака, были внешне спокойными. Одни зверства, слава богу, прекратились, но появились другие. Одни болезни исчезли, другие пришли им на смену. Теперь что-то на западе будоражит скроулян и юнаматов, да так сильно, что их распри выплескиваются на случайных путников.
Как, например, те молодые монтии, которых подлизы-наставницы погнали в самое пекло из монастыря в Изумрудном городе. Безмозглые клуши! Они бы укудахтались до самой смерти, лишь бы угодить своему Императору. И вот, три посланницы, три наивные девушки, остановились здесь, в обители святой Стеллы чтобы передохнуть и получить поддержку. "Где теперь их лица?" - хмуро размышляла мать-настоятельница. Она надеялась никогда больше не увидеть этих лиц - ни во сне, ни в посылке от дикарей.
Почувствовав, что проваливается в сон, настоятельница со стоном от боли в суставах встала с кресла и подошла к окну закрыть ставни. Одна из них застряла и не закрывалась. Настоятельница еще сегодня днем хотела сказать, чтобы раму починили, но потом отвлеклась на прибывший караван и забыла.
Она сходила в специально отведенный для нее туалет, переоделась в груботканую ночную сорочку и улеглась на набитый конским волосом тюфяк, надеясь на быстрый сон. Насыщенный был день.
Через окно смотрела шакалья луна. Настоятельница отвернулась, чтобы не встретиться с ней взглядом. Суеверие, с которым ее воспитали лет семьдесят-восемьдесят назад и от которого она так и не отвыкла.
Она перенеслась на миг мыслями в свое детство, на Пертские холмы в Гилликине. Какие яркие и удивительные тогда были дни. Вкус листьев жемчужного дерева! Вода на крыше отцовского фургона после дождей. Насколько чаще шли тогда дожди, чем теперь! А запах снега! Ароматы всего вокруг! Как это чудесно! Нет, не сами запахи чудесны, а то, что она могла их тогда так остро ощущать. Теперь она их почти не различает.
Настоятельница произнесла молитву-другую.
Лестар. Вот как звали мальчика. Лестар.
Она помолилась, чтобы к завтрашнему утру не забыть его имя.

 Отправлено: 18.01.22 12:25. Заголовок: 4

4

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО, прежде чем Оатси Манглхэнд собрала свою группу для последнего рывка в Изумрудный город, она отвела Нубба в маленькую простую гостиную. Там они встретились с Монтией Настоятельницей, сестрой-доктором и сестрой-Аптекаршей.
Когда Монтия Настоятельница села, сели и остальные. Поскольку она воздержалась от утреннего чая, остальные тоже воздержались.
- Если мы хотим помочь этому мальчику, мы должны поделиться тем, что знаем, - начала Монтия Настоятельница.
- Я собрала всевозможные слухи. Отчет от сестры-врача, пожалуйста, - Сестра-Доктор, мускулистая женщина с сомнительными полномочиями, но доказанным опытом в диагностике, не была оптимистична в отношении перспектив больного.
- Похоже, он мало пострадал от воздействия, так что его оставили умирать незадолго до того, как вы его нашли.
Оатси ничего на это не ответила. Она не хотела начинать с противоречия женщине-профессионалу, даже если думала, что сестра Доктор должна была ошибаться.
Сестра-доктор продолжала настаивать.
- Он разбитый человек, в буквальном смысле. Не мне гадать, как он оказался так ранен, но его состояние не похоже ни на что, что я когда-либо видела. Одна из его ног сломана во многих местах; оба запястья вывихнуты. Одна из его лопаток сломана. Многие из его ребер. Четыре его пальца. Три кости в его левой ноге. Однако ни одна кость не проткнула кожу. И, судя по всему, никакой потери крови.
- «Если только кровь не вытекла во время ливня», - подумала Оатси, но не двинулась с места.
Сестра-доктор потерла затылок и поморщилась.
- Я потратила так много времени на вправление костей, что смогла лишь бегло осмотреть его органы. Он дышит неглубоко и с трудом. Мокрота, которая течет у него из носа, одновременно желтая и кровавая. Это говорит о проблемах с дыханием. У сестры Аптекаря есть свои собственные представления об этом...
- Начнем с вопроса о выписке, - начала сестра Аптекарь несколько преувеличенно восторженно, но сестра Доктор заговорила за нее.
- Сестра Аптекарь может говорить сейчас. Я не высказываю никакого мнения о ее... предположениях.
- Сердце? - спросила Монтия Настоятельница, преодолевая старый усталый конфликт.
- Работает, - Сестра Доктор хмыкнула, словно не веря собственному ответу.
- Кишки?
- Это слово может звучать как "шатаются". Я подозреваю взорвавшуюся селезенку или что-то подобное, а также септическое отравление. В конечностях и на некоторых ушибах есть забавный цвет, который мне совсем не нравится.
- Какого они цвета? - спросила Монтия Настоятельница.
Сестра-доктор поджала губы.
- Ну, я немного переутомился. Мы работали всю ночь, знаете ли, без отдыха. Но я должна была сказать, что синяки имеют зеленый оттенок, окруженный сливово-желтым краем.
- Наводит на мысль о внутреннем кровотечении, как вы думаете... или о болезни? Или, может быть, что-то еще?
- Он может быть в коматозном состоянии или у него может быть мертвый мозг. Я не могу знать. Хотя его сердце в порядке, цвет, как я уже сказала, не тот, поэтому кровообращение может быть нарушено. Легкие были сильно повреждены - из-за предшествующего состояния или из-за какого-то аспекта его приключений, я не могу сейчас высказать свое мнение.
- В заключение... - Монтия Настоятельница подняла руку в воздухе.
- Смерть к вечеру, может быть, завтра утром, - сказала сестра-доктор.
- Мы могли бы молиться о чуде, - сказал Нубб. Оатси фыркнула.

- Сестра Аптекарь займется лечением, - сказала сестра Доктор, и это прозвучало так, как будто она считала, что молитва была бы более разумным курсом.
- Ты мог бы молиться о чуде, - сказала сестра Аптекарь Нуббу, - У меня есть другая работа, которую нужно сделать.
- Сестра Аптекарь, - сказала Монтия Настоятельница, - Вы хотите что-то добавить? - Сестра Аптекарь сдвинула очки на переносицу, затем сняла их, подула и вытерла краем фартука. Она была жевуньей и демонстрировала страсть фермерской хозяйки Манчкина к гигиене — неплохое качество для человека ее профессии.
- Все это озадачивает, - согласилась она, - Мы устроили его так удобно, как могли, и как того требует милосердие нашей миссии. Скотчем мы привязали его конечности к шинам и прокладкам. Если он выживет, то, возможно, в какой-то степени восстановит двигательные функции.
- Что это значит? - спросила Оатси, - Говори ясней для невеждам. Со мной.
- Возможно, он сможет сесть, пошевелить руками, если его нервы не разорваны к чертовой матери. Возможно, он сможет ходить, в некотором роде; это маловероятно, но, как я уже сказала, мы стремимся к звездам. Что еще более беспокоит, так это выделения из его мембран. Нос, наиболее очевидно, но и другие отверстия тоже. Уши, глаза, задний проход, пенис.
- У вас была возможность провести некоторую начальную работу в лаборатории, - подсказала Монтия Настоятельница.
- Действительно. Это только начало. Я не нашла ничего определенного, ничего такого, чего бы я не видела раньше, ни на моем посту здесь, в монастыре, ни на моей предыдущей должности помощника медсестры в Приюте для неизлечимых в Изумрудном городе.
Сестра-доктор закатила глаза. Сестра Аптекарь никогда не упускала возможности опубликовать свои верительные грамоты.
- Можете ли вы предложить нам гипотезу? - спросила Монтия Настоятельница.
- Было бы опрометчиво так поступать, - Даже сидя, сестра Аптекарь была ниже своих сверстников, поэтому ее косой взгляд на неодобрительную коллегу заставил ее вздернуть подбородок, что, возможно, придало ей более воинственное выражение, чем она намеревалась, - Кто бы он ни было, мне действительно интересно, упал ли этот парень с большой высоты. Просачивание слизистой может быть вызвано системным нарушением функции артерий из-за внезапного изменения давления воздуха. Я раньше не видел такого симптома, но равнины действительно очень низменны по сравнению с самыми высокими вершинами Великих Келлов.
То, как сестра Доктор пробормотала “ммммм”, дало всем понять, что она думает о гипотезе своей коллеги. Она выпрямила спину, как бы говоря: поторопись; ее более длинный позвоночник давал ей преимущество над коллегой, что она любила использовать с пользой.

Вмешалась Монтия Настоятельница.
- Согласны ли вы с сестрой Доктор в том, что смерть неизбежна?
Сестра Аптекарь фыркнула. Эти двое ни в чем не хотели соглашаться, но она ничего не могла с собой поделать. Она кивнула головой.
- Возможно, нам еще предстоит многому научиться, - добавила она, - Чем дольше он продержится, тем больше у меня будет шансов изучить его природу.
- Вы не будете изучать ничего в его характере, что не было бы напрямую связано с облегчением его страданий, - мягко сказала Монтия Настоятельница.
- Но матушка Монтия! Это находится в моем ведении как аптекаря. Синдром, от которого он умирает, может со временем поразить других, и это возможность учиться. Воротить от этого нос - значит сбрасывать со счетов знание.
- Я высказала свое мнение по этому вопросу и ожидаю, что оно будет соблюдено. А теперь к вам обоим: есть ли что-нибудь, что мы можем для него сделать, чего мы не делаем?
- Сообщите ближайшим родственникам, - сказала сестра Доктор.
Монтия Настоятельница кивнула и потерла глаза. Теперь она поднесла блюдце с чаем к губам, и без колебаний остальные сделали то же самое.
- Тогда я предлагаю попросить одну из сестер сыграть для него музыку, - заключила она, - Если наш единственный вклад состоит в том, чтобы облегчить его смерть, давайте сделаем все, что в наших силах
- Желательно, чтобы не сестра, которая мучила арфу, когда мы приехали вчера, - пробормотал Оатси Манглхэнд.
- Ты хочешь что-нибудь добавить, Оатси? - спросила Монтия Настоятельница, - Я имею в виду, помимо вашей критики музыкального исполнения?
- Только это, - сказала проводник каравана, - Я не буду утруждать себя извинениями за то, что противоречу им, решила она, - Сестра Доктор предполагает, что на мальчика напали разбойники и оставили умирать незадолго до того, как мы его нашли. Но местность там, друзья мои, плоская, как раскатанная корочка пирога.
- Я не понимаю, - сказала Монтия Настоятельница.
- Тело должно было пролежать там дольше, чем предполагает сестра Доктор. Я бы увидела, как мародеры отступают. Им негде было спрятаться. Здесь нет древесного покрова. Ты же знаешь, какая была светлая ночь; я могла видеть на многие мили вокруг.
- Действительно, загадочно.
- Вы используете магию в своих служениях?

- Оатси Манглхэнд, - устало сказала Монтия Настоятельница, - мы - женское общество юнионистов монтий. Такой вопрос, - Она закрыла глаза и потерла лоб старыми, согнутыми пальцами. Поверх ее почтенной фигуры сестра Доктор и сестра Аптекарь молча кивнули Оатси: Да. Мы делаем это. То немногое, на что мы способны. Когда нам это нужно.
Монтия Настоятельница продолжала:
- Прежде чем лечь спать, я вспомнил его имя. Мальчика звали Лиир. Он покинул монастырь с сестрой Святой Бастиндой — ну, Бакстиндой, я полагаю; она никогда не исполняла свои обеты. Вы вообще помните этого мальчика, сестра доктор?
- Я только что приехала примерно в то время, когда Бастинда собиралась в путь, - сказала сестра Доктор, - Я немного помню Бастинду Тропп. Она мне была безразлична. Ее настроение и молчание казались скорее враждебными, чем святыми. Однако из множества брошенных здесь мальчишек я помню еще меньше. Дети меня не интересуют, если только они не тяжело больны. Он был тяжело болен?
- Сейчас он здесь, - сказала Монтия Настоятельница, - И где-то, если его разум все еще способен видеть сны, я полагаю, он все еще ребенок.
- Действительно, очень сентиментально, матушка Монтия, - сказала сестра Доктор.
- Я действительно помню его, теперь вы называете его имя, - сказал Оатси Манглхэнд, - Не очень хорошо, конечно. В лучшие годы я совершаю три или четыре отдельных пробега, и мы говорим о двенадцати, пятнадцати, восемнадцати годах назад? Я уложила не одного ребенка на груды мирских благ, а также похоронила некоторых на обочине дороги. Но он был тихим парнем, неуверенным в себе. Он следил за Бастиндой, как будто она была его матерью. Она была его матерью?
- О, сомнительно, очень сомнительно, - сказала сестра Доктор.
- У его синяков есть зеленый оттенок, - напомнила им сестра Аптекарь.

 Отправлено: 18.01.22 14:19. Заголовок: 5

Монастырские постройки, старейшие из которых насчитывали уже несколько сотен лет, располагались вокруг общего двора. Их простые формы и облицовка отражали поспешность, с которой возводилась обороноспособная обитель. Наверху бесконечной, как показалось настоятельнице, лестницы находился лазарет. В его чуланчике, преобразованном в кабинет, сестра-врачевательница держала свои книги и записи, а сестра-травница - склянки с настоями, настойками, мазями, порошками, реактивами. Низенькая, как все манчики, сестра-травница могла стоять в чулане в полный рост, тогда как для сестры-врачевательницы потолок был слишком низок. Выходило, что у одной соперницы есть свой кабинет, а у другой - нет. Грызня по этому поводу так и не утихала.
Лазарет располагался под крышей угловой башни. Прикрытый тяжелой дверью, он представлял собой просторное округлое помещение с узкими окнами-бойницами, обращенными в три стороны. Вместо стен и потолка вверх сходились конусом стропила. Взору лежачих больных открывался внутренний каркас крыши и покрывающий его настил. Вверху, под самой кровлей, водились летучие мыши, но они были чище многих больных, и их не трогали.
"Как будто попала внутрь остроконечной ведьминой шляпы", - подумала настоятельница, переводя дыхание.
В лазарете было две большие общие палаты. Палата справа от входа предназначалась для нищих и больных мирян; палата слева - для монтий. Настоятельница отодвинула занавеску, ведущую в правую палату, и вошла.
Лестар - а настоятельница уже не сомневалась, что это он, - неподвижно лежал на высокой кровати, скорее как мертвец, чем как живой человек.
- Я смотрю, ему не дали подушку, - грозно прошептала настоятельница.
- Из-за шеи.
- Понимаю.
Больше смотреть было почти не на что. Руки и ноги прибинтованы к шинам, грудь обвязана, на голове повязка, из-под которой выбиваются черные, отмытые и смазанные ароматным маслом волосы. Через прорези в повязке видны закрытые глаза с длинными пушистыми ресницами.
- Что это вы его забинтовали всего, как обожженного? - поинтересовалась настоятельница.
- Много ссадин и поверхностных ран.
Настоятельница кивнула. Ее зрение было уже не таким, как раньше. Она нагнулась и внимательно вгляделась в закрытые глаза Лестара. Потом взяла его левую руку и рассмотрела изломанные ногти. На ощупь рука была влажная, как голова скаркового сыра.
- Снимите с него набедренную повязку.
Сестра-врачевательница и сестра-травница удивленно переглянулись, но сделали, как было велено.
У настоятельницы не было случаев стать большим знатоком мужской анатомии, однако глядя на Лестара, она не выказала ни любопытства, ни отвращения, только методично подвинула член и осмотрела мошонку. "Надо было взять с собой очки", - пробормотала она.
Ей потребовалась помощь, чтобы разогнуться.
- Хорошо, наденьте ее обратно, - сказала она.
Монтии повиновались.
- Я не буду просить вас, сестры, снять с него бинты и показать те синяки, о которых вы говорили - мне достаточно вашего слова. Однако заявляю вам и сегодня же запишу в наш монастырский журнал, что никаких зеленых пятен на коже я не наблюдаю. Я не потерплю разговоров, что в нашем монастыре находится… чудовище. Если вы были настолько нетактичны, что намекнули на это другим сестрам, немедленно скажите им, что ошиблись. Вам понятно?
Не дожидаясь ответа, она повернулась к юноше.
Сложно оценить человека по его безжизненному телу. Лицо мертвеца теряет благородство: оно ему больше ни к чему, - а Лестар был уже почти мертвец, так близок к смерти, как только можно приблизиться, не потеряв мельчайшую надежду на выздоровление. В облике юноши не осталось ни волнения, ни покоя.
Он был молод и хорошо сложен - этого не могли скрыть даже повязки. Молодые тоже умирают, напомнила себе настоятельница, и иногда приветствуют смерть как избавительницу от мук. Ее вдруг наполнил безотчетный восторг от того, что она прожила такую долгую жизнь и даже теперь была здоровее этого умирающего мальчика.
- Мать-игуменья, что с вами? - спросила сестра-врачевательница.
- Пустяки. Съела что-нибудь, наверное.
Итак, осмотр не дал ничего конкретного. Настоятельница повернулась к выходу. Теперь нужно было переговорить с сестрой-поварихой, а потом перейти к следующим делам. Она вздохнула.
- Всем нам надлежит выполнять свои обязанности, - напомнила она сестре-травнице, поправлявшей постель больному, и сестре-врачевательнице, склонившейся над его пульсом. - Выполнять их сполна и не выходить за пределы.
- Да, мать-игуменья. - Они почтительно склонили головы.
"Ни волнения, ни покоя, - снова подумала настоятельница. - Как будто его душа сейчас не здесь. Тело еще не умерло, но душа его покинула. Как такое возможно?"
"Кощунство! - тут же обругала она себя. - Кощунство и шарлатанство!" И поспешила вниз по лестнице, насколько ей позволяли больные ноги.

 Отправлено: 22.01.22 13:09. Заголовок: 6

6

Мать-настоятельница давно не бывала у сестры-поварихи. С желудком, расстроенным десятилетиями неумелой монастырской готовки, она не находила удовольствия в пище и ела лишь для того чтобы поддержать свое существование. Вот и сейчас мысль о кухне вызвала у нее легкую тошноту.
Расположенный на пути в Квадлинию, монастырь был приютом для многих квадлинских девушек, слишком некрасивых или невоспитанных для замужества и слишком глупых для простейших профессий: няньки, сиделки, воспитательницы. Иногда их забирали родственники, чаще девушки убегали из монастыря сами, повзрослев и отъевшись. В монастыре за исполнительность их брали помощницами на кухню. Неплохо бы посадить одну из таких девушек у постели Лестара, подумалось настоятельнице.
- Сестра-повариха! - хрипло позвала она, с порога кухни. - Сестра-повариха!
Ответа не было, и настоятельница пустилась на поиски. В солнечном углу кухни несколько девушек сосредоточенно месили голыми коленками толстые куски хлебного теста. Такие простонародные привычки в монастыре не приветствовались, но настоятельница сделала вид, что не заметила. Она была не в настроении браниться.
Высоко на лестнице, мурлыча себе под нос и покачиваясь в такт мелодии, сестра-чашница заботливо поворачивала бутылки с монастырским вином.
- Боже милостивый, - пробормотала настоятельница и двинулась дальше.
Из кладовой бил обеденный запах: хлеб, корешки плеснецвета, старый скарковый сыр и мягкие синие маслины, от которых даже ослы отказывались. "С такой пищей не так-то сложно думать о высоком", - усмехнулась про себя настоятельница.
Дверь в сад была открыта. Тоненькие жемчужные деревца дрожали на ветру. Настоятельница вышла глотнуть свежего воздуха и полюбоваться на листья жемчужных деревьев, которые по осени становились цветом от гранитно-розового до лавандово-синего.
В изумрудной траве возле колодца примостились на своих фартуках три девушки-послушницы. Рядом с ними на кресле-каталке сидела параличная старуха, которую вывезли на прогулку. Старуху, на вид еще более древнюю и уж точно более немощную, чем мать-настоятельница, заботливо укрыли клетчатым пледом и низко, почти до бровей, опустили платок, чтобы ее не беспокоило утреннее солнце. Две послушницы лущили стручки жемчужного дерева, а третья водила пальцами по необычному музыкальному инструменту, вроде кифары, состоящему из двух перпендикулярных друг другу грифов, вдоль которых были натянуты струны. Извлекаемый звук напоминал скорее низкое жужжание, чем мелодией. Возможно, инструмент был расстроен. Или музыка слишком непривычна. Или музыкантша бездарна. Однако остальные послушницы не возражали и даже, похоже, получали удовольствия от заунывной музыки.
Завидев настоятельницу, послушницы вскочили на ноги, побросав свою работу в траву. Все трое были квадлинками.
- Пожалуйста, девушки, - слегка поморщилась настоятельница. - Не отвлекайтесь.
И, уже почтительным тоном, добавила:
- Доброго здоровья вам, матушка.
Старая монтия кивнула, но головы не подняла. Ее взор был сосредоточен на пальцах музицирующей девушки.
- Я пытаюсь найти сестру-повариху, - сказала настоятельница.
- Она в грибном погребе, собирает грибы для супа, - откликнулась одна из девушек. - Сходить за ней?
- Не нужно, - ответила настоятельница, оглядывая их. - Вы у нас первый год?
- Тсс! - сказала старуха.
Это шиканье настоятельнице не понравилось.
- Вы уже приняли постриг, девушки? - снова спросила она.
- Тсс! - повторила старуха. - Он уже близко.
- Послушайте, у меня дела… - возмутилась было настоятельница, но дряхлая монтия остановила ее поднятой морщинистой рукой. Ладонь была гладкая, без кожных узоров, без линий, по которым можно было бы прочесть историю, характер, судьбу, как будто вылизанная очищающим огнем.
Только у одной старухи такие ладони.
- Что у вас тут происходит, матушка Якль? - спросила настоятельница.
Старуха не ответила и даже не отвела взгляда от струн, только подняла согнутый палец к небу. Настоятельница повернулась. Сколько преданий знает история о посетителях с небес: от священного писания до безумных пророчеств. Небо сложно не заметить.
Палец Якль указывал, однако, не на небо, а на крону дерева, из-за которого вдруг словно бы извергся пенистый фонтан и ослепительная струя, будто стопка дамских вееров посыпавшихся из бельевого шкафа, хлынула вниз. Хлоп медно-желтых крыльев, мельканье красных пятен, золотые глаза на лобастой голове.
Красный феникс! Самец, судя по оперению. Эти птицы находились на грани полного исчезновения. Их последние известные гнездовья оставались на самом юге страны Оз, где обширные болота наконец сменялись труднопроходимым, почти не тронутым лесом миль семь шириной. Но откуда взяться фениксу здесь? Сбился ли он с пути? Помешался в уме от болезни?
Феникс опустился на середину инструмента, на котором играла девушка. Она вздрогнула от неожиданности: увлеченная музыкой, она и не заметила спускавшуюся птицу. Феникс повернул голову так, что сначала один, потом другой золотистый глаз обратился к настоятельнице.
- Если ищешь талант, - сказал феникс (вернее, Феникс, раз уж он умел говорить), - то вот он. За час, что я за ней наблюдаю, она не замечала ничего вокруг, кроме своей музыки.
Монахини на миг потеряли дар речи. Не то чтобы говорящие Птицы были такой уж диковиной, но они редко снисходили до разговоров с людьми. Да и что за чудо был этот Феникс! Хвост длинный, широким веером, как у индейки - и ведь представить только: таким же веером фениксы умеют распускать защитные перья по всему телу, превращаясь в парящий в воздухе сверкающий шар, отпугивающий хищников.
- Знаешь ли ты о мальчике, которого вчера сюда принесли? - спросила настоятельница, оправившись от удивления.
- Не знаю я никаких мальчиков. И вообще я не общаюсь с вашим племенем, - гордо ответствовал он и добавил, как для слепых: - Я - Красный Феникс.
Настоятельница не одобряла тщеславия в любых его проявлениях. Она повернулась к юной музыкантше.
- Как тебя зовут, дитя?
Девушка не ответила, только подняла глаза. Лицо у нее было не столько красным, как у многих квадлинов, сколько смуглым, и приятной формы, напоминающим по очертанию орех власодуба: широкий открытый лоб, высокие скулы, по-детски припухлые щеки и маленький, но твердый подбородок. Настоятельница, не особенно присматривавшаяся к новичкам, была удивлена.
Слишком красива, чтобы самой податься в монтии; значит, глупа.
- Она почти не говорит, - сказала одна из послушниц.
- Она три недели в монастыре, - добавила вторая. - Молится шепотом на непонятном для нас наречии. Такое впечатление, что она не может разговаривать громко.
- Ничего, Безымянный Бог все равно слышит. Откуда ты, дитя?
- Это должна знать сестра-повариха, - сказала первая послушница.
- Вставай же, дитя, вставай, тебя избрал Красный Феникс. Ты не говоришь, но понимаешь наш язык; это-то мне и нужно.
Настоятельница протянула руку, и музыкантша нехотя поднялась. Феникс спорхнул на траву и стал искаться у себя в перьях.
- Может, послать за ароматной водой или что-нибудь еще предложить с дороги? - спросила настоятельница. - Нечасто нас посещают такие гости. Ты первый.
- Я всего лишь пролетал мимо, - объяснил Феникс. - У нас на востоке Совет. Но меня привлекла музыка.
- Ты любишь музыку?
- Если бы я любил музыку, то точно бы не спустился - разве девочка хорошо играет? Нет, музыки я не люблю, она сбивает меня с пути, однако мне захотелось снова посмотреть на инструмент, который производит такие звуки. Когда-то очень давно я видел его и совсем было забыл. Спасибо за гостеприимство, но мне ничего не нужно, только немного отдыха.
Феникс посмотрел на робкую музыкантшу в бледно-серых послушнических юбках.
- А она у вас загадка, - сказал он.
- Попался! - вскричала сестра-повариха, подкравшись сзади и набросив на Феникса сеть. Тот забился, поднял истошный вопль. Глазки на его роскошных перьях перекосились.
- Ага, фениксные котлеты! - победно воскликнула сестра-повариха. - У меня как раз есть рецепт.
- Отпусти его, - сказала Якль.
Этот командный тон покоробил настоятельницу. Она понимала, что думает сейчас повариха. Фениксные котлеты, да с маслицем, с эстрагонной горчичкой и молодой картошечкой, запеченной на том же противне…
- Отпусти его, - сказала настоятельница голосом более властным, чем Якль.
- Шутите? - не поверила сестра-повариха. - Я пятнадцать минут кралась к этой птице и при своем остеохондрозе умудрилась ее поймать - и вы говорите "отпусти его"?!
- Вы ставите под сомнение мои слова?
- Скорее ваш здравый смысл, - горько сказала сестра-повариха. Она развернула сеть, и Красный Феникс взмыл в воздух, изрыгая проклятья.
- Он летит на Совет, - пояснила Якль.
- Хватит, - сказала настоятельница. - Довольно об этом. Кто эта девушка, сестра-повариха? Откуда она у нас?
- Кандела, - проскрежетала повариха сквозь стиснутые от досады зубы. - Ее тут дядя на год оставил. Или она к тому времени станет монтией, или он заберет ее обратно. Я взяла ее к себе на кухню. Хлопот с ней мало, трепать языком с другими девчонками она не может, зато подливку из костного мозга готовит первый сорт. Я определила ее к сестре-соуснице, чтоб занимались жарким к предстоящему празднику.
- Сможете без нее обойтись?
- Лучше спросили бы, могу ли я обойтись без феникса, и я бы ответила - нет.
- Мы не едим Зверей, - напомнила настоятельница. - Хоть времена и изменились, наш устав остается тем же. И в нем написано не есть ничего, что может разговаривать с нами. И если я услышу, что вы, сестра, режете Зверей за моей спиной…
- Мне будет без нее сложно, - поспешно сказала повариха, кивнув на музыкантшу, - но если она унесет свой доминьон с собой, то так и быть, забирайте.
- Так вот это как называется! Доминьон. Я читала о них, но никогда еще не видела. Пойдем, дитя, бери свой доминьон.
Настоятельница поманила девушку, искривив строгий рот в подобие ласковой улыбки. Девушка поднялась и так доверчиво взяла настоятельницу за руку, что остальные послушницы фыркнули. Ну точно, простушка.
- Я еще хотела спросить вас, сестра, что вы помните о послушнице, которая когда-то у нас жила, - об Бастинде, девушке со странной зеленой кожей.
- До меня было, - бросила сестра-повариха и ушла.
Старуха Якль почесала переносицу и зевнула. С неба все еще ругался Красный Феникс. Он кружил вокруг башен монастыря и теперь, в безопасности, проникался благородным гневом. С земли он казался каплей крови над лазаретом.
- Так значит, мальчик вернулся в монастырь? - спросила Якль, откинув с головы платок и подняв на настоятельницу мутные, затянутые катарактой глаза. - А метлу он с собой принес?

 Отправлено: 25.01.22 10:14. Заголовок: 7

7

Монтии настоятельнице понадобится длительный отдых после обеда, она знала: все эти лестницы. Определенное наказание для суставов. Но она старалась, и Кэндл без спросу протянула ей руку, что было хорошим признаком того, что девушка не была безнадежно медлительной.
Солнце уже стояло достаточно высоко над головой, чтобы в комнате стало теплее, и она начала погружаться в полуденную тень. Молодой человек лежал, как лежал, без судорог, охваченный неестественным спокойствием. Сестра Аптекарь и сестра Доктор вплотную занялись своими мелкими делами, чтобы во время работы быть поблизости — сестра Аптекарь растирала травы в ступке, а сестра Доктор записывала симптомы в гроссбух. Сестра Доктор сидела с одной стороны кровати, сестра Аптекарь - с другой.
- Ты знаешь эту послушницу? сказал Старшая Монтия.
Ее коллеги не признавали фамильярности и не возражали.
- Она садовница с инструментом под названием домингон. Я слышал о них, но никогда не видел ни одного. Очевидно, у Кэндл есть небольшой музыкальный талант. Возможно, за долгие часы наблюдения за Лиром она разовьет это в себе. Кендл, познакомься с сестрой Доктором и сестрой Аптекаршей. Вы, должно быть, видели их за столом или в часовне, если не где-нибудь еще.
Профессиональные монтии не были обязаны кланяться, но когда Кэндл тоже не поклонилась, сестра Аптекарь, из-за социальной тревоги, слегка покачнулась, что могло означать что угодно.
Обращаясь к пожилым женщинам, Настоятельница Монтий сказала:
- Для вас есть более неотложные дела, чем постоянное наблюдение за нашей новой гостьей. У меня есть для вас другое задание
- Матушка Монтия! - ответила сестра Доктор, - Я далека от того, чтобы подвергать сомнению вашу проницательность.
Но я должна напомнить вам, в знак верноподданнического почтения, конечно, что, пока вы управляете духом этого Дома, я слежу за здоровьем отдельных душ в нем.

- Что касается такого лечения, которое может потребоваться, - начала сестра Аптекарь, но настоятельница Монтий подняла руку.
- Я не услышу никаких возражений. Кендл кажется простой душой, но она может сидеть здесь и наблюдать за мальчиком. Она может практиковаться в игре на весах и, возможно, расти в мастерстве. Если ему суждено умереть, пусть его утешит необычный гул ее инструмента. Это мое желание, и я его высказала.
Она сложила руки перед собой в архаичном формальном жесте, который означал “да будет так” или, в зависимости от выражения лица говорившего, “хватит с тебя, ты". Тем не менее, сестра Аптекарь запротестовала.
- Я хорошо знаю эту девушку, она не знает достаточно, чтобы спрятаться от дождя. Вы совершаете ужасную ошибку...
- В этом редком случае сестра Аптекарь права, — сказала сестра Доктор, - Если какая—либо рана нагноится или возникнет осложнение...
- У меня есть другая работа для вас двоих, - сказала Старшая Монтия, - Ваша настойчивость в том, чтобы подчинить мою волю, убеждает меня. Вы двое - те, кто подходит для следующей работы.”
Они остановились в своих метаниях, оскорбленные и любопытные.
- Я еще не рассказала вам, что я недавно узнала о трех послушниках-миссионерах из Изумрудного города, которые остановились здесь несколько дней назад, - сказала настоятельница Монтий, - Их маленький отряд попал в засаду, и все они были убиты. Боюсь, что убиты. Кому-то нужно будет выяснить, кто это сделал и почему.
Она повернулась.
- Заканчивайте свои снадобья и укрепляйте связывающие заклинания, достаточно, чтобы хватило до ужина, и идемте со мной. Я немного вздремну, вместо того чтобы принимать пищу, и мы соберемся в моем секторе после окончания обеденной молитвы.
Она не была обучена их профессии. Как она узнала, что они использовали несколько запрещенных связывающих заклинаний? Вот почему она была Верховной Монтией, догадались они. Она не разбиралась в медицине, но знала женщин.
Им ничего не оставалось, как повиноваться. Идя немного впереди них, Настоятельница Монтий не могла удержаться от легкой улыбки про себя. Женщины-медики были хорошими, солидными людьми. Им было просто любопытно, чертовски любопытно, как и всем остальным в Доме. И что бы ни беспокоило Лира, внутри или снаружи, он выздоравливал или приходил в упадок с большим комфортом, не будучи подавленным вниманием женщин среднего возраста.
Настоятельница Монтий остановилась, чтобы перевести дыхание. Лестница была сущим дьяволом. Двое ее коллег почтительно застыли на месте, пока она хрипела. Сила воли у женщин, подумала она.
Эти двое, и я в придачу. Я делаю ужасный выбор, подвергая их опасности. Если кто-то и сможет справиться с поставленной задачей, то это сделает он. Сохрани их в безопасности, молилась она.

Но почему я вообще должна подвергать опасности своих дорогих сестер? Потому что мои коллеги в часовне матери осмеливаются посылать юных невинных миссионеров в дикую природу — даже без проводника. Для них нет Оатси Мэнглхэнда — только вера, невинность и мужество, рожденные глупостью. Будь проклят Изумрудный город за то, что он свысока смотрит на всех нас. Будь прокляты эти... эти коврики для ванной в доме матери за то, что они поддались влиянию правительства!
Она не произнесла личных извинений за клятву. Она чувствовала, что заслужила право время от времени внутренне ругаться. Когда это было оправдано.

 Отправлено: 26.01.22 10:21. Заголовок: Земля винков или мигунов страны Оз

 Отправлено: 29.01.22 12:45. Заголовок: 8

8

Кандела лишь мельком взглянула на Лестара. Она сидела на плетеном стуле и перебирала мозолистыми пальцами верхние струны доминьона. Нижние струны чуть слышно гудели, производя скорее сотрясение воздуха, чем истинный звук. За окном бежали легкие облачка, время от времени заслоняя солнце, и свет волнами солнечного прибоя то тускнел, то вновь наполнял палату.
Холодало.
Кандела предоставила пальцам полную свободу. Она не только была умелой музыкантшей (как бы там ни жаловалась сестра-повариха), но и чувствовала в себе призвание к музыке. Увы, ее доминьон был сломан и не мог больше ни петь, ни смеяться, ни плакать, и лишь чтобы не потерять сноровку она продолжала водить пальцами вдоль перекрещенных грифов. Монотонная, недооформленная мелодия никого не могла утешить - это Кандела прекрасно понимала. И все равно она будет играть, извлекая из инструмента тягучее жужжание. Слишком хорошо помнила девушка Красного Феникса: ведь это она своей игрой заставила его спуститься с небес. То ли еще она сумеет!

 Отправлено: 29.01.22 12:45. Заголовок: 1

За гранью

1

ДОМИНЬОН ПРОДОЛЖАЛ ИГРАТЬ. Неслышанный Лестаром в его состоянии, тем не менее это имело свой эффект.

В то время он ЖИЛ В замке под названием Киамо Ко, но не присутствовал при смерти Ведьмы.
Ведьма заперла его на кухне с Няней и этим нервным Львом. Проявив удивительную находчивость для такой сумасшедшей, Нянюшка вогнала ручку железной сковородки с одним яйцом в гнилое дерево дверного косяка. Поняв эту идею, Лестар и Лев раскачивали петли до тех пор, пока дверь тяжело не упала внутрь.
Уорра, Снежная Обезьяна Ведьмы, побежала впереди них вверх по лестнице в комнату Ведьмы на вершине башни. Но Элли уже спускалась вниз, ее лицо было липким от слез, сильно обожженная метла воняла в ее руках.
- Она ушла, - всхлипнула девушка, и сердце Лестара оборвалось — а чье бы сердце не оборвалось? Он сел на ступеньку и обнял ее за плечи. Ему было четырнадцать. Первое влечение неловко при любых обстоятельствах, предположил он, но это было экстремально. Не то чтобы он когда-либо видел, чтобы люди были нежными. И она была святой из Другой Страны, ради всего святого.
Девушка не могла справиться со своим шоком, поэтому Лестару потребовалось некоторое время, чтобы понять, о чем она рыдает. Ведьма ушла. Его самая ранняя память, его Злая, его тетушка, его тюремщик, его мудрый друг - его мать, говорили другие, но доказательств этому не было, и она не ответила на вопрос, когда он ее спросил.
Мертва, мертва и исчезла, и после ее собственного осмотра няня не позволила ему подняться на парапет, чтобы посмотреть.
- Это зрелище ослепило бы святого, - пробормотала она, - так что хорошо, что я старая грешница. А ты, ты просто юный дурак. Забудь об этом, Лестар, - Она положила ключ в карман и начала петь в незнакомом стиле, какую-то панихиду из своего захолустного детства, - Милая Лурлина, мать милосердия, саван убитого, шаль пропавшего без вести...
Языческое благочестие няни было каким-то неубедительным. Но на каком основании он мог так сказать? Он покинул юнионистскый монастырь слишком молодым, чтобы усвоить какие-либо догматы веры, поддерживающие уединенный образ жизни. С расстояния скептически настроенного подростка юнионизм казался зарослями противоречий. Милосердие ко всем, но нетерпимость к язычникам. Бедность облагораживает, но епископы должны были быть богаче всех остальных. Неназываемый Бог создал добрый мир, заключив в него мятежного человека, и дразнит человечество сексуальностью, от которой нужно защищаться любой ценой.
Лурлинизм был не более разумным, если судить по тому, как няня говорила об этом. Случайные эпизоды слегка эротического флирта, когда Лурлина эффективно сватала Оза. В глубине души он думал, что это было совершенно глупо, хотя, будучи красивее, это также было легче запомнить.
Возможно, у него просто не было чувства веры. Казалось, это был своего рода язык, чей корявый синтаксис нужно было слышать с рождения, иначе он навсегда оставался непонятным.
Но ему хотелось, чтобы сейчас у него была вера, хоть какая—то крупица чего-то: ведь Бастинда была мертва, и вести себя так, как будто мир изменился не больше, чем если бы отломилась какая-нибудь ветка дерева, -
ну, это казалось неправильным.
Она всплыла в его сознании, первое жестокое воспоминание, такое же внезапное и настойчивое, как укус пчелы. Она кричала на него.
- Солдаты Гудвина похитили всю семью и бросили тебя? Потому что ты был бесполезен? И ты все равно последовал за ними, и им все равно удалось ускользнуть от тебя? Ты бесполезен?
Даже тогда он знал, что она была не столько зла на него, сколько напугана тем, что случилось с другими обитателями замка, пока ее не было. Даже тогда он знал, что она испытала облегчение от того, что его пощадили из-за его незначительности. Даже тогда он был уязвлен упреком в этом термине. Бесполезный.
- Я возьму метлу, - наконец сказал Лестар, - Ее можно похоронить вместе с ней.

- Мне она нужна, чтобы доказать, что она мертва, - сказала Элли, - А что еще можно сделать?
- Тогда я понесу его за тебя, - сказал он.
- Ты пойдешь со мной?
Он огляделся. Внутренний двор замка был более тихим, чем он когда-либо видел.
Вороны Ведьмы были мертвы, ее волки, ее пчелы. Крылатые обезьяны столпились на крыше дровяного сарая, парализованные горем. С жителями деревни арджики в поселке Красная Ветряная Мельница ниже по склону или в домах, разбросанных по подветренной стороне горы, Лестар почти не общался.
Так что в Киамо-Ко его ничто не удерживало, кроме няни. И какой бы старой она ни была, скоро она погрузится в свой обычный туман глухоты и рассеянности. Через неделю она забудет, что Ведьма умерла. Кроме того, даже в свои лучшие дни она никогда не знала, откуда взялся Лестар. И ей, похоже, тоже было все равно. Так что расстаться с ней было нетрудно.
- Я иду с тобой, - сказал он, - Да. А я понесу метлу. Уходить было уже слишком поздно, поэтому вместо этого они занялись собой. Лестар кормил обезьян.
Элли попыталась приготовить еду для няни, которая заплакала и сказала, что не голодна, а затем съела всю свою порцию и Львиную долю.
Умывшись, Элли уютно устроилась на изгибе Львиной шеи, как для того, чтобы успокоить его, так и для того, чтобы успокоиться самой. Лестар поднялся в комнату Ведьмы и огляделся.
Уже казалось, что она никогда там не жила.
Он подумал о Гриммуатике, этой запутанной книге магии. Он так и не смог ее прочитать. Куда бы Ведьма ни положила его в последний раз, она оставил его там. Неважно. Ни одна Летающая обезьяна не смогла бы произнести из него ни слова, а зрение Няни было слишком слабым, чтобы расшифровать его странный скремблированный текст. В любом случае, его было бы слишком тяжело нести.
У книг своя жизнь, подумал он. Пусть оно само о себе позаботится.
Повернувшись, чтобы уйти, он заметил черный плащ Бастинды. Немного потрепанный, края потертые, воротник сильно изъеден молью. Тем не менее, он был густым, и дни становились только холоднее. Он накинул его на свои узкие плечи. Он был слишком велика для него, поэтому он обмотал концы петлей вокруг предплечий. Он предположил, что выглядел как маленькая глупая летучая мышь с огромным размахом крыльев. Ему было все равно.
Горизонт был покрыт зеленоватым матовым пятном, как будто ряды костров из далеких племен уже узнали эту новость и сжигали дань уважения Бастинде до того, как солнце успело сесть в день ее смерти.
Он почувствовал ее запах в воротнике плаща и впервые заплакал.


ЛЕСТАР НЕ потрудился попрощаться с Уоррой. Пусть теперь самая любимая Летающая Обезьяна Ведьмы позаботится о себе сама. Зачем еще она учила его языку, как не для того, чтобы он мог говорить, когда ее не будет?
По дороге Лев и этот маленький крикун, Тотошка, отстали вместе с двумя другими, которые ждали Элли — Страшилой и человеком из олова, — оба из которых вызвали у Лестара серьезный приступ мурашек. Ветер был жестоким, а на западе собирались полосатые облака, и, если Лестар не ошибался, вскоре должен был пойти дождь.
Элли задавала поверхностные вопросы, но ее больше интересовало, чтобы они не сбились с пути. Как бы он узнал, если бы они сбились с курса, спросил он ее — прошло семь или восемь лет с тех пор, как он приехал из монастыря с Бастиндой, и с тех пор он никогда не покидал окрестности Киамо Ко. У Элли был гораздо более свежий опыт знакомства с большим ландшафтом.
- Да, ну, эти Летучие обезьяны несли меня до последнего, - нервно сказала она, - и я не могу утверждать, что у меня было достаточно ума, чтобы заметить ориентиры. Тем не менее, мы идем вниз по склону, и это должно быть правильно.
- Все находится под уклоном Киамо Ко, - сказал ей Лестар.
- Мне нравится твоя уверенность, - сказала она, - Тогда расскажи мне о себе.
Он подозревал, что его воспоминания о раннем детстве были такими же, как у всех остальных: неточными, внушаемыми и в значительной степени лишенными эмоций. Он не помнил определяющих моментов — может быть, их и не было, — но он помнил ощущение вещей. Косые лучи света, проникающие сквозь окна со сводчатыми потолками высоко в галерее, пригвождают безмолвных горцев к их безмолвным теням на каменном полу. Запах крем-супа из спаржи, немного кленового сиропа, сбрызнутого сверху. Запах снега в воздухе. Лестар каким-то образом был привязан к Бастинде, он помнил это: ему разрешали играть со своим сломанным деревянным утенком в той же комнате, где она сидела и пряла шерсть.
- Она была твоей матерью? - спросила Элли, - Мне ужасно жаль, что я убила ее, если бы это было так. Я имею в виду, что мне все равно жаль, но еще больше, если бы вы были родственниками.
Прямота девушки озадачивала, и Лестар не привык к этому. Ведьма никогда не скрывала своих эмоций, но и не объясняла их, и во многих отношениях жить с ней было все равно что делить квартиру со вспыльчивым домашним питомцем.
Он пытался быть честным, но он так многого не знал.
- Я помню только ее, - сказал он, - Как, будучи малышом, я оказался среди монтий, я не могу сказать. Никто никогда не говорил мне об этом, и Ведьма не стала бы говорить об этом. Я помню других женщин тех времен, сестру Буфетчицу и сестру Фруктовый сад, и некоторых более игривых, послушниц, которые сохранили свои собственные имена, сестру Сент-Грейс и сестру Линнет. Но когда пришло время для Бастинды, чтобы уйти, они обернули мой мелкий пакет одежды тоже, и я был вознесен к месту на повозку, и мы присоединились к каравану, который прошел через Келс, останавливаясь здесь и там, пока мы не добрались до Киамо Ко.
- Это ужасно далеко от цивилизации, - сказала Элли, оглядываясь вокруг на незаселенные склоны, поросшие соснами и калиной, и горки осыпей, и клочья горной лаванды, уходящей в землю.
- Она хотела быть подальше от цивилизации. К тому же, там жил Фиеро.
- Твой отец?
Лестар так же сомневался в своем отцовстве, как и в материнстве.
- Он что-то значил для нее, для Ведьмы, - отметил он, - Но что, я не знаю. Я никогда его не встречал. Можешь ли ты представить, что Ведьма села бы и излила мне свое сердце?
- Я ничего не могу себе представить о ней. Кто бы мог?
Он больше не хотел разговаривать. Смерть была слишком недавней, шок от нее начал проходить, и то, что начало проявляться, было гневом.
- В общем смысле, мы едем на юго-восток, а затем срежем на запад через перевал Кумбрисия, - сказал он, - Я многому научился, слушая Оатси Манглхэнд, когда она приходит руководить караваном. Вокруг полно разным племен.
- Мы никого не видели, - сказала Элли, - на протяжении многих миль.
- Они видели тебя, - сказал Лестар, - Они наблюдают. Вот что они делают.
- Нехорошо шпионить за нами. Мы очень дружны, - сказала она, делая агрессивно дружелюбное лицо. Любой группе разведчиков, ставших свидетелями этого, не мешало бы спрятаться.
Вскоре пошел дождь, и он был рад, потому что это прекратило их разговор, превратившийся в болтовню. Сильный дождь, капли похожи на гальку. Он не видел здесь ни пастушьей хижины, ни даже зарослей горной пальмы, под которыми можно было бы укрыться. Поэтому вместо того, чтобы сидеть в грязи и позволять дождю просачиваться сквозь их нижнее белье, они поплелись дальше.
Однако их уверенность в правильности курса ослабла из—за того, что вершины холмов скрылись из виду - все ориентиры исчезли.
- Лестар, я не доверяю твоему чувству направления, - вежливо сказал Железный Дровосек.
- Ник Чоппер! Ты бессердечный! - сказала Элли.
- Ха, черт возьми, ха. А ты сирота, - ответил он, - Я заржавею под этим ливнем. Кто-нибудь думает об этом? Нет.

- Не придирайся. Я плохо справляюсь с конфликтами, - сказал Лев, - Давай споем песню.
- Нет, - хором ответили они все.
- Что ты будешь делать, когда почувствуешь себя смелым — при условии, что Гудвин дарует тебе то, что ты желаешь? - спросил Страшила, чтобы сменить тему.
- Инвестировать в рынок? Присоединиться к труппе музыкантов мюзик-холла? Откуда, черт возьми, мне знать? - сказал Лев, - В любом случае, я хочу вырваться на свободу и найти себе соратников получше. Более сговорчивых.
- Ты? - спросил Страшила Железного Дровосека.
- Что я буду делать, если у меня окажется сердце? - усмехнулся Железный Дровосек, - Я полагаю, что постоянно теряю его.
Они поплелись дальше. Лестар не думал, что ему следует продолжать разговор, так как он не присутствовал на их первой аудиенции у Волшебника. Однако, когда никто больше не заговорил, он сказал:
- Что ж, Пугало, твоя очередь. Что ты будешь делать со своими мозгами?
- Я думаю об этом, - ответил он и не стал обсуждать это дальше.
- О, Тотошка! - вдруг взвизгнула Элли, - Где Тотошка?
- Он ушел по своим делам, - сказал Лев, - Только между нами, ему давно пора научиться не распространяться об этом. Я знаю, ты в нем души не чаешь, но всему есть предел.
- Он пропадет, - воскликнула она, - Он не мог найти выход из бочки с крекерами. Он не очень умен, ты же знаешь.
После почтительной паузы Железный Дровосек заметил:
- Я думаю, мы все это заметили
- Я ненавижу быть очевидным, - добавил Страшила, - но ты бы избавила себя от кучи проблем, если бы не поскупилась на поводок, Элли.
- Вот он, - воскликнула она, поднимаясь по небольшому склону.
Невежественное существо заканчивало экзекуцию у основания того, что выглядело как святилище древнего путешественника в Лурлине. Выветренная статуя языческой богини слепо смотрела в бурю. Статуя была в натуральную величину, если принять, что у богинь такой же рост, как у людей. Немногим больше, чем навес для защиты статуи от непогоды, сооружение не могло позволить путешественникам заползти внутрь от ливня. Однако через некоторое время Лестар подумал о том, чтобы встать на плечи Льва и накинуть большой черный плащ на крышу святилища. Используя обгоревшие остатки ведьминой метлы в качестве шеста, он соорудил черную палатку, под которой они могли бы укрыться.

Львиная грива воняла, но, по крайней мере, путешественники были защищены от самого сильного дождя.
- Этот плащ больше, чем кажется, - сказала Элли, - И вода не просачивается насквозь.
- Может быть, она заколдовала его водонепроницаемым. Она не любила воду, - сказал Лестар.
- Это я уже итак поняла, - сказала Элли.
- А кто любит? - добавил Жестяной Дровосек, скрипя суставами. - Расскажи мне о ней побольше, - продолжала Элли.
Лестар не подчинился. Он нашел Элли достаточно близкой по духу — но прошло так много времени с тех пор, как у него было что-то похожее на друзей его возраста! В Киамо Ко, когда он впервые приехал с Бастиндой, трое детей Фиеро впустили его в свое маленькое общество, но вяло, без особого интереса. Девочка, Нор, была единственной, кто когда-либо по-настоящему играл с ним.
Хотя он был для Нор немногим больше, чем эта собака для Элли, присутствием, которым можно было командовать, Нор была добра. В тот первый Лурлинемас она дала ему хвост своей пряничной мышки, потому что никому не пришло в голову сделать ему собственную пряничную мышку.
И кроме нее? Больше не с кем было играть, как только она, Ирджи и остальные члены правящей семьи — выжившие Фиеро — были похищены силами Гудвина, дислоцированными в Красной Ветряной Мельнице. Да, он храбро последовал за ней, но безрассудно. Они ускользнули от него. Ему пришлось вернуться в Киамо Ко и встретиться лицом к лицу с визгом. Затем Ведьма запретила Лестару больше общаться с командиром Лан Пиротом из Сил Шторма или заводить новых друзей среди вшивых мальчишек Красной Ветряной Мельницы.
Итак, Лестар прожил одинокую жизнь. Могло быть и хуже; его накормили и одели более или менее тепло. У него были свои дела по дому, и крылатые обезьяны, в основном нечленораздельные, по крайней мере, не пытались сдвинуться с места, если он садился поблизости. Должно ли было быть что-то большее в детстве? Репетируя это, чтобы рассказать Элли, он подумал, что это лишняя, неудачная вещь, и он подавил большую ее часть.
В последнее время Ведьма стала более раздражительной, чем обычно, жалуясь на проблемы со сном. Няне — в какой—то момент ее няне, а до этого няне ее матери - было далеко за восемьдесят, и она мало на что годилась в плане связной дискуссии. Лестару предоставили разговаривать самому с собой, и он обнаружил, что как собеседник он не очень-то вдохновляет.
Любопытство Элли показалось ему плоским, хотя, возможно, и искусственным. Он не мог сказать, действительно ли ей было любопытно узнать о его жизни, о Ведьме, или она просто топталась на месте.
Может быть, укрепляет свои нервы, слыша звук ее голоса. Он чувствовал себя подозрительно. Возможно, сын Ведьмы или нет, он унаследовал от общения с Бастиндой легкое чувство паранойи, как будто всем нужна была какая-то важная информация, которую они не хотели запрашивать напрямую.

Он засуетился, закатил глаза и попытался придумать, как сменить тему. Он не хотел говорить о своих детских днях в монастыре или о своем детстве в Киамо Ко. Теперь он был лишен семьи, он был чем-то вроде прихлебателя в компании Элли, кем-то вроде проводника без понятия здесь, в жестокой местности. Он просто хотел сосредоточиться на работе.
Поэтому он был рад, когда Лев встрепенулся и спросил:
- Что это?
- Наступает ночь, - сказал Железный Дровосек.
- Надвигающаяся ночь издает звук, похожий на Треск Рока? - пожаловался Лев.
- Никогда раньше не издавал. Тише, все. Это был не гром. Что это было? Тссс, я вам говорю, - Оловянный Дровосек заметил: Ты единственный, кто говорит...
- Ш-ш-ш, я сказал!
Они зашикали.
Ливень создавал симфонию. Приглушенный звук шуршания — дождя на средней дистанции - сопровождал солирующих вокалистов, округляющих гласные дождевой воды — плюх—плюх — или, как подумал Лестар, тетушки Ведьмы Бастинды Трапп—Трапп—Трапп.
- Ты когда-нибудь замечал, что дождь звучит как доминьон? - спросил Страшила.
Лев поднес лапу ко рту: Ш-ш-ш. Его гримаса была какой угодно, только не устрашающей; он был похож на ребенка-переростка в пижаме со львом.
Затем они услышали то, что слышал он, и, прежде чем они смогли что-либо с этим поделать, камень у основания статуи Лурлины сдвинулся в сторону. Из земли высунулась лапа какого-то существа. Барсук, бобр? Что-то коричневое, усатое и разумное. Какая-то склоновая решетка, больше, чем ее двоюродный брат в долине.
- У тебя хватает наглости марать память о Лурлине своей болтовней, - сказал Горный Грайт. Его челюсти издавали звук, похожий на хлопанье седельной сумки, когда он говорил.
- Нервы, - сказал Лев, - Я бы хотел.
- Мы просто укрываемся от шторма, - сказала Элли, - Можем ли мы получить ваше благословение, чтобы остаться здесь?
Решетка обнажила впечатляющую коллекцию резцов и клыков.
- Какое тебе до этого дело? сказал Лестар, - Мы вас не беспокоим.
Грайт огляделся, как будто оценивая, может ли он взять их всех сразу и взять над ними верх. Очевидно, нет.
- Мои раскопки, если вы хотите это так назвать, - сказал он наконец, - находятся прямо внизу. Вы большая тяжелая компания, и вы собираетесь обрушить стены моего жилища.
- Плохое место для строительства, - сказал Железный Дровосек, для которого зубы Горного Скрежета не представляли большой угрозы, - Вообще-то, оскорбление для Лурлины.
- Может быть, но я копаю глубоко, и если все это рухнет, и ты упадешь, ты умрешь там с голоду. И вонь ваших гниющих трупов не понравится духу Лурлины, как бы она ни была любима миром природы
- Буря не может длиться вечно, - сказала Элли.
Решетка немного подалась вперед.
- Знаешь, вполне возможно, что у меня бешенство. Справедливое предупреждение. Я кусаю первым и не задаю вопросов.
Лев вздохнул и вышел из импровизированной палатки. Там, снаружи, потоп обрушился на него, как фонтан, струящийся по скульптурному льву.
- Мы не позволим какому-то грызуну-переростку преследовать нас в шторм, - сказал, - Если ты укусишь меня, я укушу тебя в ответ и верну тебе твое собственное бешенство. Уходи
- У тебя отличный навес, - Решетка сморщила его лицо, - Мои глаза уже не те, что раньше. В чем дело?
- Это накидка, - сказал Лестар, - Какое тебе до этого дело?
- Это плащ Ведьмы, - сказал Грит, - Я в это не верю. Где ты его взял?
- Я взял его, - сказал Лестар.
- Больше дури в тебе. Она получит твою голову еще до наступления ночи
- Она мертва, - сказала Элли. Самодовольно.
Глаза Грита выпучились, и он приблизил свое лицо к Элли, которая вздрогнула и отпрянула от него: он не был особенно красивым представителем своей семьи.
- Ведьма мертва? Может ли это быть правдой?
Они кивнули, каждый из них.
- О, шок от этого, - Грит сжал свои лапы и поводил ими взад-вперед.
- Какой шок от этого! Ведьма мертва?
Сам ветер ответил каким-то обблигатошным напевом: Ведьма мертва!
- Убирайся отсюда, - сказал Грит более холодным голосом, - Иди.

- Я думала, ты будешь рад, - сказала Элли.


Ответ был четким и цензурным.
- Мы ее очень уважали. Среди Животных всегда были такие, кто пошел бы с ней в поход до самых ворот Изумрудного города, если бы она повела армию, если бы сказала слово. Ты не найдешь утешения среди нас.
- Она была моим другом, - сказал Лестар, - Не путай нас с убийцами.
- Ты новичок. Тебе едва удалось подружиться с ее плащом, не говоря уже о самой Ведьме, - Элли он добавил: Пошевеливайтесь, маленькая мисс Головорезка и ее сообщники, пока я не вызвал подкрепление, чтобы разобраться с вами. Грайт понюхал сырой воздух, словно ожидая найти подтверждение своим утверждениям в запахе обновленного мира.
- Ведьма мертва. Этого не может быть. Подожди, пока принцесса Настойя услышит. Подождите, пока Гудвин услышит. Он погрузился в свои размышления и повернулся, чтобы посмотреть на статую Лурлины, - Дай нам руководство! - сказал он, - Хоть раз заговори.
Гроза прогремела совсем рядом. Все вздрогнули, кроме Грита.
- Я имею в виду, говори на понятном нам языке, - уточнил он. Но буря, или Лурлина в ее силе, не послушалась, и действительно, несколько мгновений спустя самый сильный ливень закончился, и гром загрохотал в другом месте.
Грайт продолжал.
- У меня нет причин утешать своего врага, но вот ты здесь.
Может, вы и злодеи, но вы молоды, некоторые из вас, и, возможно, научитесь раскаиваться. Мне сказали, что батальоны волшебников расположились лагерем на берегах реки Винкус.
Найдите войска волшебников, и они защитят вас. Таков мой совет тебе.
- Войска Волшебника защитят нас? - огрызнулся Лестар, - Гудвин страны Оз - это угроза!
- Конечно, угроза. Деспот, сюзерен, называйте как хотите. Босс. И вы пособничали ему в его кампании по уничтожению восточного сопротивления. Эти новости быстро распространятся, друзья мои, -Каждый раз, когда он произносил слово "друзья", оно звучало все менее дружелюбно, - Но защищайтесь, где можете. Когда весть о смерти Бастинды Тропп распространится по этим холмам, вам придется очень нелегко. Я не буду отвечать за то, что произойдет дальше. Вы слышали мой совет. Прислушайся к нему.
- Я не отдам себя ни одному корпусу армии волшебника, - сказал Лестар, - Если с западной стороны есть силы, мы будем придерживаться нашего плана повернуть на восток и попытать счастья через перевал Кумбриция. Это будет более длинный, но более безопасный путь.
- Возможно, нам лучше отправиться в путь, - нервно сказала Элли.
- Тебе лучше идти, - согласился Горный Грайт. Я не пойду против вас в отряд, но и не стану лгать своим друзьям о том, что узнал здесь сегодня. Тучи проходят. Если вы намеревались свернуть с восточного склона Кноблхед Пайк, то вы промахнулись. Вам придется вернуться назад. Вы не достигнете долины реки до наступления темноты. Укройтесь под черной ивой; вы найдете их там, где тропа выравнивается и огибает немного высокогорное болото. Там вы будете в безопасности.
- Спасибо, - искренне сказала Элли.
- Не будь дурой, - сказал Лестар, - За что ты его благодаришь?
- Ты, - сказал Грайт Льву, - перебежчик. Тебе должно быть стыдно за себя.
На твоем месте я бы был особенно осторожен. Животные не относятся легкомысленно к предателям. Если бы ты был больше похож на Льва, ты бы это знал
- Я ничего не сделал! - сказал Лев, - Я был заперт на кухне! Его хвост дернулся восемь или десять раз.

 Отправлено: 29.01.22 12:46. Заголовок: ГРАЙТ СДЕРЖАЛ СВОЕ с..

ГРАЙТ СДЕРЖАЛ СВОЕ слово И настучал на них. На следующее утро, прежде чем путешественники закончили мыться, на краю рощи черной ивы появился разведывательный отряд Скроу. Верхом без седла и почти голые на своих пурпурно-белых конях, они выглядели в тумане как дикие кентавры. Не говоря ни слова, но со значительным сердитым видом, отряд Скроу обошел рощу. Там путешественников держали в вольере.
Попытки договориться оказались бесплодными; у них не было общего языка.
Языки страны Оз. Лестар никогда не думал о них. Родной язык всегда казался универсальным; даже Элли говорила без особых интонаций или особых трудностей.
Правда, диалект горных кланов, арджики, характеризовался рычанием слогов на полпути вниз по горлу, но разница не произвела особого впечатления на Лестара.
Он все еще мог понять арджики.
Так почему же изолированный Горный Грит ясно и эффективно говорил на общем языке, в то время как скроу цеплялся за язык, понятный только им?
До самого конца Ведьма продолжала пытаться научить крылатых обезьян говорить, как будто возможность свидетельствовать могла когда-нибудь спасти их жизни. Так много связано с языком…Язык самих заклинаний — заклинаний, как таковых! Способ упорядочивать звуки, чтобы все менялось, раскрывать то, что скрыто, скрывать то, чего нет…
Он жалел, что не владеет языком. Он жалел, что не может произносить заклинания так, как с усилием и все большим контролем научилась делать Бастинда. Он мог бы связать застывшего Скроу, и он и его спутники ушли бы невредимыми. Но это было выше его сил - как и все остальное.
Разведчики Скрова бросили путешественникам мотки отвратительного сушеного мяса и копченой кукурузы. Было ясно, что Элли и компания должны ждать здесь. Через полтора дня прибыл предводитель скроу, ехавший в медленно движущемся караване, который с большой осторожностью прокладывал путь к этому низменному восточному хребту Кнобблхед Пайк.
С ним был переводчик, и Лестар попросил аудиенции у Высочества за ветхими портьерами паланкина. Он не умел торговаться.
- Единственное, о чем я прошу, это чтобы мы, э-э, поторопились, - сказал он, - Моя подруга Элли хочет благополучно добраться до Изумрудного города; у нее назначена встреча с Волшебником. Затем она намеревается уехать куда-нибудь за границу.
- И я с ней, - хотел добавить он, но не стал. Возьмет ли она меня? А если нет — что еще мне делать?
Переводчиком был старый, скрюченный джентльмен, который, несмотря на принадлежность к племени, прошел обучение в университетских окрестностях Шиза.
- Очень хорошо, - сказал он.
- Я не понимаю, почему мы должны бездельничать. В конце концов, это в наших общих интересах. Дайте ее высочеству возможность успокоиться, и мы дадим вам знать, когда она будет готова.
Элли сказала:
- Мы не очень высокого мнения о коронованных особах там, откуда я родом. Кто это высочество?” Переводчик ушел, не ответив.
- Как грубо, - сказала Элли, - Ну, а кто она, эта высочество? Может быть, это та самая Озма, о которой все говорят?
Лестар объяснил.
- Последняя Озма исчезла много лет назад, похищенная маленькой девочкой, когда Гудвин пришел к власти. Няня считала, что ребенок был околдован в трансе и никогда не повзрослеет ни на день до того момента, как ее освободят от чар, как сказочную принцессу. Тогда она восстанет и сокрушит сильных мира сего в их комфорте, и вернет монархию на ее законное место. Но тетушка Ведьма всегда отмахивалась от этого.
Она сказала, что ребенок, вероятно, был убит давным-давно. Останки Озмы Типпетариус были бы найдены глубоко в ящиках с костями Дворца вместе с ее предками, если бы кому-нибудь разрешили туда заглянуть.
- Я верю в Озму, - твердо сказал Страшила.
Безмозглый дурак, подумал Лестар, но больше ничего не сказал.
Суд Скроу не заставил их долго ждать. Когда солнце достигло зенита, служители развернули зеленый ковер со сморщенной кромкой. Повсюду были разложены бесформенные подушки, прокисшие от плесени.
- Стойте, пока ее высочество не сядет, - сказал переводчик, укладывая в виде решетки оставшиеся волосы на своей бледной куполообразной голове.
- Тогда вы тоже можете сесть.
Шесть слуг помогли ей выбраться из купе. Ее мышцы были бесполезны для поддержания ее тела, а ее большое, обвисшее лицо искривилось в швах перекрывающейся кожи.
Она морщилась от боли при каждом шаге. Пожилая женщина, монолит древней матроны Скроу, размером со всех ее слуг, стоящих вместе. Как пчелиная матка среди трутней.
Ее лицо было испещрено зелеными и фиолетовыми пятнами, своего рода церемониальными отметинами.
Аромат тимьяна и лилий, достаточно приятный, не мог полностью скрыть животный запах.
- Принцесса Настойя, - сказал переводчик на понятном озишском, - позвольте мне представить Элли Смит из неизвестных мест и ее спутников, Льва, Пугало, джентльмена, одетого в Жесть, и мальчика, о котором вам рассказывали. Затем он повторил строки на Скроу, чтобы указать, как он будет действовать дальше.
- Здравствуйте, - сказала Элли, делая реверанс.
Принцессу Настю опустили на землю, чтобы она могла рассматривать их, лежа на боку. Ее позвоночник был неестественно длинным, как будто у нее были лишние позвонки. Слуги положили ее колени на желтую подушку, а локоть - на другую, и они устроили небольшую гору подушек позади нее, чтобы она не откатилась назад.
Переводчик начал цветистую биографию, но принцесса прервала его. Ее голос был низким, барабанным, как будто ее носовые проходы были достаточно велики для хранения дынь.
- Меня мучает неверие, - сказала она, и переводчик перевел, - Я знала только, что ведьма послала воронов позвать на помощь. Прежде чем они смогли добраться до меня, они были атакованы и их плоть сожрали птицы Рух.
- Откуда ты знаешь о воронах? - спросил Лестар, - Если их съели рухи?
- Ночные рухи - бессловесные звери, - сказала принцесса, - но нападение было засвидетельствовано Серым Орлом, который присматривает за определенным районом для меня. Он отогнал рухов от одной Вороны, которая перед смертью сумела передать сообщение о сражении Ведьмы. Орел передал мне послание, когда я закрывала собрание с некоторыми южными кланами арджики.
- Ведьме следовало бы сказать об этом, - сказал Лестар, - Она считала себя чем-то вроде почетного Арджики.
- Я не потерплю, чтобы мне читали лекции о стратегии или протоколе, - ответила принцесса, - В любом случае, я действительно пригласила ее. Но я так и не узнала, дошло ли до нее мое приглашение. Мне сказали, что она была расстроена горем из-за смерти своей сестры.
- Она была... неустойчива... в конце, - признал Лестар, - Я не уверен, как много она могла сделать для тебя, да и стала ли бы она беспокоиться. По правде говоря, она была отшельницей. Она держалась сама по себе. Даже когда дело касалось меня, - вспомнил он.
- Я бы решительно изложила ей это дело, если бы привлекла ее внимание, - заявила принцесса.
- Она не была дурой. Она видела, что, когда канцлеры Изумрудного города облагали житницу Жевунии разорительными налогами, ей пришлось отделиться и образовать Свободное государство. Если на нас надавят, мы здесь, на востоке, сами сделаем не меньше этого. Мои попытки наладить отношения с юнамата ни к чему не привели, и арджики могут наслаждаться своей замкнутостью, упрямые обитатели склонов! — но мы, скроу, не будем стоять в стороне и позволим разграблять наши Луга. Гудвин собирает армию на западном склоне Келлса. Я знаю, как он работает, ты, хлыщ.
Принцесса застонала.
- Она могла бы помочь! Но уже слишком поздно. Я слышу из сообщения Горного Грита, что странная женщина мертва. Бастинда. Переводчик произнес это неправильно. БАСТА-инда, - сказал Лестар.
- Убийца здесь, среди нас? - спросила принцесса.
- Это был несчастный случай, - сказала Элли, - Я не это имела в виду. Она засунула кончик одной из своих косичек в рот и пожевала его.
- Покойный был любопытным существом, - сказала принцесса, - Я встречалась с ней всего один раз, но она поразила меня своей выносливостью. Она не казалась человеком, способным умереть.
- Кто знает? сказала Элли.
- Говори за себя, - пробормотал Лев, - Я понемногу умираю каждый день, особенно если в комнате есть недружелюбные лица.
Через своего переводчика принцесса продолжила свое послание.
- Вы находитесь в серьезной опасности.
Не в последнюю очередь от меня. Убийство и кража вещей Ведьмы, как я это вижу, но еще хуже: делать это в сговоре с Волшебником.
Запротестовал Лестар, брызгая слюной.
- Не в сговоре с Гудвином!
- Ну, Гудвин Великий и Ужасный попросил меня убить ее, - призналась Элли, - Нет смысла плакать из-за пролитого молока. Он сделал это, и я не буду лгать об этом. Но я не собиралась этого делать. Я просто хотел, чтобы она простила меня за случайную смерть ее сестры. А потом появилось ведро с водой. И откуда мне было знать? Я имею в виду, что у нас дома, в Канзасе, нет ведьм. Мы и слышать об этом не хотели.
- Вы все неправильно поняли, - перебил Лестар, - Послушайте, принцесса Настойя, пожалуйста. Я прожил с Ведьмой всю свою жизнь. О краже и речи быть не может. Я ближайший родственник.
- Как же так?
Он не мог ответить. Принцесса настаивала на своем.

 Отправлено: 29.01.22 13:09. Заголовок: - Вы можете это дока..

- Вы можете это доказать?
Он пожал плечами. Его кожа не была ни зеленой, как у Бастинды, ни мускусно-охристой, как у детей и вдовы Фиеро. На самом деле Лестар был довольно бледным; неубедительный образец чего бы то ни было, если разобраться.
- Это не имеет значения, - сказала принцесса, - Я бы не стала убивать тебя. О нет, я бы этого не сделала. Но другие могли бы, и я задаюсь вопросом, смогу ли я предотвратить их. Мы не имеем никакого влияния на арджики, как показывает крах моей недавней кампании.
- С чего бы армиям Волшебников поднимать на нас руку? - спросил Лестар, - Ведьма мертва, а правящая семья Арджики — дом и род Фиеро — уничтожена.
- Даже дочь? - спросила принцесса.
У Лестара отвисла челюсть.
- Ты имеешь в виду Нор? Вы слышали о ней что-нибудь еще? Что вы можете мне рассказать о ней?
- У меня способный слух, - ответила она, но продолжила, - Вы можете доказать, что Ведьма мертва?
- Ты хочешь, чтобы мы вернули ее к жизни? - Лестар усмехнулся, - Вы можете с таким же успехом убить нас сейчас, если это ваше требование.
Принцесса показала, что хочет встать.
- Это шея, она скрипит под тяжестью слишком тяжелых мыслей, - сказала она. Потребовалось девять человек, чтобы поднять ее на ноги, а затем они принесли ей пару украшенных драгоценными камнями тростей, толстых, как трибуны. Она наклонилась вперед и посмотрела Лестару в глаза.
- От тебя не было бы никакой помощи на переговорах, ты, теленок, - сказала она, - Но ты задаешься вопросом, чего я хочу от тебя.
Она позволила своей зеркальной шали соскользнуть с плеч, и три черных гребня из слоновой кости со звоном упали на землю из ее узловатой живой изгороди густых белых волос. Воздух стал очень неподвижным и липким; возникло ощущение Присутствия. Принцесса закрыла глаза и забубнила, и ее волосы, казалось, взлохматились сами по себе, а затем собрались в гладкую скользящую штуку, и она сбежала с ее спины в белый клубок на земле. Бесформенное платье из хлопчатобумажной ткани сдвинулось на ее бедрах, казалось, собралось в баску или суету, а затем соскользнуло.
Лестар никогда раньше не видела раздетую женщину, старую или молодую — только маленькую или в день стирки, гибкую в медной ванне, когда ей было четыре или пять лет. Эффект обнаженной принцессы был поразительным: отпечаток серебристых волос в паху, складки плоти, складывающиеся один над другим, грудь, сплющенная возрастом и гравитацией. Элли пробормотала
- Боже мой!, как будто она думала, что должна быть свидетельницей прямо противоположного.

Если это и было волшебством, то все еще оставалось время написания. Нос принцессы удлинялся, разворачивался, а кожа на ее щеках цементного цвета растягивалась и утолщалась эпиболически. Ее глаза, которые раньше были не более чем щелочками в складках лица, потеряли свою яйцевидную форму, округлившись в шарики. Сеть тонких волосков проросла у нее на лбу и макушке, на щеках, подбородке и драматически враждебном носу. А уши: да, они были большими, и даже больше.
Более или менее похожи на голову слона, хотя и не посажены на тело слона.
- Возможно, мне следовало бы предупредить вас подробнее, - сказала она, - Похоже, я расстроил девушку.
Элли рвало в фартук, а у ее собаки, похоже, случился нервный припадок, и она потеряла сознание.
- Однако на данном этапе моей жизни мне мало нужны тонкости, - Лестар не доверял себе, чтобы говорить.
- Я Слон, - сказала принцесса Настойя, - Из-за погромов Волшебника против Животных я скрывалась как человек все эти долгие годы. Скроу восхищаются моим долголетием и тем, что считается моей мудростью. В обмен на их защиту, на дом на Тысячелетних Лугах, я выполнила свой долг лидера. Но в последнее время, юный мальчик, я не могу сбросить свою маскировку с той легкостью, с какой когда-то могла.
Хотя слоны претендуют на бессмертие, я верю, что умираю. Мне нельзя позволить умереть в этой полуформе. Я умру как Слон. Но мне нужна помощь.
- Чем я могу быть полезен? - спросил Лестар. Как будто я могу что-то сделать, добавил он про себя.
- Я не знаю, - сказала принцесса Настойя, - Однажды я сказала Бастинде Тропп, что, если ей понадобится помощь, ей нужно только послать весточку, и я отдам все свои ресурсы под ее командование. Я никогда не думала, что произойдет обратное. Что придет время, когда я обращусь к ней за ее знаниями о животных, ее врожденным мастерством в заклинаниях и чарах.
Но, как я вижу, я начала слишком поздно, потому что ваш спутник убил мою единственную надежду
- Элли не должна была знать, - сказал Лестар.
- Любое убийство вообще, любого рода, это тоже убийство надежды.
- На самом деле это отвратительно, - прошептал Лев Железному Дровосеку, - Знаешь, у меня живот переворачивается, пока мы разговариваем
- У меня нет таланта к заклинаниям, - сказал Лестар, - Если это то, о чем ты спрашиваешь.
- Откуда ты знаешь? - спросила принцесса, - А ты пробовал? Ты учился?
- Я не очень хорошо учусь, и, кроме того, мне это не очень интересно, - Огромный хоботок взметнулся из ниоткуда. Ее пальцы на носу схватили его за подбородок. Она бы размозжила ему череп, одним подбородком, - Задумайся, - сказала она, - Задумайтесь или обратитесь за помощью. Если вы не хотите, чтобы вас убили за ваши преступления против Бастинды — а это еще может случиться, — получите достаточно знаний от кого-нибудь, где-нибудь, чтобы помочь. Была ли там книга, Гриммуатика? Были ли у Бастинды сообщники? Мне все равно, сколько времени это займет, но вернись ко мне. Я не могу так умереть. Я не могу. В конце концов, все маскировки должны быть отброшены.
- Вы путаете меня с кем-то другим, - сказал он, - Кто-то компетентный. Кто-то, кого я никогда не встречал.
- Это не просьба, - сказала она, - Это приказ. Я коллега Бастинды, - Она подняла свою носовую конечность с подбородка Лестара и подула ему в лицо. Его глаза запотели в черепе, и часть волос на передней части головы была окровавлена силой взрыва, - Если ты утверждаешь, что являешься родственником Ведьмы, ты поймешь, что делать.
Она всегда могла.
- Ну, не всегда, - услужливо поправила ее Элли, - как это прискорбно очевидно в данный момент времени.
- Я заплачу тебе, - заключила принцесса, обращаясь, по-видимому, только к Лестару, - Я буду держать ухо востро в поисках вестей о твоем похищенном друге - детеныше Фиеро, Нор. Нор, не так ли?
Вернись ко мне с решением, и я расскажу тебе все, что мне удалось узнать за это время.
Лестар не мог говорить, но он протянул руки ладонями вверх в жесте, который даже он не мог прочитать. Принимает задание? Протестуя против его неадекватности? Неважно — это не имело значения. Принцесса покончила с ними. Она повернула свою массивную Слоновью голову, раскачиваясь на своем слишком человеческом позвоночнике, и дюжина Скроу бросилась ее поддерживать. Они скрывали площадь ее ягодиц, как бы защищая ее от какого-то позора, который, в любом случае, никогда не смог бы к ней прицепиться. Даже наполовину, пойманная в ловушку разрушающего заклинания, она была слишком собой, чтобы стыдиться его применять.

 Отправлено: 30.01.22 08:43. Заголовок: - ОНА НЕ ЗАДЕРЖАЛА О..

- ОНА НЕ ЗАДЕРЖАЛА ОДНОГО ИЗ нас в заложниках, - сказал Лев, почти в бреду, - Я был уверен, что это буду я. Но я бы никогда не справился с этим
- Она доверяла нам, - сказал Лестар.
Они шли день за днем под рваными облаками и хрупким светом. Чтобы избежать армии Гудвина, они держались восточного основания Великого Келлса. Местами вертикальные уступы гор поднимались над луговым покровом так же чисто, как фронт кукурузного холма над ровным полом: можно было почти карандашом отметить, где кончается равнина и начинается склон.
Они отдыхали там, где могли. По крайней мере, это было не самое плохое время года, чтобы прокладывать путь по пересеченной местности. Они шли по краю Тысячелетних пастбищ, как муравьи по краю ковра прерии.
Через несколько недель они достигли зеленого выступа, который поднимался в ущелье, известное как перевал Кумбрисии, высокая и плодородная долина, обеспечивающая самый быстрый путь через центральные Келлы.
Лестар смутно помнил это из прошлых лет. Воздух был плотным и влажным, а земля покрыта гниющей растительностью. Если принцесса Настоя не смогла вовлечь местные племена юнамата в договор против Гудвина, вполне вероятно, что она также не смогла распространить свое предложение о защите на их территорию. Но юнамата прятались, как это было в их обычае.
Дальше, спускаясь по склону к реке Винкус и, в конечном счете, к Изумрудному городу, мир казался холодным и больным. Год шел своим чередом. Редкие фермерские дома в предгорьях были грубыми, почти заброшенными, соломенные крыши покрыты толстым слоем плесени, сады разбросаны по земле. Если и предлагали хлеб, то предлагали его угрюмо. Ни один местный житель не принял бы их и не предоставил бы что-нибудь вроде матраса. Угол сарая и одеяло, покрытое коркой голубиного помета, были лучшим, на что могли надеяться путешественники. И все же, измученные тяжелой работой, они спали крепко и без сновидений.
Для Лестара вопрос был не в том, сколько дней или недель потребовалось, чтобы добраться до Изумрудного города, а в том, сколько часов в день ему приходилось тащиться, прежде чем он снова мог погрузиться в безопасный сон. Не сон, а нечто более богатое: блаженное уничтожение. Чтобы он мог забыть боковую пульсацию своего расплющенного сердца, бьющегося: Ты. Ты. Ты. Он неохотно удерживал мысль о Бастинде; она болезненно давила на мембраны так глубоко, что он никогда раньше не знал об их существовании. Я ненавидел тебя. Ты бросила меня. Так что я ненавижу тебя больше, чем раньше.
Келлы уменьшились, поросшая кустарником равнина раскинула свои пустоши в полях разбитого камня.
Дубовые леса начали сначала окаймлять горизонт, а затем вырисовываться с дыханием дубовых волос и шумом ветра в их листьях…Мало что из этого отразилось на Лире без того, чтобы он не захотел сказать:
- Смотри, смотри - мир, который ты так ненавидела, что оставила его. Это так странно. Я понимаю, почему.
Он не мог этого сказать. Он едва мог думать об этом, когда Элли болтала о матери Анне и об отце Джоне и разных забытых фермерах. Бастинда, подумал Лестар. Бастинда, он чувствовал. Бастинда . Мир без тебя.
Как мне с этим справиться?

КЕЛЛЫ ВЫГЛЯДЕЛИ ЧИСТЫМИ, задуманными острым архитектурным взглядом и построенными с уверенностью. Напротив, Изумрудный город, на первый взгляд, казался органическим, метастазом конкурирующих форм жизни. Лестар никогда раньше не видел поселения больше деревни, поэтому он был сбит с толку тем, как Город врезался в горизонт. Сбитый с толку и обескураженный.

- Не бойся, - сказала Элли, хватая его за руку.
- Думай об этом как о тысяче фермерских хозяйств, нагроможденных друг на друга.
- И это не пугающая идея?
- Я собираюсь найти себя здесь, - заявил Железный Дровосек.
- Я собираюсь потерять себя, - сказал Лев.
- Просто постарайся слиться с толпой, - сказала Элли, - Веди себя естественно
- Вот это было бы актерством, - сказал Железный Дровосек и ударно хлопнул в ладоши, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.
- Давай, - сказал Страшила, - нам повезло, - Он указал на разношерстную команду бродячих актеров, рекламирующих глупое новое шоу, сделанное в основном с куклами. Они забавляли стражников, и в этой суматохе путешественникам с Дороги из желтого кирпича и Лестару удалось незаметно проскользнуть через восточный портал Города. Они вышли на широкую площадь.
Судя по вони навоза скарка, это помещение служило загоном для транспортных животных, пока разгружались грузы и составлялись накладные. Простые гранитные склады выходили окнами во двор, и медведи — или, возможно, даже Медведи, говорящие звери, хотя сейчас они не разговаривали — таскали мешки с зерном и ящики с продуктами. “Хо", ” закричали надзиратели. Некоторые были жевунами, треть ростом с их работников. Их посадочные плети разлетелись брызгами, как от красного дождя.
- Мы здесь мясо, мясо, - простонал Лев, - Не то чтобы это все из-за меня, но я чувствую себя таким уязвимым.
- Лев прав. Пойдем, давай нырнем в этот переулок, - сказал Лестар.
- Я ожидала немного больше шума, - сказала Элли, - Я имею в виду, нравится вам это или нет, Ведьма мертва, и вы могли бы подумать, что об этом стало известно, - Одной рукой она держала свой собственный нос, а другой - нос Тотошки, - Канзас может похвастаться курятниками послаще, чем этот.
Они бродили по торговым районам, пересекая широкие бульвары, обсаженные умирающими кипарисами. Некоторые были расколоты пополам, снятые для такого трута, какой они могли бы обеспечить. Многие открытые пространства вокруг фонтанов, увековечивающих память об успешных военных кампаниях, были заполнены самодельными домами из картона или клеенки, натянутой на проволочную сетку. Кухонные кастрюли воняли ужином. Разбитый носик фонтана все еще немного сочился: общий туалет.
- Фу, - сказала Элли, - Мой предыдущий визит не привел меня в этот район.
- У вас были гражданские гиды, - догадался Лестар. Она кивнула.

Люди на бульварах прятались за шалями, прикрепленными в качестве занавесок, или прятали лица в листах старой газетной бумаги, когда проезжали путешественники.
- Можно подумать, что мы больны проказой, - сказал Лестар.
- Возможно, мы слишком чисты, - сказала Элли, - Мы позорим их. Лестар не думал, что Элли была такой чистой, как все это, но ее глаза были яркими, а походка уверенной, и, возможно, это значило больше, чем чистота, - Может быть, они привыкли к действиям полиции против них, и они просто не знают, какую сторону мы представляем, - сказал Лестар.
- О, действительно, - сказал Железный Дровосек, - Посмотрите на нас: человек из соломы, человек из жести, Лев с бантом в волосах, как у комнатной собачки! Девочка, мальчик, угрюмая маленькая собачка. Как мы вообще можем быть авторитетами? Мы слишком...
- Уникальны? - спросила Элли.
- Не хватает камуфляжа? - спросил Лев.
- Сказочные? - предложил Железный Дровосек.
- Смешные? - спросил Лестар.
- Все вышеперечисленное, - решил Страшила. Но неимущие, казалось, не были убеждены и избегали странных путешественников.

КОГДА ОНИ добрались до большой площади перед Дворцом Гудвина, Лестар захотелось задержаться. Ведьма презирала правителя страны Оз; как мог Лестар показать свое лицо?
- Не будь неженкой, - сказал Лев, - я позабочусь об этом для всех нас.
- Это не страх, - сказал Лестар, хотя отчасти так оно и было. Он понял, что это тоже был гнев. Каким способным, каким гибким был гнев: он мог чувствовать его к Ведьме, которая ушла и умерла на нем, и к Гудвину, организатору ее убийства, и к тому, и к другому одновременно. Тогда почему из-за Элли Лестар не чувствовала ничего, кроме нарастающей усталости? Возможно, он тоже питал к ней острый тайный гнев, но если так, то он скрывал себя. Если бы Лестар набросился на Элли — ну, что бы у него осталось в этом мире? Кто? Почти ничего. Почти совсем ничего.
- Ну, мы не можем ждать, пока ты будешь колебаться, - сказала Элли, - Ты был бы дураком, если бы упустил этот шанс. В конце концов, Гудвин может исполнить желание вашего сердца. Он хорош в этом. Внезапно он вспомнил разговор с Бастиндой.
Чего бы ты хотел, Лестар, если бы Гудвин мог тебе что-нибудь дать?

Отец.
- Он как Санта-Клаус. Глаза Элли сияли, как пуговицы, апостольским рвением.
- Не понимаю, что ты имеешь в виду.
- Санта-Клаус? Веселый старый эльф! Магия, как и все остальное. Каждый год на Рождество он приходит к вам домой и оставляет вам угощения, если вы хорошо себя ведете. А если нет, то уголь у тебя в чулке. У нас в Канзасе не всегда есть лишний уголь, поэтому однажды он набил мой чулок навозом. Я плакала, как Диккенс, но папа сказал, что это наказание за то, что я слишком громко пела в загоне для свиней. Я до смерти пугала свиней, сказал он, и вот доказательство.
- Гудвин Великикй и Ужасный кладет навоз в твои носки?
- Нет! Послушай и перестань быть идиотом. Я просто имею в виду, что Гудвин похож на Санта-Клауса: он человек милосердный. Приходи и возьми то, что тебе нужно. Что тебя остановит? Чем тебе еще заняться?
Он пошатнулся. Если Гудвин раздает награды, почему бы Лестару не заслужить их?
Теперь он был сиротой. Ему не нужно было говорить, кто он такой, не так ли?— или откуда он взялся?
- Он многим тебе обязан, - Элли была полна торжественной уверенности, - Без вашей помощи мы бы не вернулись живыми. Жуткие юннаматы, прячущиеся на тропе, это отвратительное чудовище-Слон, королева народа Скроу. У меня мурашки поползли по всему телу.
- Может быть, я так и сделаю, - сказал Лестар.
Чего бы ты хотел, Лестар, если бы Гудвин мог тебе что-нибудь дать?
Отец.
Гудвин не мог дать ему отца или мать, но, может быть, он мог бы сообщить ему какие-нибудь новости о Нор. Теперь, когда принцесса Настоя пробудила надежду, что Нор, возможно, все еще жива. Или, может быть, Гудвин каким-то образом заполучил пропавшую Гриммуатику. С ее помощью Лестар мог бы придумать, как помочь принцессе сбросить маскировку. В любом случае, даже приблизиться к кому-то столь могущественному, как чудесный Гудвин из страны Оз, было бы для Лестара одновременно новинкой и достижением: он был едва ли больше, чем отпрыск старой девы, и мало что видел в мире людей.
- Ну, пошли, если ты идешь; мы уходим, - сказала Элли, поэтому Лестар спрятала плащ Ведьмы под декоративным цветочным горшком в углу пустынного кафе, где они сидели, и пошел с ними.

Стратегия Элли по привлечению внимания соответствующих чиновников у дверей Дворца была проста.
- Я Элли, - сказала она, - ты знаешь. Та самая Элли.
Охранники вытаращили глаза. Были вызваны министры, и почти сразу же были приняты меры для проведения собеседования.
- Вам не разрешается, - сказал секретарь аудиенций Лестару, - Ты не являешься частью первоначального контракта.
- Но я здесь, чтобы попросить Гудвина о помощи, - сказал Лестар.
- Проваливай.
Элли пожала плечами, слишком широко улыбнулась и поправила фартук.
- Не волнуйся, Лестар. Мы не должны задержаться больше чем на час. Все, что нам нужно сделать, это появиться, и я уверена, что Гудвин удовлетворит наши просьбы. Мы встретимся вечером в том кафе и решим, что отпраздновать, прежде чем я уйду.
- Ты уверена, что хочешь уйти? - спросил Лестар.
- Конечно, я ухожу, - отрезала она, - Это мое последнее собеседование. Как ты думаешь, почему я подвергаю себя такому унижению? Я не просила убивать Ведьму, но, сделав это, я собираюсь получить свою награду, если мне это удастся.
Он прикусил губу.
- Тогда могу я пойти с тобой?
- Ты бы не чувствовал себя как дома в Канзасе. Немногие это делают. Кроме того, ты должен расколдовать эту старую уродливую слоновью башку. Мои косички ровные?
Она поцеловала его в оскорбительно небрежной манере. Полная глупого доверия, она повернулась и поспешила за своими друзьями. Церемониальные двери захлопнулись за ними.
Лестар вернулся в кафе. Израсходовав почти все имевшиеся у него монеты, он ждал с нарастающим ужасом, а затем с рушащимися надеждами. Она так и не вернулась. Больше он ее никогда не видел.
Она была не так уж хороша, эта Элли. В каком-то смысле педантичная, гордящаяся своим милосердием с широко раскрытыми глазами.
Ее доброта, поначалу великолепная, стала казаться немного... ну, дешевой. В конце концов, она также смазала Железного Дровосека, успокоила пугливого Льва и обсудила различия между золотыми и серебряными стандартами иностранной валюты со Страшилой, который, казалось, при всей своей безмозглости следил за всей дискуссией. Она обнимала свою мерзкую маленькую собачку. В свете всего этого ее забота о Лире казалась не более чем Очередным Добрым Делом.
Тем не менее, она была храброй, одна нога впереди другой, всю дорогу до Винкуса, всю обратную дорогу. Когда по всему городу зазвонили колокола, и Лестар наконец набрался смелости спросить кого-нибудь, почему, Элли вообще не упоминалась.
- Гудвин низложен, - сказали они, - Злая Ведьма мертва, но Гудвин все равно свергнут.
На это время для управления Озом была нанята другая добрая волшебница.

- Элли? он спросил, - А как насчет Элли?
- Какая Элли? - ответили они. Культ Элли еще не успел утвердиться.

ОДНАЖДЫ, МНОГО ЛЕТ НАЗАД, в одном из амбаров Киамо Ко Лестар развлекалась с Нор и ее братьями. Дети Фиеро и его жены Саримы были вспыльчивыми, и они убедили Лестара сесть на один конец бревна, которое они намеревались развернуть над кучей сена внизу. Он мог бы прыгнуть в безопасное место! Они сказали, что это будет весело. И так бы и было, если бы один из них — вероятно, Манек — не спрыгнул с балансирного конца до того, как Лестар полностью занял позицию. Боясь разбиться о каменный пол сарая, Лестар перебрался в безопасное место через край повозки. Падающий луч не смог убить его.
Однако у него вышибло дух из груди, и минуту или две он не мог дышать. Он чувствовал, как бьются его легкие, а сердце колотится в ответ, но ему казалось, что он умирает. Лица Ирджи и Нор смотрели на него с края чердака. Лежа на спине, тщетно потягиваясь, чтобы открыть дыхательное горло, он посмотрел на их лица, искаженные смехом и легким беспокойством.
Что запомнилось Лестару, настолько близкому к крайности, насколько он испытал за свою короткую жизнь, так это то, насколько яркими казались эти последние несколько впечатлений от мира. Как свет, пробивающийся над макушками голов Ирджи и Нор, казался похожим на сегменты перекрывающихся плавников, связывая яркие выражения его друзей со стропилами, паутиной, узлами, петлями веревок, случайными перьями. Весь по частям, весь по частям, он думал: почему я никогда не видел этого раньше, а теперь я умру и никогда больше этого не увижу.
Тогда он не умер, а ожил. Его дыхание вернулось на место, и он завыл, и его туловище заболело, и все раскололось на разрозненные элементы. Как бы он ни злился на Манека за то, что тот сделал его мишенью хорошо спланированной шутки, он был огорчен потерей прекрасного момента предчувствия: мир таков, каков он есть. Части связаны друг с другом. В глубине души не было никакого противоречия. Сложность - да, но не противоречие. Единственная связь.
Теперь, сгорбившись под дверью закрытой бойни в Изумрудном городе, когда Элли так недавно встретилась и так же быстро исчезла, он вспомнил инцидент в амбаре в Киамо Ко.
- Хорошего беспорядка не бывает, - подумал он. Каждый вдох, который человек делает, - это пробуждение к разобщенности, снова и снова.
Он раскачивался достаточно сильно, чтобы на его плечах появились синяки сливового цвета. Они причиняли боль, когда он подталкивал их, и он подталкивал их, чтобы причинить им боль.
Ему некуда было идти, нечего было делать. Днем и ночью он бродил, как и другие отбросы человеческого общества, которые бродили вверх и вниз по бульварам. Крадут у торговцев, выпрашивают гроши, справляют нужду на публике, не заботясь о приличиях или гигиене.
Каждую ночь он возвращался в кафе, на случай, если его чувство страха было напрасным, и Элли все еще могла сдержать свое обещание и вернуться за ним, хотя бы для того, чтобы попрощаться. И это тоже была удача, потому что на пятый день Лестар листал газеты в поисках остатков сдобного печенья, когда его похлопали по плечу. Он повернулся, наполовину ожидая, что владелец кафе вызвал полицию, как он и угрожал.
Вместо этого Лестар нашел Пугало.
- Ты все еще здесь, - сказал Страшила, - Почему-то я так и думал, что ты будешь здесь.
- Где она?
- Она ушла, ты это знаешь, - вздохнул Страшила, - Ты знал, что она уйдет. Она была Гостьей, не из нашего мира; такие, знаете ли, не могут оставаться.
- Откуда вы знаете? Может быть, тебе просто нужно пригласить их.
Страшила изобразил превосходство, и это был его единственный ответ.
- Многое изменится за очень короткое время, - сказал он, - Я надеюсь, что это к лучшему, но тем временем все может обернуться плохо. Я подумал, что будет разумнее всего дать тебе знать. На твоем месте я бы убрался из города.
- Я никому не нужен, - сказал Лестар, усмехаясь, - Никто не хочет прийти и искать меня! Никто не знает, кто я такой, даже я сам. Ты имеешь в виду, что из-за того, что кто-то сказал, что Ведьма была моей матерью, я в опасности?
- Я не это имел в виду, - сказал Страшила, - Я не знаю, знает ли кто-нибудь здесь или заботится о том, были ли у Ведьмы дети или кем они могли быть. Я просто имею в виду, что поговаривают об очистке этого района.
Он выпрямился — он хромал, странная вещь для Пугала — и бросил свою неуклюжую руку в перчатке вниз по Грязному бульвару, где обитатели вечера были в своих чашках. Небольшая толпа собралась вокруг пары полуголых подростков, которые занимались грязными делами прямо там, на земле. Оборванцы забрасывали их кусочками еды и подзадоривали. В другом месте бутылки, опорожненные из-под пива, разбивались о брусчатку. Жалобно заплакал ребенок.
- Что происходит? сказал Лестар.
- Гудвин ушел, и Элли ушла, и леди Стелле Чаффри, урожденной Ардуенне из Нагорья, было поручено руководить правительством до тех пор, пока не будет организовано что-то более постоянное.
- Стелла! Я слышал о ней. Ведьма иногда рассказывала о ней. Что ж, она принесет какую-нибудь пользу, не так ли?

- Для того, чтобы делать добро, убирать дом, нужна могучая сильная метла, - сказал Страшила.
- Кстати, об этом...
Пугало посмотрело то в одну, то в другую сторону. Дети на земле, хрипящие и корчащиеся в муках похоти, привлекли к себе все внимание толпы. Страшила сунул руку за пояс и, перебирая руками, вытащил кол. Нет, шест — ручка от метлы. Ведьмина метла. Ага. Отсюда и хромота.

 Отправлено: 02.02.22 10:08. Заголовок: 2

2

КАНДЕЛЛА ПОЛОЖИЛА доминьон отдохнуть. Ее пальцы распухли и покрылись длинными красными рубцами. Она усердно работала. Молодой человек — они звали его Лестар, не так ли?—
Дышал неглубоко, но регулярно. И у него не дрогнул ни один мускул за те часы, что Канделла начала играть с ним.
Услышав звук в дверях, она обернулась. Она ожидала увидеть мать игуменью, но это была ворчливая начальница кухни, сестра п.
- Кто-то нашел тепленькую работенку, где она может сидеть весь день, - сказала сестра Повар без особого негодования, но она смотрела только на жертву. Едва наступила ночь первого дня, как монахи в монастыре Святой Стеллы не смогли обуздать свое любопытство, - На него особо не на что смотреть, не так ли?
Канделла издала тихий горловой звук, что-то вроде мурлыканья. Возражение? Сестра Повариха не была уверена. Она знала, что Канделла способна следовать инструкциям, поэтому, какими бы ни были ограничения девушки, они не включали глухоту или отсутствие понимания языка. Она просто молчала; в основном она произносила слова с помощью проглоттированной патоки.
Сестра-повариха сморщила нос, словно оценивая достоинства сустава, выбранного для праздничного жаркого. Марлевая простыня, почти прозрачная, отбрасывающая лавандовые тени на почти обнаженное тело парня. Покрывало было плотно соткано, обеспечивало тепло и было достаточно легким, чтобы его можно было убрать, когда требовалась медицинская помощь. Когда наступил вечер, кровавые волдыри под кожей на этом лице выглядели как почетные медальоны — или, может быть, места подкожных колоний пиявок.
- Я пришла убедиться, что с тобой все в порядке, - сказала наконец сестра Повар, наевшись досыта.
Она снова повернулась к Канделле.
- Вот. Мы все должны внести свой вклад, - Она вытащила из кармана фартука длинный красный цветок, окаймленный воздушными тычинками спаржевого папоротника. Канделла вздрогнула, и звук в ее горле был явно отвращением.
- Не волнуйтесь, это была добровольная жертва, - сказала сестра Повариха, - Я была одна во дворе и рубила лук, когда снова появился этот Красный Пфеникс. Он был в отчаянии. На него напали и чем-то ранили; у него текла кровь из горла, и он не мог говорить.
Канделла пожала плечами и ударила себя в грудь рукой, вывернув ее наружу.
- Сестра Врачеватель и сестра Травница ненавидят давать лекарства Животным, вы это знаете, - сказала сестра Повариха, - Но это не имеет значения. Они не смогли бы, даже если бы им было приказано. Мать настоятельница отослала их после обеда. Отправились на какое-то расследование по поводу тех новичков из Изумрудного города, которым расцарапали лица. Так что же мне было делать?
Канделла протянула руку и коснулась пера Феникса.
Сестра Повариха сказала:
- Почти лишенный жизни, он вернулся сюда. Он сам вытащил свое осевое перо и подошел ко мне с ним в клюве. Лебеди поют, когда умирают; Феникс тоже поет, но он не мог. Так что ты, пожалуйста, сделай для него музыку. Из уважения; сегодня вечером у нас будет грудь Феникса.
Сестра Повариха засунула обе руки в карманы фартука.
- Грудка из Феникса, хотя я нарезала их мелкими кубиками и замаскировала под цыплят-сеголетков, чтобы у нашей дорогой старой матушки, Спешащей с суждениями, не случился инсульт. Не забудь спуститься, когда услышишь звонок к обеду; мы здесь не очень часто получаем Феникса, Животное или что-то другое, - Она задержалась еще на мгновение и посмотрела, как Канделла держит красное перо. Он был почти два фута длиной и все еще сохранял часть своей жизненной эластичности, - Ну? - спросила сестра Повариха, - Я не могу стоять здесь вечно. Сыграй панихиду по Фениксу, который так и не попал ни на свой Съезд, ни на встречу выпускников, ни куда бы он ни собирался. Я видела, что его интересовала твоя игра.
Окажи ему честь, приняв его дар.

Канделла попыталась вспомнить, что она видела в доминьоне, когда на нем играл его создатель. Она упала в обморок от музыки, или от любви, или от того и другого, и в своем возбуждении, возможно, упустила из виду один аспект конструкции инструмента. Возможно, у него было перо феникса, и мастер удалил его — перья феникса было нелегко достать. И перо Феникса, дарованное даром, кроме того! Во что она могла бы научиться играть сейчас.
Она наклонилась и приложила кончик пера к пустой выемке на одном конце нижней деки доминьона. Он идеально устроился, как будто доминьон был построен именно для этого пера. Затем Канделла осторожно расправила перо.
На дальнем краю деки была защелка, кожаный зуб на пружинном шарнире, который крепко прижимался, удерживая конец шестерни хвостового оперения на месте.
Канделла повернула колышки, прислушиваясь к калибровке настройки, слишком точной, чтобы сестра Повариха могла ее оценить. Затем Канделла протянула обе руки к сестре Поварихе: Иди! Иди!
- Неблагодарные вы оба, - сказала сестра Повариха. Спускаясь по лестнице, она услышала первые несколько нот изысканного инструмента, на котором играл эксперт. Так внезапно это вернуло ее в школьные годы — когда она была нервной девчонкой в Женской академии мадам Тистейн, а не коровой, которой она стала, — что ей пришлось прислониться к стене. Ей было тринадцать, и у нее начались первые месячные. Возвращаясь с утреннего визита в холодные туалеты на третьем этаже, она заметила красного феникса на крыше домика Хозяина. Деревья были воздушными, только что распустившимися, пораженными первыми лучами солнца, а птица выглядела как красная перегородчатая эмаль, вставленная в теплый камень. Укол незаслуженной красоты, неожиданный. Тогда это ее взбодрило. Она продолжила спускаться по лестнице обратно на кухню монастыря, снова обрадовавшись давно забытой мысли, хотя, возможно, она также была счастлива предвкушать прекрасную, прекрасную еду в этот вечер.

 Отправлено: 16.02.22 06:19. Заголовок: 1

Соутстейрс

1

Мать настоятельница считала своим долгом ежедневно посещать лазарет.
Ей не понравилось то, что она увидела. Молодой человек не добился заметного прогресса; действительно, с него катился желтоватый пот, намекающий на скипидар. Его кожа была холодной на ощупь. Однако он все еще дышал.
- Ты можешь протирать его, когда он станет слишком мокрым, - сказала она Канделла и показала ей, как это делается. Девушка, казалось, неохотно прикасалась к своему подопечному, но сделала, как ей было велено.
Святая интуиция, чувствовала мать настоятельница, не входила в число ее собственных административных талантов. Она была сторонницей здравого смысла. Она думала, что Неназванный Бог дал ей мозг, чтобы использовать его, а не игнорировать как ловушку дьявола. Она пыталась подняться с помощью ясного мышления, да и других тоже, когда могла.

Тем не менее, именно интуиция в такой же степени, как и милосердие, вдохновила ее позвать музыканта. Эта Канделла казалась идеальной: скромной, уравновешенной и все более искусной в обращении со своим инструментом.
Мать Настоятельница не слишком беспокоилась, что то, что постигло Лестара - что бы это ни было, эти синяки, эти сломанные кости, - постигнет и ее пару следователей. Молодые миссионеры из часовни в Изумрудном городе, чьи лица были исцарапаны - да и сам мальчик - обладали прелестью юности, прекрасным неведением молодости о своей мимолетной благодати. То же самое нельзя было сказать о сестре-врачевательнице и сестре-травницы. За долгие годы самоотверженной и упорной работы они стали соответственно сморщенными и рыхлыми. Они были бы в безопасности от внимания тех, кто хотел ограбить невинно прекрасную. И их обучение медицине способствовало развитию острых наблюдательных навыков; они могли защитить себя, как никто другой.
Мать Настоятельница отметила, что, хотя ее слух больше не был хорошим, музыка отремонтированного доминьона обладала способностью путешествовать. Весь монастырь был наполнен его мягкими фразами. Сестра Льняная Лоза сказала, что это было элегично, черт возьми, Канделла уговаривала парня уснуть в последний раз. Ей следует сыграть что-нибудь более острое. Все остальные сказали: "Ш-ш-ш" . Все это место попало под какое-то заклятие. Они ждали, чтобы увидеть, что произойдет, но музыка сделала их терпеливыми.
Сестра Могильщица погладила свежую намотанную ткань и снова наполнила закупоренный кувшин маслом для помазания, чтобы быть готовой.

Однако КАНДЕЛЛА БЫЛА БОЛЕЕ наблюдательна, чем полагала мать игуменья. Она видела, что дыхание Лестара откликнулось на ее выбор музыки. У него были периоды ритмичного дыхания, как у человека, достаточно мирно спящего, за которыми следовали неглубокие прерывистые вдохи.
Восстановленный во славе пером Феникса, доминьон стал отзывчивым: гармонические обертоны висели в воздухе и дополняли друг друга. Когда больной казался слишком взволнованным, она приводила его в чувство длинными отрывистыми фразами. Но их было слишком много, и она боялась, что он сделает свой последний глубокий вдох и больше не вдохнет: и тогда он будет мертв. Поэтому она будоражила его комментариями в стиле пиццикато и однотонными ответами, ударенными большим пальцем, чтобы насторожить его легкие и стимулировать сердце.
Она направляла его. Она знала это. Она просто не знала, где он был.

ЛЕСТАР БЫЛ В УКРАДЕННОЙ лодке со Страшилой, направлявшейся по одной из водных артерий Изумрудного города. Это было через неделю или две после смерти Ведьмы. Позади была беда, а впереди — тьма, но окна городских особняков, выстроившихся вдоль канала - на один пролет выше уровня улицы, над забаррикадированными конюшнями и прочными парадными воротами — отбрасывали трапеции золотого света на вонючую воду канала. Лестар и Страшила то появлялись, то исчезали из поля зрения друг друга.
- Что ты будешь делать? - спросил Страшила, - Куда ты пойдешь?
- Мне некуда идти, - сказал Лестар, - Я не собираюсь возвращаться в Киамо Ко. Почему я должен это делать?
Там только старая няня.
- У тебя нет никаких обязательств перед ней?
- Теперь ты спрашиваешь меня? Одним словом, нет. Уорра будет достаточно хорошо за ней присматривать.
- Снежная обезьяна? Да, я полагаю, он так и сделает. Что ж, история Элли закончена. Мы больше не увидим ее такой.
- И это тоже хорошо, - сказал Лестар, - Вот так взять и уехать с феями, да еще и не попрощаться с нами!
- Ее отъезд был поспешным, - согласился Страшила, - Стелла сделала приготовления в некоторой спешке.
Свет с вечеринки, свечи, разложенные на балюстраде. Музыка, доносящаяся из открытых дверей: взволнованные фразы, комментарии и ответы, от какого-то инструмента с несколькими голосами или от множества инструментов, играющих очень близко друг к другу. Жуть!
Страшила сказал:
- Не цепляйся за Элли. Только безответная тоска лежит на этом пути. Ушла - значит ушла.
- Какой ты мудрый, теперь, когда у тебя полно мозгов. Все получили какую-то партийную услугу от Гудвина, кроме меня. Каждому есть куда пойти.
- Не смотри на меня в поисках карты, Лестар. Разберитесь в этом сами. А как насчет твоей подруги Нор? Эта принцесса Настойя, казалось, думала, что она все еще может быть жива. Может быть, ты смог бы найти ее.
- Сначала мне лучше освоить профессию и найти способ прокормить себя. Или понаблюдать, как карманники практикуют свое ремесло. Конечно, я хотел бы найти Нор, но я бы тоже хотел полетать. Чертовски маловероятно без какой-либо помощи
- Я не смогу помочь.
- Слишком большие связи нужны сейчас, я уверен. Слишком нужны друзья среди больших чиновниках
- У меня есть свои собственные планы. Встречи, которые нужно соблюдать. Я сваливаю отсюда, как только смогу.

- Я думал, что Стелла выбрала тебя на руководящую должность в правительстве.
Вот что они говорят на улицах, где я собираю свои новости и прочий мусор.
- Леди Стелла не доверяет мне. Я слышал, что она намерена править в течение шести месяцев или около того, а затем отречься от престола в пользу соломенного человека. Кто? — ну, как я уже признал, одно пугало ничем не хуже другого. Как вы думаете, кто-нибудь заметит разницу? Когда пугало разлетается на куски от штормового ветра, фермер просто подпирает другое. Важна работа, которую нужно выполнить, а не то, кто ее выполняет.
- Так обычно говорили в монастыре, - сказал Лестар, - Если монтия умирает и отправляется в Загробную жизнь, на ее место приходит другая монтия. Как замена оконного стекла. Важна работа, а не человек, который ее выполняет.
- Ну, я держу свои планы при себе, - сказал Страшила, - и я недолго пробуду в Изумрудном городе, вот что я вам скажу. В один прекрасный день ты знаменитость, а на следующий день тебя отправляют в тюрьму.
Они размышляли об этом, когда наткнулись на плотину. Отсюда система шлюзов круто понижала уровень воды, пока она не исчезала в укрепленной решетке. Наверху вооруженные члены стражи Изумрудного города курили вокруг жаровни.
- Лучше не привлекать их внимания, - сказал Страшила.
- Что там такое, что канал охраняется? - прошептал Лестар, когда они обдумали свое положение.
- Не уверен. Не могу сказать. Но это может быть Саутстейрс.
- Саутстейрс? Что это?
Страшила скорчил гримасу в полумраке.
- Тюрьма строгого режима в центре страны.
Ты что, ничего не знаешь? Я здесь всего неделю и знаю это
- Зачем им охранять решетку канала?
- Кто знает? Может быть, они боятся, что будет предпринято движение по освобождению Саутстейрса. Мне говорили, что многие профессиональные Животные оказались там за десятилетия, бок о бок с убийцами, педофилами. Насильники. Политические памфлетисты.
- Гудвин ушел. Почему они просто не распахнут ворота?
- Ты хочешь, чтобы убийцы и насильники вернулись в наш район?
- Ну... нет. Нет, только для диссидентов.
Страшила нахмурился.
- Мечтай дальше. Кто возьмет на себя решение, что есть что на данный момент? Задача улучшения личных финансовых показателей гораздо более актуальна.

- С этим трудно поспорить. И я держу пари, что подавленные Животные согласятся с вами. Они в движении, ты не знаешь? Или затаились, пока они не увидят, что будет дальше?
- Послушай, я благополучно увез тебя с Грязного бульвара, прежде чем тебя замели в чистке.
Я не собираюсь доставлять тебя в Саутстейрс, чтобы вы могли проверить, как там Животные. Давай развернемся.
Страшила повел тупую лодку назад, пока не осталось достаточно места, чтобы развернуть ее. Их маршрут привел их обратно под балюстрады, где шел костюмированный бал. Смех был более неосторожным, даже резким, музыка - более дерзкой.
- В эти дни есть что отпраздновать тем, кто находится на правильном положении, - сказал Страшила, - Действительно, хорошие новости. Может быть, еще один Гала-концерт Победы
- Празднование отъезда Гудвина?
- Празднуем смерть Ведьмы, - сказал Страшила. Его лицо было бесстрастным, - О, милый Оз, это дом Стеллы! Он опустил голову. “Лестар!”
- Она меня не знает, - сказал Лестар. Он пополз назад вдоль лодки к ее квадратной корме, небольшой приподнятой платформе для погрузки товаров. Вытянув шею, он увидел женщину, прислонившуюся бедрами к резным каменным балюстрадам балкона. Свет из бального зала падал на ее золотистые волосы, которые были собраны на голове в пышную массу кудрей, обрамленных бриллиантовой тиарой. Он не мог разглядеть, сколько ей лет, ни выражения ее лица, потому что ее лицо было отвернуто. Она была подтянутой и стройной, хотя плечи ее были ссутулены - горе, или отчаяние? Или скука? Она вытирала нос платком.
Лестар не заговорил, он не окликнул — какое ему дело до леди Стеллы Чаффри? Тетушка Ведьма упомянула о ней лишь вскользь. Иногда с неохотным уважением, чаще с неодобрением. Пока он наблюдал за ней, что—то эхом прокатилось по водам канала, звук - как будто частная, дымная горка музыки сопровождала их тупую лодку, контрапункт к столпотворению вечеринки.
Леди Стелла повернулась, схватилась обеими руками за поручень и наклонилась, когда их судно скользнуло под пешеходным мостом.
- Черт! - прошипел Страшила и удержал лодку в тени, навалившись всем весом на шест, - Она видела нас!
- Кто там? - крикнула Стелла.
- Кто там?— Я почти подумал... — Лестар хотел высказаться. Страшила плотно прижал руку в перчатке ко рту.
Лестар сопротивлялся, толкнул Страшилу локтем, но у него не хватило сил вырваться, прежде чем Стелла покачала головой, словно не веря своим глазам, поправила эполеты на своем бальном платье и вернулась к своим делам.
- Что с тобой такое? - возмутился Лестар, когда Страшила отпустил его.

- Что с тобой такое? - спросил Страшила, - Я пытаюсь держаться в тени, чтобы помочь тебе, а ты хочешь пойти и подать сигнал главам государств и предупредить их об этом?
- Я не подавал ей сигнала!
- Ну, тогда у нее должно быть шестое чувство, потому что она обернулась и увидела тебя.
- Она не знает, кто я такой. Она не знает о моем существовании!
- И пусть так и будет.

 Отправлено: 16.02.22 06:23. Заголовок: Изумрудный город

Изумрудный город

 Отправлено: 08.03.22 18:53. Заголовок: 2

2

ВРАЖДА, возникшая между сестрами врачевательницей и травницей, утихла, как только наступили сумерки в их первый вечер вдали от монастыря Святой Стеллы.
Женщины соорудили каркас из тонких ребер скарка и прикрепили к нему водонепроницаемый тент.
Затем они прижались друг к другу под одеялом. Когда волки в дубовом лесу завыли свою полуночную панихиду, сестры превратили свои молитвы в такую мешанину слогов и рыданий, что, если бы Неназываемый Бог соизволил послушать, он мог бы заключить, что две его посланницы страдают внезапной глоссолалией.
“ Мать Настоятельница сочла безопасным отправить нас на исследовательскую миссию, несмотря на то, что лица этих трех молодых миссионеров были так недавно исцарапаны”, - сказала сестра травница на следующее утро, которое выдалось сырым и безветренным. “Я доверяю ей во всем”, - добавила она яростно, неубедительно.
“Наша задача ясна, - сказала сестра врачевательница, - безопасность или нет. Мы должны приложить усилия, чтобы разобраться с племенем Скроу, если сможем их найти, и, конечно же, с Юнамата. Мы должны расспросить о бедствии, постигшем этих миссионеров. С убежденностью в нашей вере в Неназванного Бога с нами не случится никакого вреда”.
“Вы предполагаете, что миссионеры подвергались большей опасности, потому что их вера была слабой?” - спросила сестра травница.
Губы сестры врачевательницы стали тоньше, когда она откинула навес. “Трусость, - сказал мать игумень, - не поможет нам в этой задаче”.
Сестра травница смягчилась. “Трусость - сомнительное качество. И все же я обладаю им в избытке, поэтому надеюсь в этом предприятии научиться использовать его в своих интересах, если потребуется. Все дары исходят от Неназванного Бога, включая трусость и отвращение к себе”. Мулы опустили свои тяжелые копыта на тропинку, выбирая путь между рядами тонких деревьев с ветвями, почти лишенными листьев. Небольшое прикрытие.

“Возможно, - сказала сестра-врачеватель, - Мать Настоятельница послала нас, потому что мы могли бы лучше заботиться друг о друге с медицинской точки зрения, если бы на нас напали”.
“Если мы выживем. Что ж, я не сомневаюсь, что наши навыки здесь, в дикой местности, окажутся полезными. В конце концов, я действительно говорю на диалекте Западного юмиша.”
“Когда ты выпьешь слишком много сезонного хереса”.
Они посмеялись над этим и продолжили в дружеском молчании, пока сестра травница не выдержала. “Теперь ответственность за Лестара лежит на Канделле. Забавная маленькая штучка. Что она может принести в Лестара такого, чего не можем мы?”
“Не будь глупой. Она может принести молодость и очарование, если сумеет привлечь его внимание. Она может дать ему причину выжить. Это то, чего ни ты, ни я не могли бы сделать. Если бы он открыл глаза после долгой комы и увидел кого-нибудь из нас, он бы, наверное, вмиг окочурился.”
Сестра травница не пробормотала согласия. Она очень гордилась своей внешностью. Ну, во всяком случае, ее лицо; ее фигура, к сожалению, была неуклюжей. “Возможно, ” сказала она рассеянно,
- У Канделлы есть природный талант, который может почувствовать мать игуменья“.
“Какого рода талант?” Сестра-врачевательница поерзала в седле и повернулась, чтобы посмотреть на свою коллегу. “Ты не имеешь в виду талант к магии? Это категорически запрещено в ордене.”
“Давай, давай. Вы прекрасно знаете, что мы прибегаем к нему, когда это необходимо. Не то чтобы у нас это очень хорошо получалось. Вряд ли мне нужно напоминать вам, что сейчас опасные времена. Возможно, мать игуменья считает, что для реабилитации мальчика необходим такой талант.” Выпрямив спину, сестра врачеватель дала понять, что не намерена сомневаться в мотивах Матери Настоятельницы. Сестра травница пожалела, что заговорила об этом.
“Ну, - продолжила она с фальшивой веселостью, - у меня не очень хорошее чувство Юмора, так или иначе. Если у нее есть обычная магия или здравый смысл, для меня это новость в любом случае.”
“У нее определенно нет таланта к музыке”, - фыркнула сестра врачеватель. “Однако я помню день, когда она приехала. Я случайно накладывал швы одному из новичков на кухне. Я повернулся, чтобы любезно попросить воды, и увидел эту Канделлу, ее шаткий доминьон был перекинут через плечо, как арбалет. Безумная старая мамаша Якл держала ее за руку, как будто только что сотворила желе из телячьих ножек. ‘Цыганка Кводлинг, ее дядя оставляет ее нам”, -
сказала матушка Якл."
“Матушка Якл не говорит и не говорила уже много лет".
“Вот почему я так отчетливо помню это событие”.
“Ты видел дядю Кводлингийки?”

“Я подошла к окну, а он довольно поспешно пробирался через огород. Я окликнула его, потому что существуют процедуры представления новичка, и это не было одной из них. Но он не остановился, просто крикнул через плечо, что он вернется через год, если еще будет жив. В наши дни редко можно увидеть квадлингов так далеко на севере. Я полагаю, бедная девочка очень одинока.”
“Ну, да. Никто не говорит на кваддле.”
“Я полагаю, что этот термин - Куаати. Так Канделла немая или ей просто не с кем поговорить на ее родном языке?”
“Я не знаю”.
Возможно, именно молчание и самообладание Канделлы вдохновили мать настоятельницу выбрать ее для бдения над Лестаром. Монтии начали сожалеть о своей склонности огрызаться и оскорблять друг друга. Размышляя о своих шумных неудачах, они теперь погрузились в молчание.

В ПОСЛЕДУЮЩИЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ они наткнулись на свою долю голубых белок, лысых белых цапель и неприятных эмметов. Белые цапли держались наземного покрова, редко взлетая; эмметы предпочитали подстилку. Только ближе к сумеркам четвертого дня монтии наткнулись на Животное, одинокого и языческого Водяного Буйвола на мелководье бухты Тихого озера, самого большого озера страны Оз.
“О, о, - застонал Водяной Буйвол при их приближении, - только не миссионерский голос, путешествующий по двое! Только не это! Я сам закапываю свои отходы, я говорю только тогда, когда со мной говорят, я лижу свои колени пятьдесят раз за ночь перед сном - что еще я должен делать, чтобы умиротворить судьбу? Я не хочу быть обращенным! Разве вы не понимаете? Ну, ладно, покончим с этим. Я уйду до ночи, обещаю вам. Я ничего не могу с собой поделать. Может быть, я уже слишком далеко зашел, чтобы вы беспокоились обо мне?" Он посмотрел на них, одновременно мрачно и с надеждой.
“Мы не преобразователи", - сказала сестра травница. “У нас нет времени”.
“А кого вы волнуете? Можете отправляться в ад", - сказала сестра врачеватель, намереваясь быть веселой. Как оказалось, это была правильная нота; Водяной Буйвол начал улыбаться.
"Едва ли можно встретить душу, идущую в твоем направлении, которая не имеет намерений на мою бессмертную душу", - сказал Водяной Буйвол. "Раньше я беспокоился о своей шкуре. Я всегда думал, что душа - это личное, но, оказывается, ее могут колонизировать против твоей воли, если ты не будешь следить за ней".
"Ну, мы - матушки", - признала сестра травница.
Водяной Буйвол поморщился. "Нет. Скажи, что это не так. Вы - тарелки с гламуром и очки моды, с чем согласится любой, кто на вас посмотрит".

“Не жеманься", - огрызнулась сестра врачеватель. ”Это вполне респектабельная одежда для путешествий“.
”Зависит от того, куда вы хотите попасть", - произнес Водяной Буйвол.
"Послушайте, мы можем проповедовать евангелие, как лучшие из них, если это то, что для этого потребуется...”
"Прости, прости!" - сказал Водяной Буйвол. "Я буду хорошим. Какова ваша игра?" Они сказали ему. Он ничего не знал о нападениях на молодых монтий и их обрезках, не слышал о Лире и его злоключениях. Но он видел воздушные батальоны обученных существ, летящих так высоко, что не мог их разглядеть. "Что-то не так", - сказал он. "Я знаю, что на востоке была попытка созвать Конгресс Птиц, но в последнее время я видел мало Птиц, достаточно храбрых, чтобы летать на приличной высоте".
“Мы не можем патрулировать небо прямо сейчас”, - сказала сестра врачеватель. “Нам нужно найти Скроу или Юнамату”.
- Скроу редко забредают так далеко на запад. Однако вы можете наткнуться на небольшую группу юнамата, если они еще не ушли. Они спустились с перевала Кумбрисия. Я наткнулся на них сегодня утром, когда они купались. Мы все занимались своими делами. Они не имеют ничего общего с Безымянным Богом, поэтому они не беспокоят меня, и я не беспокою их.
Они ополоснули свои тотемы и вымыли волосы, и одна из них родила ребенка под водой. Они довольно лягушачий народ, когда дело доходит до родов. Они пустили по кругу родильную трубу, вырубились на солнце на час или около того, а затем собрали свои вещи и ушли. Казалось, они направлялись на юго-восток. Их несколько дюжин, не больше.”
“Если вы увидите их, скажите им, что мы идем”, - сказала сестра Врачевательница.
“Ликование, они будут на седьмом небе от счастья”, - протянул Водяной Буйвол. “Если вы хотите встретиться с ними, лучше не говорите им, что вы придете, милые”. Сестры двинулись дальше, но прежде чем они потеряли Водяного Буйвола из виду, сестра Травница подумала обернуться и крикнуть: “Мы забыли спросить ваше имя!”
“Только у болтающих классов Животных есть имена!” - весело ответил Водяной Буйвол.
“И вот уже тридцать лет во всей стране Оз не было ни одного профессионального Животного. Если у меня нет имени, я не могу быть нацелен как потенциальный новообращенный, не так ли?” Мгновение спустя, когда он скрылся из виду, его голос тонко прозвучал в их сторону: “Хотя, если бы вам нужно было найти меня, я полагаю, я бы ответил Баффу ...”
“Странное существо", ” сказала сестра Травница некоторое время спустя.

“Он выжил, говорящее Животное в дикой природе”, - напомнила ей сестра Врачевательница. “Это не могло быть легко. После изгнания Волшебника Животные не спешили переселяться.
Кто мог винить их за все, через что они прошли.”
“Звучит так, как будто это существо преследовали фанатики".
“Действительно. Что ж, император - набожный человек и, я полагаю, хочет, чтобы все его подданные пользовались благами веры.”

ЕЩЕ ОДНА НОЧЬ, и волки завыли еще яростнее, чем когда-либо. Рассвет казался полным своей собственной тайной цели, бледный свет просачивался сквозь серую пеньку облаков. Монтии отважились пересечь Разочарования. Затем, легко, как игра в живодеров, они наткнулись на группу юнамата, выполняющих зимнюю срочную работу.
”Привет, - сказала сестра Травница на юмишском, - или я сказала “Привет" по ошибке? Привет? Ю ху Юнамата? Мы пришли с миром”.
“О чем ты говоришь?” сказала Сестра-Врачевательница. “Они выглядят озадаченными”.
”Я обращаюсь к их племенным богам“, - сказала сестра Травница и на юмишском: "Я Хорошо.
Хороший вопрос. Хорошая человеческая личность, женщина, существо. Я. Хорошая вещь. Где находится библиотека?” В своей тревоге это было все, что она могла вспомнить.
“Они выглядят удивленными”, - сказала сестра Врачевательница.
“Это уважение”, - сказала сестра Травница. Но веселье было лучше, чем враждебность, поэтому она начала расслабляться, и к ней стало возвращаться больше простого языка.
Юнамата были известны тем, что держались особняком. Кочевое, но не такое лошадиное племя, как скроу, это племя винкус было быстроходным и экономичным в отношении домашних препятствий, нуждаясь всего в нескольких вьючных животных для перевозки своих вещей. Обычно они укрывались на перевале Кумбрисия или на покрытых лесом склонах Келлса к югу от него. Что они делали на открытой местности?
Сестра-Врачевательница, которой никогда не нравилось бродить по трущобам в качестве ветеринара, почувствовала, что может уловить склонность Животных: Юнамата выглядели так, как будто среди их предков могла быть одна гигантская послушная Лягушка. Путь, путь назад. Ничего похожего на перепонки между их пальцами, никаких длинных мерцающих языков, нет, нет; они были людьми насквозь. Но человек-амфибия, с кожистой кожей, узкими нелепыми конечностями и тонкими губами, которые, казалось, были частично втянуты в рот.
Можно было бы посмеяться над их глупостью. Смеяться — а потом быть разорванными в клочья, потому что, когда они возбуждены, они могут быть грозным врагом. Юнамата умели обращаться с ножами. В основном они использовали свои зазубренные инструменты — смертоносные изогнутые лезвия, вставленные в рукоятки из самого твердого красного дерева, — для помощи в строительстве своих гнезд на деревьях, где они укрывались ночью.
Те же самые ножи могли бы с одинаковой эффективностью разделать свинью или выпотрошить второстепенного каноника.
Сестра Травница намеревалась убедить юнамату в том, что монтии находятся за границей не для того, чтобы предавать клан или обращать их в свою веру. На всякий случай, как и Водяные буйволы, они ранее были нацелены как популяция, созревшая для обращения. Как группа, они слушали, но среди них не было представителя. По очереди они произносили короткие аккуратные фразы.
Сестра Травница постаралась тщательно перевести эти замечания своей коллеге и подвергнуть сомнению ее собственное понимание, если у нее были какие-либо сомнения. Она не хотела соглашаться на человеческое мученичество только потому, что забыла некоторые тонкости грамматики юмиш. Было ли в юмише возвратное сослагательное наклонение с множественным числом?
“Вы продолжаете довольно долго", - сказала сестра Врачевательница примерно через час или около того.
“Я делаю свою работу и пытаюсь понять, пригласят ли нас остаться на ужин”, - сказала сестра Травница. “Оставь меня в покое”.
“Я надеюсь, что они не трезвенники. Кажется, у меня начинается насморк.” Когда разговор наконец закончился, и Юнамата удалилась, чтобы приготовить еду, сестра Врачевательница сказала: “Ну? Хорошо? По твоему самодовольному выражению лица я делаю вывод, что они не собираются точить свои клинки, чтобы соскрести с нас наши лица. Хотя я хотел бы услышать это прямо, чтобы успокоиться.”
“Они говорят косвенно. Они знают о соскобах. Они видели доказательства этого. Они говорят, что это, должно быть, Скроу. У Скроу есть королевские традиции, и их королева - пожилая женщина по имени Настойя, здоровье которой ухудшается уже десять лет. Если бы мы выполнили возложенную на нас миссию, то в следующий раз нам пришлось бы охотиться за этой принцессой Настойей и упрекать ее в этих нарушениях. Юнамата настаивают на том, что Скроу должны быть верны императору.”
“Смешно. Если бы Скроу были преданы императору, стали бы они уничтожать его эмиссаров? Или Юнаматы лгут?”
“Посмотри на них. Могли ли они солгать?”
“Не будь мягкой. Конечно, они могли бы. Самая мурлыкающая из кошек все еще может убить птицу за половину мурлыканья”.
“Полагаю, я верю им, - сказала сестра Травница, - потому что они признают свою способность к мести. Но они также сказали мне, что сейчас сезон шакала, и, опасаясь мнения луны, они дают обет благородства. Дети, рожденные под луной шакала, считаются счастливыми. Младенцам, родившимся в Тихом озере, повезло еще больше.”
“Вы уверены, что правильно поняли? Во всей стране Оз сезон шакала считается опасным.”

“Возможно, это своего рода умилостивление”, - сказала сестра Травница. “Они упомянули Старую Вдову, своего рода божество, которое собирает души. Она говорила немного как Кумбрисия. Ты помнишь Кумбрисию по своим школьным урокам античных знаний? Кумбрисия, старейшая ведьма со времен сотворения мира? Источник всего яда и злобы?”
“Я отвернулась от таких вещей, когда вступила в юнионистский клуб”, - сказала сестра Врачевательница. “Я удивлен, что ты помнишь такую чушь”.
“Я не знаю, получим ли мы еду, - сказала сестра Травница, жестикулируя, - но посмотрите, похоже, мы получаем какую-то трубку”. Делегация Юнаматы приближалась с общим дымом.
“Мерзкая привычка”, - проворчала сестра Врачевательница, но она решила сделать все возможное, чтобы быть общительной и терпеть такие варварские обычаи, как того требовала вежливость.

 Отправлено: 11.03.22 17:46. Заголовок: 3

3
НИКТО В МОНАСТЫРЕ, включая Канделлу, не знал достаточно о музыкальных инструментах, чтобы оценить доминьон, с которым она приехала. Он был сделан из закаленного дерева ренвуда мастером из Кводлинг Келлс, и Канделла впервые услышала, как на нем играют на летнем фестивале. Мастер сам выступал, используя свои пальцы, а также смычок для скрипки и стеклянную эмульсию, которую он держал под бородатым подбородком, когда в этом не было необходимости. Теперь Канделла вспомнила, что доминьон был украшен пером, хотя в то время Канделла думала, что это просто украшение — и при этом сексуальное украшение.
Она думала, что влюблена в него, и переспала с ним до наступления сумерек, но через несколько дней поняла, что это была музыка, которую она любила. Что она услышала в его музыке: уговоры, приглашение вспомнить, раскрыть. Возможно, из-за того, что у нее был низкий и высокий голос, она не могла выступать, и ей казалось, что играть музыку было бы приятнее, чем говорить. Она безжалостно приставала к своему дяде, чтобы он вернулся и купил ей доминьон; она была удивлена, когда он согласился.
Канделла не была простой, ни в малейшей степени, но ее слабость сделала ее тихим человеком. Она слушала церковные колокола, когда они звонили, пытаясь перевести; она смотрела, как бумажная шелуха лука падает на стол, и рассматривала кольца грязи, которые луковые клещи оставили параллельными рядами на глянцевой влажной внутренней стороне. Все говорило о чем-то, и в ее обязанности не входило оценивать достоинства или даже значение сообщения: просто засвидетельствовать факт сообщения.

Поэтому она была более спокойным человеком, чем большинство, потому что, казалось, не было недостатка в сообщениях от мира самому себе. Она просто слушала.
Вот уже неделю она играла на доминьоне до тех пор, пока у нее не заболели пальцы, наблюдая и прислушиваясь к языку выздоровления Лестара. В том, что у нее был опыт общения с мужчинами, не было ничего необычного; кводлинги были небрежны в вопросах сексуальной осмотрительности. Плотский опыт не оставил у нее ни шрамов, ни особого интереса. Благодаря этому, в лучшем случае, она кое-что узнала о человеческом теле, его колебаниях и оговорках, а также о всплеске его желаний.
В лазарете, когда ее взгляд переместился с инструмента на больного, она почувствовала, что узнала кое-какие новости. Был ли это какой-то второстепенный язык обонятельных сигналов, загадочный узор подергивания глаз, иероглиф, выгравированный в капельках его пота? Она не знала.
Однако она была уверена в этом: тело Лестара казалось таким же по температуре, поведению и цвету. Но он переживал фазу кризиса и либо наверняка проснется, либо сразу умрет: середины не было.
Она не знала, следует ли ей пойти за Монтией Настоятельницей или ей следует остаться на своем посту.
Она боялась, что если уйдет, если уронит доминьон на пол даже на те двадцать минут, которые могут потребоваться, чтобы найти Мать Настоятельницу и получить консультацию, она потеряет Его навсегда. Где бы он ни был, он потерялся, и музыка ее инструмента была его единственной надеждой вернуться.
Так что Канделла осталась сидеть и играла, пока ее собственные пальцы не начали кровоточить, в ритме вальса, как будто ничего не случилось. Голубизна неба поредела, пока ее не пронзили звездные искорки, а затем взошла луна-шакал и медленно заковыляла, пока не смогла заглянуть в окно и понаблюдать за собой. Наблюдайте и слушайте, как Канделла прокручивал Лестара в своих воспоминаниях.

“ОНА БУДЕТ ТАМ", - сказал Лестар.
“Кто? Куда? Ты говоришь о Бастинде? - спросил Страшила.
“Конечно, нет. Я говорю о Нор. Девушка, которую я знал. Может быть, моя сводная сестра, если Ведьма действительно была моей матерью, а Фиеро - моим отцом, как некоторые уже догадались.”
“ В Саутстейрсе? Девушка?”
“Ты можешь сказать мне, почему нет?”
Страшила не ответил. Лестар подумал: может быть, он воображает, что кто—то столь незначительный для могущественного Волшебника страны Оз — простая девушка, не меньше - вряд ли заслуживает тюремного заключения. Может быть, он думает, что ее с таким же успехом могли убить или выбросить на улицу, чтобы она бродила и умирала с голоду. Сколько времени прошло с тех пор, как ее забрали из Киамо Ко? Два года? Три? Но тогда принцесса Настойя намекнула, что Нор могла выжить…
Они еще немного покружили по каналам и нашли место для стоянки под гниющими деревьями рядом с пабом. “Знаешь, я не могу оставаться с тобой надолго”, - сказал Страшила. “Я пришел только для того, чтобы отдать тебе Ведьмин веник, пожелать тебе добра и защитить тебя от зачистки Грязного бульвара. У меня есть свой собственный путь, по которому я должен следовать. Я бы проводил тебя в целости и сохранности по другую сторону ворот этого беспокойного города, если бы мог. Если ты позволишь мне”.
“Я не пойду", - сказал Лестар. “ Без Нор не пойду. Или пока не узнаю, что с ней случилось.”
На перекрестке, не желая двигаться, они сидели безутешные.
“Посмотри”, - сказал Лестар, на граффити, резко и небрежно нанесенное на боковой стене паба. Там говорилось , ЧТО СЧАСТЛИВЫЕ КОНЦОВКИ ВСЕ РАВНО ОСТАЮТСЯ КОНЦОВКАМИ. “Ты сделал свою работу, ты сдержал слово, данное Элли. У меня есть метла. Но я не позволю, чтобы меня уводили от греха подальше.
В чем смысл? У меня нет счастливого конца — черт возьми, у меня тоже не было счастливого начала.
Ведьма мертва, и Элли ушла, и эта старая принцесса Настойя попросила нас о помощи. Как будто я мог! Только потому, что Бастинда сделала бы это!”
“Тебе не нужно выполнять какое-то обещание, данное Бастиндой. Если ты не ее сын, у тебя нет никаких обязательств перед ней”.
“ Ну, есть еще и Нор. Назови это обещанием самому себе.”
Страшила обхватил голову руками. “Железный Дровосек ушел, чтобы развивать искусство заботы. У него есть своя работа, предназначенная для него, бедняги. Лев страдает от тяжелой депрессии; его трусость была его единственной отличительной чертой, и теперь он прискорбно нормален.
Боюсь, ни один из них не сможет вам сильно помочь. Ты должен убираться отсюда, пока можешь. Начни сначала.”
“Начать все сначала? Я никогда не начинал в первый раз. Кроме того, мне нужно не выбраться отсюда.
А войти.”
Страшила прижал руку к сердцу и покачал головой.
“ В Соутстейрс ", - сказал Лестар.
“Я знаю, что ты имел в виду”, - сказал Страшила. “Я не глупец. Сейчас же”.
“Ты тот, кого мне нужно держать на своей стороне...”
Страшила прервал его с резкостью, которая, возможно, была задумана по-доброму.
“Не трудись искать меня. Ты меня не найдешь. Прибереги себя для кого-нибудь, кого ты, возможно, узнаешь. Меня нет в твоей истории, Лестар. Не после этого.”
Итак, они откланялись без особой помпы и шума. Дружба между ними была не больше и не более обнадеживающей, чем очертания обожженной метлы, которой Лестар нерешительно помахал, когда Пугало скрылось из виду раз и навсегда.

Мальчик сидел в качающейся лодке и слушал смех, доносившийся из открытых окон паба. Пахло пивом, блевотиной и застарелой мочой, разбрызганной по стене. Луна была невидима за облаками. Звуки пробного вальса, соблазнительного и минорного, повисли над вонючими водами канала и одиноким мальчиком там.

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО Лестар появился у входа для слуг в городской дом, мимо которого проходил прошлой ночью.
“Мы не раздаем подачки, и нам не нужен еще один угольщик, так что убирайся отсюда, пока я не помог тебе ботинком в зад”, - сказал слуга.
“Если вам угодно, я не ищу еду или работу. Сэр.”
Слуга ухмыльнулся. “Подхалимский ублюдок. Еще раз назовешь Месиром, и я выбью из тебя все дерьмо.”
Лестар не могла последовать за ним. “ Я не хотел проявить неуважение. Я просто хочу знать, как я могу добиться аудиенции у леди Стеллы.”
Ухмылку слуги нужно было перестроить с помощью хорошего быстрого пинка, решил Лестар, но когда слуга захохотал, его голос был менее враждебным. “О, простофиля. Простите меня, я не понял. Послушайте, сам маркграф Тенмедоузский, лорд Руф Билан, не смог привлечь внимание ее светлости. У нее и так дел по горло, из-за того, что происходит во Дворце Волшебника. Теперь это народный дворец. Или должен быть. Или будет. Ты что, хочешь броситься к ней на колени и назвать матерью? Больше мальчишек уже попробовали это, чем могли бы поместиться на барже и утонуть в Мертвом озере. А теперь убирайся отсюда”.
“Какой бы матери у меня ни было, это определенно не она”. Он поднял метлу и потряс ею перед лицом слуги.
“Тогда что это такое?”
Лестар сказал: “Вы скажите леди Стелле, что у мальчика у задних ворот есть метла Ведьмы. Скажи ей, что Элли дала это мне. Мне все равно, сколько у тебя уйдет времени, я буду ждать”.
“Эта штука? Это труп метлы. Не годится для растопки.”
“Он через многое прошел. Вот как ты узнаешь, что это настоящая вещь”.
“Ты упрямый ублюдок. Я не могу стоять здесь и жевать жир весь день. Вот что я тебе скажу. Поколдуй надо мной этой метлой, и я посмотрю, что я могу для тебя сделать”.
“Я не умею колдовать. И метла - это не волшебная палочка. Это метла. Он перемещается.”

“ Прометешь этой штукой пол, оставишь следы, а убирать за тобой буду я. Убирайся отсюда, сейчас же. Давай.”
Лестар снова поднял метлу и наклонил ее вперед. Слуга отпрянул назад, как будто боялся, что на его ливрею упадут пылинки. Заметив это, Лестар решил, что ему стоит подождать и посмотреть, что произойдет.
Его инстинкты оказались верными. Слуга не смог удержаться, чтобы не посплетничать о своем разговоре с Лестаром. Незадолго до полудня вышла экономка, заправляя завязки фартука и вытирая крошки с губ. “ Любите тетерева, ты все еще здесь, и это хорошо!” - пробормотала она. “Слугу лишили месячного жалованья за глупость! Иди сюда, Ее Высокомерие хочет немедленно тебя видеть! От тебя воняет, ты что, не умылся? Насос, вон там, парень, вытри свои грязные подмышки и сотри эту ухмылку со своего лица. Это леди Стелла, которая здесь живет, а не какая-нибудь хозяйка коровы. И будь умницей.
Она ждет.”

ЕГО ПРИВЕЛИ в дамскую гостиную и велели вести себя прилично и ничего не трогать.
Однако он мог смотреть, и он смотрел. Он никогда раньше не видел мягкого кресла. Он никогда не видел, чтобы один стул стоял лицом к другому стулу, который выглядел бы идентично. Повсюду подушки, свежие цветы и сверкающие хрустальные пузырьки, установленные на маленьких подставках. Коллекция памятных безделушек, догадался он. С какой целью?
В изящном очаге горел огонь из ароматных дров. Зачем дневной огонь в таком хорошо построенном особняке, когда горожане снаружи не могли подойти достаточно близко к жаровне, чтобы согреть руки, не говоря уже о том, чтобы размягчить свои обеденные кирпичи из застывшей патоки?
Он подошел к окну, чтобы открыть его и впустить немного воздуха. Окно выходило на канал, по которому они со Страшилой плыли прошлой ночью. С этой высоты он мог видеть крыши причудливых домов. Почти дворцы, или дворцы в процессе подготовки. За дымовыми трубами, за садами на крыше, куполами, шпилями и куполами возвышались еще два массивных здания: Дворец Волшебника с куполом в мертвом центре Города, а справа - крутые стены тюрьмы из голубого камня, известной Саутстейрс Южная лестница.
Это было все равно что смотреть на картинку в книге — не то чтобы он видел так уж много книг. Только Гриммуатику, и то только на расстоянии. Здесь выгравированные линии крыш казались сотней искусственных холмов. Расставленные здесь и там, они радуют глаз бесконечным разнообразием глубины и перспективы.
Под каждой крышей - своя история, точно так же, как за каждым челом - своя история.
Он с трудом верил, что набрался смелости прийти сюда. Но это было все, что он мог придумать, чтобы сделать. Принцесса Настойя пообещала в обмен на его помощь рассказать новости о Нор. Но зачем работать в обратном направлении? Принцессе пришлось бы просматривать новости Изумрудного города, чтобы узнать о Нор. Тогда как сейчас — он уже был здесь — так что пусть принцесса Настойя сама разбирается со своими проблемами. Перед Лестаром был весь Город. Он был бы откровенен и требовал бы того, чего хотел для себя. На его собственных условиях.
”Леди Стелла", - объявил мужской голос. Когда Лестар повернулась, дверь за ней уже закрывалась, и леди Стелла подошла ближе.
Это было все равно, что подойти к украшенной праздничной елке на цыпочках в украшенных драгоценными камнями тапочках.
Леди Стелла была самой роскошно одетой особой, которую Лестар когда-либо видел. Он чуть не вздрогнул, но знание того, что леди Стелла была подругой Бастинды, заставило его напрячься. “Здравствуйте", - говорила она голосом, похожим на пикколо, выдувающего мыльную пену. Она наклонила голову. Был ли это жест высшего класса, вроде преклонения колен? Должен ли он повернуть голову в ответ? Он оставался в вертикальном положении. "Лестар, не так ли?”
“Да, мэм”.
Он никогда в жизни никого не называл “мэм”. Откуда это взялось?
“Они сказали, что это был Лестар. Я подумала, что, возможно, ослышалась. Пожалуйста, не могли бы вы присесть... — Она получше рассмотрела состояние его одежды и передумала. “Вы позволите мне присесть? Я плохо отдыхаю в эти дни, и это напрягает”.
"Конечно." Он понял, что должен остаться стоять, хотя и подошел немного ближе.
Осторожно устроившись на шезлонге, обитом мятными полосками, она устроила подушку на пояснице, а затем откинулась назад, время от времени приподнимая одну лодыжку.
Может быть, у нее была судорога.
“Мне сказали, что вы хотите мне что-то показать, какой-то талисман. Ты завернул его в этот саван. Метла, ведьмина метла. Метла? Метла Злой Ведьмы Востока?”
“Я не называл ее так", - сказал он.
“Как она к тебе попала? Последнее, что я слышал о ней, это то, что Элли Смит таскала его по Дворцу, как какой-то трофей, размахивая им на всеобщее обозрение”.
“Мне сказали, что она ушла”, - сказал Лестар.
“Так и есть”. Властный тон был убедителен. Усталый, полный сожаления, убедительный.
“ Ушла, как ушла старая Озма? Исчезла? Исчезла?"
"Ушла - значит ушла", - сказала Стелла. "Кто знает, может, сама Озма когда-нибудь вернется. Я бы не стала задерживать дыхание.”

“И, может быть, Элли тоже? Или она ушла слишком далеко, чтобы вернуться?”
“ Ты задаешь смелые вопросы даме, с которой только что познакомился", - сказала Стелла и резко посмотрела на него. "И ты не ответил на мой. Как ты попал к Бастинде - то есть к метле ведьмы?"
"Вы можете говорить мне Бастинда". Лестар развернул метлу и протянул ее Стелле.
Стелла не смотрела на метлу. Она уставилась на плащ Ведьмы. Она поднялась на ноги и потянулась, чтобы коснуться его края. “Я бы узнала это где угодно. Это плащ Бастинды.
Как он к тебе попал? Отвечай мне, бандит—вор, или я прикажу бросить тебя в Соутстейрс.”
“Справедливо, я все равно направляюсь туда. Да, это ее накидка. Почему бы и нет? Я взял его, когда покидал ее замок. Я ее...”
Он не мог ничего сказать. Он не знал. “Я ее помощник. Я пришел из замка с Элли. Когда Ведьма растаяла, все, что осталось, - это метла. Страшила вернул его мне после того, как Элли исчезла. Больше никто ее не хотел”.
“Это обгоревшая палка. Брось это в огонь.”
"Нет."
Стелла протянула руку, и Лестар взяла ее. Ей нужна была помощь, чтобы встать. “Позвольте мне посмотреть вам в глаза, молодой человек. Кто ты? Как ты оказался в Киамо Ко?”
“Я не знаю, и это правда. Но я служил Ведьме и проводил Элли в Изумрудный город в целости и сохранности, и мне нужна ваша помощь.”
“Тебе нужна моя помощь? Зачем? Хлеб, наличные, фальшивое удостоверение личности, чтобы помочь вам незаметно проскользнуть сквозь щели? Скажи мне, что тебе нужно, скажи мне, почему я должна помочь, и я посмотрю, что я могу сделать. В память о Бастинде. Ты знал ее.” Ее голова снова наклонилась, но на этот раз вверх, и это было сделано для того, чтобы внезапная влага не попала на ее тщательно накрашенные накладные ресницы. “Ты знал мою Тинду!”
Он не стал бы предаваться дешевому горю. “Я хочу выяснить, что случилось с девушкой, похищенной людьми Волшебника несколько лет назад. Она жила в Киамо Ко, когда мы туда приехали.”
“Мы?”
“Ведьма и я...”

“Ведьма и ты”. Ее руки жадно потянулись к накидке и потерли ее край, как будто это были листья тимьяна или иссопа. “Что это может быть за девушка?”
“Ее зовут Нор. Она дочь Фиеро, бывшего принца Арджики, и его жены Саримы, также похищенной в тот же день. Вы знали Фиеро”.
“Я знала Фиеро”. Было ясно, что Стелла не хотела говорить о нем. “Почему я должна беспокоиться о тебе?”
- Как и его дочь. Она была моей... — Он снова не смог произнести "сводной сестрой". Он не знал. “Моим другом”.
Стелла протянула руку, взяла обугленную метлу и прижала ее к себе. “Я знаю о друзьях”.
”У друзей есть дети", - осторожно сказал Лестар. “Если вы не можете помочь своим друзьям, вы можете помочь их детям. У вас есть дети?”
“ У меня нет. Лорд Чаффри не был к этому склонен". Она передумала. "Я хочу сказать, что он очень стар. Старый и богатый. Его интересы лежат в другом месте.”
Она бродила между случайными столиками. “Я не знаю, почему эту девушку, о которой вы упоминаете, забрали, или, если она так сильно беспокоила, почему она все еще должна быть жива”.
“Все знают, что Гудвин ушел. Конечно, его врагам не нужно оставаться в тюрьме?
Если она жива, почему ее нельзя освободить?”
В ее нижних юбках послышался шорох затвердевшего тюля. “Откуда мне знать, что ты говоришь правду?” - сказала она наконец. “Это такие коварные дни. До сих пор я провела свою взрослую жизнь в салонах и театральных ложах, а не в закрытых собраниях с цепкими, щиплющими... министрами”. Она выплюнула это слово. “Насекомые. А я-то думала, что девчонки в школе хитрые. Здесь за каждым бесстрастным выражением лица скрывается раздутое стремление к... к доминированию, я полагаю. И любой из моего так называемого лояльного кабинета министров мог бы послать вас сюда с рассказом, предназначенным для того, чтобы вцепиться мне в горло. Мне нужно больше доказательств того, что ты тот, за кого себя выдаешь. Возможно, это не накидка Тинды, в которой ты щеголяешь. Может быть, моя печаль соблазняет меня увидеть то, что я хотела бы увидеть. Возможно, это не ее метла. Расскажи мне еще, ты, Лестар.
Как получилось, что ее метла так обгорела?”
“Я не уверен. По правде говоря, я не видел, как она умерла, я только слышал, что говорили няня, Элли и другие. Я был заперт внизу. Но метла сгорела, это все, что я знаю.”
“Любой может солгать!” - воскликнула Стелла. “Любой может сжечь метлу и сочинить об этом историю!” Она ударила себя по нагруднику сжатым кулаком и внезапно бросилась через всю комнату, опрокинув маленький столик и разбив несколько фарфоровых кукол. Она швырнула метлу в огонь. “Послушай, я тоже могла бы это сделать. В этом нет ничего особенного.”

“Возьми метлу, сожги ее", - ответил он. “Возьми накидку и сожги ее тоже, или вшей ее в прическу и носи под своими модными бальными платьями. Это не имеет значения. Дай мне способ добраться до Нор и вытащить ее оттуда; ты можешь получить все, что захочешь. Я вернусь и буду служить тебе, как служил Ведьме. У меня нет другого плана на ближайшие дни, как только я отвечу на вопрос о Нор”.
Стелла рухнула на ближайший табурет и заплакала. Ей нужен был мужчина, который подошел бы и обнял ее, подставил плечо. Лестар не был мужчиной, и его плечо не было создано для того, чтобы на нем плакала высокородная леди. Он глупо стоял рядом, заламывая руки, отводя глаза то туда, то сюда.
“Смотрите. Стелла, смотрите.” В своем волнении он забыл использовать ее титул.
Она подняла глаза и повернулась туда, куда он указывал.
Огонь все еще плясал и шипел. Какой-то физический трюк заставил дымоход слабо гудеть, как старинная народная мелодия, как будто кто-то на крыше играл на инструменте. Музыка была не просто утешительной — и это было так, — но повелевающей: смотри, говорила она, смотри. Метла лежала на задней части бревна, которое пылало тыквенным и бледно-белым пламенем. Метла была нетронута.
“Милая страна Оз...”, - сказала Стелла. “Лестар, возьми ее. Забери ее обратно”.
“Я обожгу свои руки!”
“Ты этого не сделаешь”. Стелла произнесла несколько слогов на языке, которого Лестар не мог понять.
“Это одно из немногих заклинаний, которыми я когда-либо могла по-настоящему овладеть; оно пригодилось, когда мой муж потребовал, чтобы я подавала ему подгоревший тост по утрам, когда я считала своим женским долгом приготовить ему завтрак. Продолжай. Схвати его и верни обратно”. Он так и сделал, и Стелла была права: метла не только не загорелась дальше, но и даже не была теплой на ощупь.
“Сожженная метла, с которой хватит, и она отказывается гореть дальше…Держи ее при себе, - сказала Стелла. “Я была неправа, сомневаясь в тебе. Кем бы ты ни был, как бы ты к этому ни пришел, это метла Ведьмы. И поэтому я должна верить, что ты говоришь мне правду”. Она пожала плечами, попыталась улыбнуться и чуть не разрыдалась. “Тинда знала бы, что делать!”
“Расскажи мне, что ты знаешь”, - сказал он так тихо, как только мог.
“У меня нет доступа к реестру заключенных в каземате Саутстейрс, где, скорее всего, находилась бы ваша — Нор, если бы ее не убили давным—давно. Я даже не уверена, что ведется реестр. Но я знаю, что кто-нибудь мог бы, по крайней мере, впустить тебя. Смогли бы вы найти Нор или вытащить ее, или себя тоже, я не могу догадаться. Но я могу представить вас друг другу; в память о Бастинде я сделаю это".
“Кто бы мне помог? Твой друг?”
“Не мой друг, а скорбящий член ее семьи. Ближайший родственник покойной Бастинды Тропп, Злой Ведьмы Востока...”
“Но я думал, что сестра Бастинды мертва!” - сказал Лестар. “Разве Гингема не была убита неуклюжим домом Элли?”
“Да, она была. Но разве ты не знал? Разве Бастинда тебе не сказала? У нее тоже был брат. Младший брат по имени Шелл.”

 Отправлено: 12.03.22 05:09. Заголовок: 4

4

ПРИДЯ В СЕБЯ, сестра Врачевательница и сестра Травница с удовлетворением обнаружили, что у них все еще есть свои лица. Однако вьючных мулов нигде не было видно, как не было видно ни их запасов продовольствия, ни их хозяев.
“Что это за шум в моей голове?” - спросила сестра Врачевательница после того, как ее вырвало в папоротники.
“Я чувствую себя так, как будто шакал Луны был здесь внизу и рыскал вокруг в неприличной манере”. Сестра Травница поправила свою одежду. “Должно быть, это последствия церемониальной трубки”.
“И вот почему юнамата никогда не строили города, не изобретали алгебру и не кланялись Волшебнику".
“С таким дымом, который так бьет, кому нужен город или император?” Они прогуливались при гнетущем дневном свете. “Я полагаю, нам следует подумать о том, что мы делаем”, - сказала сестра Врачевательница.
"Да. Если Юнамата правы, то за вырезание лиц должны отвечать Скроу.
Так что мы можем забрести в более горячую воду, если сможем их найти
”. “Я думаю, что это наше призвание, не так ли?”
“Хммм”. У них был выбор: отправиться дальше в предгорья Келлса и сообщить о своем присутствии Скроу — или вернуться и заявить, что они потерпели неудачу. Не обсуждая это дальше, они двинулись дальше. Долг давил сильнее страха.


МОНТИИ знали, что их профессиональные навыки — быть любящими, набожными, проявлять внимание к местным жителям и проявлять духовность в своих желаниях — их не готовили к тому, чтобы быть правительственными посланниками. Тем не менее, поскольку их монастырь служил промежуточной станцией для тех, кто выступал на мировой сцене, добрые сестры считали себя, по крайней мере, такими же широкомысленными, как и любая другая уединенная душа.
Сестра Врачевательница и сестра Травница, тем не менее, были не готовы к размаху лагеря Скроу, когда наткнулись на него. По их оценкам, более тысячи членов клана, может быть, полторы тысячи, и виртуальная зоография физических типов. Кочевники ставили палатки в соответствии с их занятиями.
Некоторые группы управляли животными, в первую очередь огромным стадом овец, собранных с пастбищ, чтобы быть загнанными в загон для позднего зимнего ягнения. Другие группы специализировались на создании роскошных занавесок и ковров из шерсти тех же овец. Контингент молодых людей со свирепыми бровями и тонкими, сужающимися темными бородами, казалось, был чем-то вроде коллектива клерков, бегающих туда-сюда с инструкциями, исправлениями, оценками, исправлениями. Пожилые мужчины и женщины — некоторые намного старше — управляли уходом за детьми с удивительной мягкостью и эффективностью.
В центре этого шума возвышалась юрта-пагода. Вокруг него стояло множество латунных урн, источавших аромат малины и мускусного сердца. Монтиям не потребовалось много времени, чтобы понять, что благовония были не религиозными, а гостеприимными: запах из юрты принцессы был, ну, в общем, зловонием.
Сначала монтий накормили перечным бульоном, который, казалось, прочистил им носовые пазухи и мозги, затем им дали возможность помолиться и успокоиться. Уже почти стемнело, когда их привели в палатку для встречи с каким-то послом.
“Пожалуйста, садитесь", ” сказал он им и тоже сел. Он был дородным мужчиной на пороге старости. Один глаз блуждал, как будто его мучило внутреннее видение, которое он не оценил. Его кожа была цвета хорошего виски. “Мы надеемся, что вам было удобно. Или достаточно комфортно.”
Монтии кивнули. Их приближение было встречено без видимой тревоги, и их приветствовали с уважением.
”Очень хорошо, очень хорошо", - сказал он. “Даже в эти неподходящие времена, когда император силой своей священной булавы принуждает нас, язычников, к обращению, мы гордимся тем, что придерживаемся наших обычаев. Благотворительность по отношению к посетителям занимает важное место среди наших традиций.
Меня зовут Шээм Оттокос.”
“Лорд Оттокос, вы говорите очень хорошо", - рискнула сестра Врачевательница.
”Ты имеешь в виду, для Скроу", - сказал он, ничуть не обидевшись. “У меня было высшее образование в Шизе, еще в те времена, когда в колледже было больше коллегиальности. Я изучал языки, древние и современные.”

“У вас была цель стать переводчиком?”
“Мои представления ничтожны. Теперь я главный переводчик ее высочества. Я полагаю, вы отважились отправиться на земли наших племен, чтобы получить аудиенцию у принцессы?” Хотя маунты считали, что родина Скроу находится значительно дальше на запад, по другую сторону Великих Келлов, они не собирались придираться. ”Да", - сказала сестра Врачевательница.
“Нам нужно завершить работу. Мы расследуем причину и причину недавнего всплеска порезов лица. Если принцесса согласится предоставить нам аудиенцию, мы сможем прояснить наши проблемы и отправиться в путь почти сразу. Готова ли принцесса встретиться с нами?”
Не отвечая, он встал и взмахнул обеими руками, что, по мнению монтий, означало: "Иди". Они последовали за ним из его палатки к королевскому шатру в центре лагеря.
“Она нездорова уже больше лет, чем кто-либо может вспомнить”, - сказал лорд Оттокос, когда они шли. “У нее мало энергии для пустой болтовни, и я не буду утруждать себя переводом чего-либо, что могло бы ее расстроить. Я бы посоветовал вам ограничивать свои замечания десятью минутами, не более.
Когда я встану, чтобы уйти, вы тоже встанете”.
“Мы могли бы принести дань уважения..." - пробормотала сестра Травница.
”Сестра!" - резко сказала сестра Врачевательница. “Мы - монтии Дома Святой Стеллы! Мы не приносим дань иностранной принцессе!”
“Я имела в виду торт или остроумный роман", - с несчастным видом объяснила она.
“Ей не нужны ни пирожные, ни романы”, - сказал лорд Оттокос. “Не имея в виду никакого неуважения к нашей принцессе, я бы порекомендовал вам дышать через рот. Держать рукав перед носом не считается дерзостью. Но постарайся не давиться, это расстраивает ее высочество.”
Монтии обменялись взглядами.
Внутри павильона было темно и сыро. Даже холодно, если уж на то пошло. Восемь или десять тяжелых каменных гробов с перфорированными крышками медленно выдыхали слои влаги, которые висели, почти видимые, в воздухе. Лед, подумала сестра-Врачевательница. Они принесли лед с верхних Келлов, где он держится круглый год. А холод помогает заглушить запах гнили. Теперь это трудная задача, потому что лед тяжелый, а более высокие Келлы неудобны…Возможно, именно поэтому они так далеки от своей обычной территории в это время года, чтобы облегчить доступ к паковому льду вверх по восточному, более пологому склону Келлса…
Сестра Травница, чьи глаза быстрее привыкли к полумраку, ущипнула сестру Доктора за локоть и указала на огромную гору вонючего белья на низком столике. Он перекатывался на бок и открывал глаза.

“Ваше высочество, позвольте мне представить сестер Смиренных и даже Более Низких, чем это”, - сказал лорд Оттокос, прежде чем вспомнил, что нужно говорить на своем родном языке. “Дамы, принцесса Настойя признает ваше присутствие”.
Она не сделала ничего подобного. Она не произнесла ни слова и даже не моргнула.
Лорд Оттокос продолжил. “Принцесса интересуется вашим здоровьем, предполагает, что оно достаточно крепкое, иначе вас бы здесь не было, и хвалит вас за ваше мужество. У тебя есть новости о Лире?”
Монтии повернулись друг к другу, но в темноте павильона они едва могли прочесть выражения лиц друг друга. “Лестар?” - еле слышно произнесла сестра Травница. Ей начинал нужен рукав, как и было предложено.
“Мальчик, который отрицал, что он сын Бастинды. Разве не поэтому вы пришли к нам? Чтобы рассказать нам о нем? Где Лестар?”
Сестра Травница начала: “Ну, это странно, я никогда...” Но сестра Врачевательница прервала ее, сказав: “Мы пришли, чтобы выяснить, почему Скроу режут лица безоружных путешественников".
Лорд Оттокос скривил губы — удивленный, огорченный, трудно было сказать. “Я повторяю, у вас есть новости о Лире?” сказал он.
“Если вы не интерпретируете наши комментарии своему старшему, нужно ли нам вести этот разговор здесь?” - сказала сестра Врачевательница.
“Моя добрая сестра, ” сказал лорд Оттокос, на мгновение закрыв глаза, как будто испытывая спазм, - принцесса Настойя принимает посетителей только раз в несколько недель. Не трать попусту ее время. Она ждет, чтобы узнать, что ты хочешь сказать.”
“Мы видели его, мы видели!” - сказала сестра Травница, не в силах больше сдерживаться. “Он был найден не так уж далеко отсюда несколько дней назад и доставлен в наш монастырь для восстановления, если его можно будет восстановить”.
“Сестра!” - рявкнула сестра-Врачевательница.
Сестра Травница бросила на свою коллегу взгляд, который, казалось, смутно подразумевал: "Дайте ему отдохнуть".
Лорд Оттокос повернулся и заговорил с принцессой Настойей. В первый раз она пошевелилась, то есть ее лицо пошевелилось. Под засаленными одеждами ее тело постоянно медленно растягивалось, подергивалось, поскрипывало. Ее глаза расширились, и капли чернильных слез собрались в складках возле носа. Она была женщиной в очень тяжелом положении. Когда она заговорила, голос был глубоким и ровным, голос хозяйки прачечной, в нем не было звучности. Она произнесла всего несколько слогов, но язык скроу, должно быть, допускал много смысла в произношении и произношении.
“Простите, что я не встаю”, - начал перевод лорд Оттокос. “Я поражена, существо, неестественно разделенное надвое решениями, принятыми давным-давно, когда Гудвин страны Оз установил государственную политику против мыслящих животных. Теперь одна часть моей натуры почти мертва, а другая цепляется за жизнь, ожидая помощи".
”У меня есть подготовка по хирургии, а мой коллега по прикладным программам..." — лорд Оттокос прервал сестру-доктора. “Я поручила мальчику Лестару задание, и я ждала его возвращения эти десять лет. Десять лет — это десятилетие для женщины, обозначающее разницу между девой и матроной, матроной и старухой, старухой и гарпией, но для Слона это всего лишь вздох. Долгий, зловонный вдох, но всего лишь вдох. Я знаю преданность Животных, я знаю непостоянную преданность людей. Поскольку Лестар, возможно, был частичкой Бастинды, я доверяла ему все эти годы. Я надеялась, что он сможет найти или изобрести решение моей дилеммы. И я была терпелива — Слон терпелив. И вы пришли сказать мне, что нашли его. Благословляю вас, дочери мои. Он наконец вернется ко мне?”
“Он нездоров", ” сказала сестра Врачевательница.
“Он был нездоров", - поправила сестра Травница. “Возможно, ему становится лучше. Мы путешествовали, поэтому не можем сообщить о событиях в его состоянии.”
“Почему он не приходит?”
“С ним что-то случилось”, - сказала сестра Врачевательница. “Мы не знаем, что именно. Возможно, то, что напало на нашу сестру монтию, напало и на него тоже. Он погружен в странный сон, от которого может и не проснуться. Если бы мы знали, что на него напало, мы могли бы лучше придумать, как с ним обращаться. Лорд Оттокос, задайте ей мой вопрос! - внезапно сказала она. “Это уместно!” На этот раз лорд Оттокос подчинился и что-то пробормотал принцессе Настойе.
Ответ. “Мы не режем лица ни муравьям, ни мышам, ни овцам. Мы не относимся к другим так, как относились к нам. Вы должны охотиться на варварских юнамат и выяснить у них, почему они выступили против путешественников.”
“Это не Юнамата”, - сказала сестра Врачевательница, и, произнеся это замечание вслух, она вдруг впервые почувствовала уверенность в этом; до сих пор она сомневалась.
“Они бы так не поступили. Можете ли вы быть уверены, что ваш народ не забывает свои традиции под бременем скорби, которую они испытывают из-за вашего состояния?”
“Мой народ, как вы его называете, даже не мой народ”, - сказала принцесса Настойя. “Они почтили меня много лет назад и сделали своей принцессой, и даже в моем упадке они не позволят мне отречься от престола. Это нация, которая подняла милосердие выше того, что возможно даже в пределах вашего религиозного ордена. Если из верности мне они предпочли бы, чтобы ими управляла принцесса, которая частично является трупом, как они могли поднять руку на беззащитных путешественников?”
“Молодые монтии, которые отважились на этот путь, были полны решимости обратить в христианство”, - призналась сестра Врачевательница. “Мы слышали, что их послал сам император”.
“Никто из нас не восхищается фанатизмом Императора. Но намерение обратиться в другую веру вряд ли является причиной убивать людей и осквернять их тела. Убийц, которых вы ищете, нет среди Скроу.
Не тратьте свое время на обдумывание этого вопроса. Это Юнамата или кто-то другой. Или что-то еще. Возможно, у них была болезнь”.
“Ни от одной болезни у человека не отваливается лицо", - твердо сказала сестра Травница.
“Если ты так много знаешь, то в чем же моя болезнь?” - спросила принцесса Настойя.
“Мы должны осмотреть ваше высочество", - сказала сестра Врачевательница.
”Достаточно", - прервал лорд Оттокос. “Я не буду переводить такое варварское понятие. Принцесса отпустила вас. Вы можете идти.”
Но принцесса говорила через своего переводчика, и он был обязан слушать. Он склонил голову и продолжил: “Она снова говорит — и у нее осталось слишком мало слов, чтобы потратить их в жизни, чтобы сказать это в третий раз — где мальчик Лестар?”
“Но он уже не мальчик. Мы рассказали вам то, что знаем. - Сестра Врачевательница прижала рукав к носу; по роду своей работы она слишком хорошо знала запах гниения. “Он находится в коматозном состоянии менее чем в шести или восьми днях пути отсюда, хотя, возможно, ближе к Изумрудному городу, чем вы хотели бы рискнуть”.
Лорд Оттокос огрызнулся: “Мы не идиоты. Мы знаем, где находится его тело. Вы уже рассказали нам. Вопрос не в этом”.
Монтии уставились на него, моргая.
“Где он?” - спросил я. - повторил лорд Оттокос. “Где он?” - спросил я.
“Мы не знаем, где он”, - сказала сестра Травница. “Наши таланты не так уж хороши”. Принцесса Настойя вздрогнула. Служанки вышли вперед, чтобы снять шали, промокшие от пота и других просачивающихся жидкостей. “Позвольте мне помочь", - внезапно сказала сестра Травница.
“Не смей", ” сказал лорд Оттокос.

“Я действительно осмеливаюсь. Что ты собираешься делать, порезать меня? Сестра Врачевательница, сосуд с водой и немного цитрусовой эссенции — лимонов, лимончелли, петрушки, чего угодно. И немного уксуса, уменьшенного до обычного.”
Принцесса Настойя заплакала тогда, полными слез мерзкого вина. Они упали на голые руки сестры Травница и обожгли их; она не остановилась в своей работе. “Что она только что сказала этим тихим шепотом?” - спросила она лорда Оттокоса, который стоял, брызгая слюной и хватаясь за бороду в ярости и неверии.
В конце концов он подчинился этой сумасшедшей, непослушной женщине. “Она сказала, что хотела бы, чтобы ее порезали”, - наконец разрешил он.
“Мы не можем этого сделать”, - сказала сестра Травница. - Клятвы благородства и все такое. Но ее можно устроить поудобнее. Сестра Врачевательница, эта подушка. Голова. Следите за шеей. Какая тяжесть на этом позвоночнике! Где этот проклятый уксус?”

 Отправлено: 22.04.22 13:04. Заголовок: 5

5

НА МГНОВЕНИЕ, ЧТОБЫ ДАТЬ ОТДЫХ РУКАМ, Канделла опустила доминьон на землю. Звуковая коробка загремела с пустым выражением лица. Его полость была чем-то вроде утробы, подумала она; как невыразимы тайны, рожденные там.
Она сама не была склонна к размышлениям, но она устала. На мгновение она позволила себе вспомнить, как приехала сюда примерно месяц назад. Та, которую звали матушка Якл, дремала на скамейке на солнце; она вздрогнула, когда Канделла приблизилась. Она протянула увядшую руку, всматриваясь с выражением осторожности, суровости и покорности. Смирилась: примерно так Канделла чувствовал себя в тот момент. Ее дядя заманил ее сюда обманом; он не хотел больше задерживать ее. “Судя по тому, как ты идешь, ты достаточно скоро забеременеешь, если еще не забеременела, а я не могу взять с собой в дорогу ребенка и новорожденного ребенка”. Похоже, он купил доминьон у его создателя, чтобы поторговаться с ней. Иди в мастерскую на год, и инструмент твой. Делай с ним, что хочешь, и я вернусь, чтобы забрать тебя вовремя. В наших родных болотах нам мало что осталось, но на севере вы были бы разорены. Они бы плюнули на тебя, на твои легкие манеры; они бы посмеялись над твоим тихим голосом. Оставайся здесь и помни обо мне, где бы я ни был.
Такое напоминание было еще одним навыком, но теперь она посещала кого-то другого, и ее дядя мало что значил для нее.
Канделла взяла руку Лестара в свою. Неуклюжесть. Его цвет лица поблек? Или дело было просто в том, что солнце садилось, а шакалья луна всходила позже, чем раньше? Тени удлинились и потемнели. По сравнению с этим его кожа была выбелена, как старая, выбеленная солнцем кость.

Она снова взяла свой инструмент и прислонила край малого моста прямо к краю его кровати. Ее пальцы пробежали по высокочастотному диапазону, они танцевали контрапунктическую джигитовку в верхнем регистре, менее чем в шести дюймах от его правого уха.
Где он был?

ЛЕДИ СТЕЛЛА СКАЗАЛА ЛЕСТАРУ: “Я могу сказать, что ты не собираешься оставлять эту обугленную метлу, но если ты попытаешься войти в общественное место, неся ее на плече, как мушкетон, тебя примут за дурака или, по крайней мере, заметят. Я думаю, то, что вам нужно, - это что-то более похожее на камуфляж.” Она остановилась, чтобы рассмотреть себя в удобном зеркале на лестничной клетке. Поправляя свою повседневную тиару, она признала: “Надо сказать, что камуфляж - это не тот эффект, которым я когда-либо стремилась овладеть. Тем не менее, мы сделаем все, что в наших силах.”
Лестар последовал за ней вниз по мраморным ступеням центральной лестницы. В этом месте воцарилась тишина. “Боже мой, все выходят покурить, как только я поворачиваюсь спиной”, - сказала она. “Где же кухня? Здесь?”
Она, спотыкаясь, вошла в гардеробную, а затем открыла дверь в чулан, где двое сотрудников нижнего этажа занимались развлекательными упражнениями. “Прошу прощения”, - сказала она и закрыла дверь, а затем заперла ее. “В конце концов, им придется стучать, чтобы их отпустили, и один из них обязательно будет жульничать. Очень весело. Но где же кухня?”
“Вы только что переехали сюда?” - спросил Лестар.
“Не говори глупостей. Лорд Чаффри владел этим домом задолго до того, как мы поженились. Но я не готовлю для себя, если ты это имеешь в виду. Ничего, кроме тостов, о которых я упоминал ранее, и это делается в зале для завтраков. А вот и пришли.”
Полпролета каменных ступеней вели в похожую на пещеру побеленную кухню. Дюжина сотрудников сидели за столом, так увлеченные разговором, что не услышали, как она подошла. “Леди Стелла”, - сказал чистильщик сапог, и все они вскочили с виноватыми взглядами.
“Рада, что меня узнали в моем собственном доме”, - сказала Стелла. “Я ненавижу прерывать то, что, вероятно, является благонамеренными планами убить нас всех в наших постелях, но если вы не возражаете? Небольшая просьба к тому, у кого из вас есть свободная минутка?” Они растаяли, все, кроме экономки и слуги.
“Он примерно такого же размера, как чистильщик сапог”, - сказала Стелла, указывая на Лестара. “Одень его в цвета Дома Чаффри, найди какую-нибудь приличную обувь и купи ему кожаную сумку на перевязи. Знаешь, эта длинная цилиндрическая штуковина, которую гости лорда Чаффри используют для ношения стрел, когда отправляются на охоту за город. Я думаю, это должно вместить грязную старую метлу.”
“Прошу прощения, леди Стелла”, - сказал слуга. “У нас нет таких сумок на территории города. Они все в Мокбеггар-холле.”
“Неужели я должна обо всем думать? Разве у нас нет друзей? Разве у нас нет соседей, у которых можно занять? Разве нет магазинов, которые все еще обслуживают население? Должна ли я сама идти на рынок с мешком монет между зубами?”
Слуга убежал. Экономка назидательно поджала губы.
“Не говори. Не надо. Это всего лишь временная встреча, ” сказала леди Стелла. “На самом деле, только на один день. А теперь накорми этого мальчика; я могу сказать, что он уже несколько недель толком не ел. И когда он будет экипирован так, как я требую, верните его в Желтую Гостиную.” Леди Стелла поднялась по лестнице, недоверчиво бормоча “Кухни!”, оставив Лестара позади.
“Что ж, сотри эти нищенские травы и помойся в котелке, вон там; я не позволю тебе пачкать своими грязными конечностями добротную ливрею ее фанфарона", - сказала экономка. "Я поставлю немного еды, и будьте благодарны за нее, потому что она из наших собственных запасов внизу, а мы не очень-то жалуем прожорливых выскочек в заведении лорда Чаффри”.

“КУДА МЫ ЕДЕМ?” - он выглянул в окно экипажа.
“Откинь голову назад. Слуги не глазеют из окон карет. Как странно быть на пять футов выше улицы. Это был не тот опыт, к которому он привык. Карета проехала под арочными каменными пролетами, остановилась перед выставленным на обозрение эскадроном кавалерии в форме, проехала мимо парада торговцев и набрала скорость по Грунтовому бульвару. Очищенная от деревни неимущих, проезжая часть сохранила признаки своей первоначальной элегантности, хотя параллельные ряды деревьев были в плохом состоянии. Это выглядело так, как будто территория использовалась для военных учений.
Куда подевались все странствующие? “Куда мы идем?”
“Во Дворец”, - сказала Стелла. “Где ты будешь держать голову опущенной и рот закрытым. Ты боишься?”
Это казалось слишком личным вопросом для женщины, чтобы задавать его мальчику. Возможно, она это понимала.
Она продолжила: “Мне было страшно, когда я пришла сюда в первый раз. Это было с Бастиндой. Мы были старше, чем ты сейчас, но всего на несколько лет. И во многих отношениях мы были более наивными. Во всяком случае, я была такой. И я была в ужасе. Прекрасный Гудвин страны Оз! Мой желудок чуть не растворился в собственных кислотах".
"Что случилось?"
"Что случилось?" Она повернула вопрос к себе, изучая его. "История произошла, я полагаю. Мы увидели Гудвина, и разошлись - Бастинда ушла в подполье, так сказать, а... со временем я обняла свет". Она вздохнула. "С самыми лучшими намерениями и с ограниченным успехом".
"А теперь?" - спросил он, не потому что ему было интересно, а потому что он не хотел привлекать к себе еще больше внимания.
"Теперь у меня есть ключ", - сказала она. "Сейчас, на данный момент, я призвана заменить сильных мира сего на их тронах. Это все, на что я гожусь".

“Достойны ли могущественные трона?”
“Это вопрос Бастинды, и из твоего юного надутого рта это звучит нелепо. Как и на большинство ее высокомерных придирок, на это нет простого ответа. Откуда я могла знать?”
Она вздохнула. “Сиди сложа руки, я сказал. Да, я нервничаю. Со временем ты поймешь, что большинство людей таковы. Они просто лучше учатся скрывать это, а иногда, если они мудры, как использовать свое беспокойство на благо общества. Возможно, нервозность помогает мне быть более внимательным. Вы знаете, я не хотел тяжелой работы правительства. Они все говорят, что мне нужно навести порядок в доме.
Чистый дом! Это предполагает, что я уже убиралась в доме раньше. Я говорю, эй, а для чего нужны слуги? Украшение?”
В каком-то смысле она разговаривала сама с собой, но в то же время пыталась подбодрить его. Он повернул голову, смущенный ее добротой, и отвлекся от наблюдения под приемлемым углом, когда в поле зрения появились здания, расположенные ближе ко Дворцу. Одно гигантское здание было украшено барельефными мраморными панелями, изображающими различных исторических Озм в характерных позах. Они выглядели одновременно почтенными и нелепыми, и голуби Изумрудного города не удостоили их высокой похвалы.
“Но почему мы идем во Дворец Гудвина?”
“Теперь народный дворец”, - насмешливо сказала Стелла. “Хотя, что люди собираются делать со своим собственным дворцом, я понятия не имею”. Она грызла ноготь. “Из Дворца есть тайный вход в Саутстейрс. Конечно, должно было быть средство мгновенно увести любого дворцового выскочку-изменника, которого разнюхали при дворе. Хотя обычного преступника, приговоренного к отбыванию срока, чаще публично опускают в клетке в яму, которая опускается внутри этих крепостных валов. Видите ли, это в основном подземелье, Саутстейрс. Это самая неприступная тюрьма в стране Оз. Никто, кто входит через клетку, не выходит этим путем.”

“Как они выходят?”
“В сосновых гробах”.

ОНА ПРИЛОЖИЛА пакетик, пропитанный маслом гвоздики и корня хурмы, к своим ушам. К тому времени, когда служащий дворца открыл дверцу ее кареты, леди Стелла стала более царственной. Ее подбородок вздернулся, в правой руке был скипетр, украшенный драгоценными камнями. Ее глаза сверкнули сталью, которую Лестар раньше не замечал.
“Леди Стелла”, - пробормотали они. Она соизволила коротко кивнуть в знак того, что она не глухая, и прошла мимо.
Лестар последовал за ним в чем-то более близком к ужасу, чем он когда-либо испытывал раньше. Он ожидал, что его увезут и изобьют еще до того, как он успеет начать протестовать. Но полутень влияния леди Стеллы, казалось, простиралась на восемь футов позади нее, потому что его продвижение не вызывало сомнений, и он переступил порог Дворца без чьих-либо возражений.
Место было похоже на лабиринт, и он почти сразу потерял ориентацию. В сопровождении дворцового лакея Стелла и Лестар поднялись по парадным лестницам, по сводчатым коридорам, мимо церемониальных покоев и приемных. Еще одна или две лестницы, еще один или три коридора, и, наконец, они пересекли длинную темную комнату, где десятки сотрудников сидели на высоких табуретах над бухгалтерскими книгами. Они брызнули чернилами в своем нервном отвращении, хотя и не на Стеллу в ее небесно-голубом платье.
За стеной с внутренним окном, предназначенным для наблюдения за рабочими, находился кабинет со столом и несколькими стульями. Элегантный мужчина, поглощенный чтением новостей, откинулся на задние ножки стула, его церемониальные сапоги были прислонены к столу, а сабля воткнута в почву папоротника в горшке. - Коммандер, - сказала леди Стелла, - мы здесь. Прояви хоть какое-то уважение или, во всяком случае, притворись, что уважаешь.”
Он вскочил на ноги с показной быстротой. Лестар моргнул и разинул рот. “Коммандер Пирот!” - сказал он.
“Вы встречались?” - спросила Стелла. “Как забавно
”. “Я рисую пробел”, - сказал Командир, наморщив лоб.
“В Киамо Ко”, - сказал Лестар. “Ты был главой "Штормовых сил" в "Красной Ветряной мельнице". Это ваши люди похитили вдову Фиеро, Сариму, ее сестер и детей.” Коммандер Пирот почтительно улыбнулся и протянул Лестару руку. “Похищен? Мы взяли их под охрану для их же блага. Откуда им было знать о порочности Ведьмы, которую они укрывали?”

“И насколько хорошо ты их защищал?” - спросил Лестар.
“О, у мальчика слюна, не так ли?” - сказал коммандер Пирот, вытирая рукав. “Мне это нравится, сынок, но, пожалуйста. Это моя лучшая парадная форма”. Он был невозмутим и, казалось, не обиделся.
Лестар пристально посмотрела на Стеллу. “Ты привела меня сюда, к нему... Предала меня тому самому человеку, который ответственен за похищение Нор?”
“Взаимные обвинения ни к чему нас не приведут”, - сказала леди Стелла. “А откуда мне было знать?
Считайте это поэтической справедливостью: теперь он должен помочь вам. Потому что я так сказала. - Она повернулась к Пироту. “Послушайте, коммандер, я все изложила. Ты получил мою записку? Мальчик хочет увидеть дочь Фиеро, если она еще жива. Как офицер и начальник тюрьмы, вы можете принять меры, не так ли?”
“Это учреждение со своими собственными аппетитами, это тюрьма”, - сказал коммандер Пирот.
Скорее одобрительно, подумал Лестар. “Я не могу сказать, что помню тебя, парень, но моя работа включает в себя много сообщений. И ни в одном из них я никогда прежде не встречал души, которая хотела бы добровольно войти в Саутстейрс. Вы понимаете: никто не обещает, что вы это оставите. Либо живой, либо мертвый. Это может быть твоя могила”.
“Меня зовут Лестар”, - сказал он. Он попытался поднять подбородок, как это делала Стелла. “Мы встречались. Ты мне нравился. Ты казался приличным.”
“Я старался быть порядочным, в разумных пределах”, - ответил он. “В любом случае, у меня не было особого выбора, если я хотел завоевать доверие этого маленького узловатого клана в Киамо Ко”.
“Что случилось с Саримой?” - спросил Лестар. “Вдова Фийеро”.
“Все умирают. Вопрос в том, где и как, вот и все.”
“Ох, препирательства, препирательства, пожалейте, мою голову”, - сказала Стелла. “Я чувствую, что вернулась в Шиз. Турниры по дебатам: что за мигрень. Мне нужно тонизирующее средство. Вы собираетесь сделать это для меня, коммандер?”
“Меня бы здесь не было, если бы вы этого не требовали”, - ответил он. “Готов, парень?”
“Я готов”, - ответил Лестар. Он повернулся к Стелле. “Должен ли я снять эту дурацкую одежду?”
“Что, и пойти голым в Саутстейрс? Я бы не рекомендовал этого делать, ” сказал коммандер Пирот. Стелла пренебрежительно махнула рукой. Затем она прижала руку ко рту и прикусила костяшки пальцев. Трудно было понять, были ли ее милые манеры изученными или врожденными.
”О, о, - выдавила она, - я не знаю, увижу ли я тебя снова... И ты так напоминаешь мне ее“.

“У меня нет таланта Бастинды”, - просто сказал Лестар. ”Я не стою того, чтобы меня оплакивать, поверь мне“.
”Ее сила была только частью этого", - сказала Стелла. ”Она была храброй, и ты тоже“.
”Храбрости можно научиться", - сказал он, пытаясь утешить.
“Храбрость может быть глупой”, - сказал коммандер Пирот. “Поверь мне”. Мальчик не двинулся вперед, чтобы прикоснуться к ней или поцеловать ее. В Киамо Ко только Няня была любителем поцелуев, и Лестар не слишком интересовался ее привязанностями. Поэтому он просто сказал:
“Ну, тогда до свидания. И не волнуйся. Я позабочусь.”
Они посмотрели друг на друга. Через мгновение Лестар падет духом; он совершит позорную вещь, которую предсказал слуга. Он позволил бы жизни Нор достичь своей цели, не вмешиваясь — в обмен на то, что кто-то заменит его матерью. Господь свидетель, у Бастинды почти не было!— а вот и Стелла, смаргивающая слезы или что-то в этом роде.
Она посмотрела на него так, словно думала о том же самом. Однако момент прошел.
"Делай свою работу", - сказала ему леди Стелла. "Озспид. И не забудь свою метлу".
"Ее метлу", - сказал Лестар.
"Твоя метла", - поправила она его.