ЛОПАТИНСКИЙ ЗАЛИВ Широко раскинулась Волга. С крутого яра сквозь зыбкие струйки раскаленного воздуха едва виден синий бор противоположного берега. Вверху — глубокое темносинее небо. По небу — ряды белых барашков.
День клонился к вечеру, но солнце еще бросало горячие лучи и на притихшую Волгу, и на высокий берег, и на домик бакенщика на обрыве. За избушкой начинались заросли молодого березняка, рябины, калины; там было прохладно, и лишь кое-где темнобурую, прелую почву испестрили веселые солнечные зайчики.
У порога домика на низеньком чурбане сидел старый бакенщик Андрей. Дед починял сеть: деревянная игла с намотанными суровыми нитками проворно ходила в его руке.
Андрею перевалило за шестьдесят, но старик был еще очень крепок. В любую погоду, утром и вечером, неутомимо махал он веслами, объезжая участок, то туша, то зажигая фонари на бакенах.
Оторвавшись от работы, дед оглядел свое несложное хозяйство единственным глазом: другой глаз Андрей потерял в гражданскую войну, когда сражался на Севере с английскими интервентами.
По песчаному пляжу, под яром были разбросаны верши, весла, выловленные из воды бревна; новый багор, воткнутый в песок, две сети на высоких шестах и большая «бакенская» лодка на приколе: к ней привязана легонькая долбленка.
От воды донесся оклик:
— Дедушка!..
— Слышу! — отозвался Андрей.
— Дедушка! Погляди-ка, ладно ли жерлицы направили?
— Иду, иду!
Старик спустился по ступенькам к воде.
На песке налаживали рыболовные снасти близнецы Гришуха и Артем, рослые пареньки лет по шестнадцати. Григорий держал в руке рогульку с намотанной толстой лесой.
Дед Андрей оперся на плечо Артюхи.
— Ну, внучонок, показывай, как настроили?
Старик потянул за шнур, и шнур с некоторым усилием выскочил из расщепа.
— Все так налажены? Ладно, в самый раз... Живцы не уснули?
— Нет, деда, в садке плещутся вовсю!
— То-то, в садке! А вы, как поедете, не забывайте в бадейке воду почаще менять...
Артем принялся стаскивать в долбленку немудреные рыбацкие пожитки. Гриша притащил из избы краюху хлеба, пяток луковиц, щепотку соли в тряпочке.
Все приготовления были закончены.
— Готово? Отваливай!
Артем поместился в носу лодки, Григорий заработал кормовым веслом.
Лодка заскользила вдоль берега, оставляя след быстро лопающихся пузырей.
Три километра были пройдены быстро. Челнок входил в Лопатинский залив, огибая далеко выдавшийся в Волгу мыс. Весь мыс зарос тальником, и только самая оконечность его была очищена от растительности: здесь излюбленное место рыбалки деда Андрея. Тут сидел старик в предрассветной мгле, пристально уставившись зорким глазом на поплавки, чуть чернеющие на воде, и с волнением, не убитым многолетней привычкой, ждал клева крупной рыбы.
В обрыве берега виднелись дырки — гнезда для удилищ деда Андрея; перед дырками — рогатки, на них клал старик удилища, чтобы концы их не мокли в воде. Посредине узкого мыска в глинистом берегу было выдолблено углубление в форме удобного кресла с подлокотниками, и в нем кучка сена... Все изобличало рыбака опытного, чуждого увлечений юности и ее безрассудного пренебрежения комфортом.
Немало ночей провели Гришуха и Артем на Лопатинском мыске с дедом Андреем; немало крупных окуней, язей, лещей поймали они в глубокой яме, что начиналась от самого берега и служила излюбленным приютом рыбьих стай.
Долбленка обогнула мыс. Широкий и глубокий в устье Лопатинский залив тянулся вглубь берега километра на полтора, постепенно суживаясь и мельчая. Только самая середина его — «струя» — была чиста; все остальное пространство заросло кувшинками, круглые листья которых сплошь застилали воду темнозеленым ковром. Белые и желтые цветы кувшинок распространяли сладковато-гнилостный аромат. Долгоногие кулички суетливо бегали по зыбкому покрову листьев в погоне за плавунцами и прочей водяной нечистью.
Раздолье здесь было крупному окуню и щуке. В сети попадались лини и караси неслыханной величины.
Гришуха и Артем проплыли от устья с четверть километра. Чуть заметным движением весла Григорий направил челнок к первому удилищу, крепко воткнутому в илистое дно у границы водяных трав.
— Привязывай!.. — прошептал он.
Артюха крепко привязал рогульку к удилищу; на большой тройник насадил фунтового подъязка и опустил в воду. Подъязок бросился вглубь, колыша леску.
— Готово! — вполголоса сказал Артем. — Давай дальше!
И Гришуха ловкими, бесшумными движениями весла повел лодку к шестику, видневшемуся метрах в пятидесяти.
— Живца опять большого надевать? — спросил Григорий.
Артем утвердительно кивнул головой и вдруг привскочил. Глаза его не отрывались от только что поставленной жерлицы, а на лице были написаны и восторг и ужас.
— Взяла! — придушенным голосом сказал он.
Выдернутая из расщепа бечева смоталась с рогульки и натянулась, как струна. Толстое удилище согнулось в дугу и качалось из стороны в сторону, как былинка.
Гришуха сильными ударами весла подогнал челнок вплотную к жерлице.
— Хватай! — приказал он.
Разгоряченный неожиданно скорой удачей Артем перегнулся через борт и поймал шнур. Но сопротивление было так велико, точно крючок зацепился за корягу.
— Тяни, тяни, чего зеваешь! — кричал в азарте Григорий.
— Да, тяни! — сердито и почти испуганно отозвался Артюха. — Там незнамо кто!
— Ну, держи, я помогу, — Григорий стал поспешно пробираться к носу лодки.
Но бечева вылетела из рук Артюхи, а в следующее мгновенье удилище сломалось у середины и с брызгами шлепнулось в воду. Из воды показалась огромная щучья голова и тотчас скрылась...
Молодые рыболовы остолбенели. Обломок удилища понесся по заливу, направляясь к Волге. По временам он скрывался под водой, потом снова выныривал. Парни опомнились. Григорий вернулся на корму и погнал лодку за убегающей рыбиной.
Артюха, нагнувшись вперед, пожирал глазами удилище. Дышал он часто и прерывисто и настороженно ловил момент. Щука плыла быстро, но лодка нагоняла ее. Уже Артюха протянул руку, подтянул конец удилища и обмотал руку бечевой, как щука неожиданно бросилась под лодку.
Растерявшийся парень не успел сбросить леску с руки и вылетел за борт. Верткий челнок чуть не опрокинулся, к счастью, Григорий успел навалиться на противоположный борт. Долбленка черпнула воду, но выпрямилась.
Артюха набрал воздуха в легкие и постарался нырнуть поглубже, чтобы не удариться об лодку головой. Он появился с другой стороны, шумно пыхтя.
В первый момент Гришуха с веселым изумлением смотрел, как Артем на буксире у щуки удаляется от лодки. Парень даже захохотал.
— Ай да рыбачок! Щуке поддался! Что же ты? Плыви ко мне...
Но скоро Григория охватила тревога. Артем был прекрасный пловец, но движения его были стеснены одеждой; загребал он только левой рукой: другую опутывала врезавшаяся в кисть пеньковая бечевка — на диво прочное изделие деда Андрея.
Лицо Артема посинело от натуги. На беду щука пошла вглубь. Парень отчаянно бился, но его затягивала холодная пучина; он чувствовал, как ноги его путаются в водяных травах. Смертельный ужас охватил Артюху. Он хотел крикнуть, но только невнятно промычал.
Григорий, надрываясь, гнал лодку, до половины наполненную водой. Он успел подплыть к Артюхе, когда парень, захлебываясь, уже исчезал под водой, и схватил его за длинные волосы.
Голова с дико выпученными глазами вынырнула. Артюха судорожно вздохнул, изо рта его полилась вода.
Григорий перехватил ослабевшую на миг лесу и сбросил шнур с Артюхиной руки. Потом отпустил жерлицу. Щука, почувствовав свободу, еще быстрее понеслась по заливу, а Гришуха с трудом втащил ослабевшего брата в лодку.
— Ну, Артюха!.. — только и мог сказать он.
Паренек сидел мокрый и дрожащий — не от холода, а от пережитого страха. Григорий и вычерпывал ковшиком воду, и следил за щукой.
Наконец, Артем опомнился.
— Где она, подлая? — прерывающимся голосом спросил он. — Чуть не утонул из-за нее...
— А ты не горюй! — отозвался Григорий. — Мы ее не отпустим! Дедова лодка выдержит...
А щука уже входила в Волгу. Солнце спустилось к закату, и на блестящей воде нет-нет показывался конец удилища, как огромный стоячий поплавок; потом, пуская круги по воде, опять исчезал...
— Пусти меня, Гриша, на корму, я погреюсь!
Братья поменялись местами. Но едва ли Артюху на корму погнал холод. Пожалуй, он просто боялся снова вступить в опасную схватку с водяным чудовищем. Григорий это хорошо понял, но не сказал ни слова и только улыбнулся.
А щука, видно, уставала. Обломок удилища все более задерживал ее движения; под водой он исчезал только изредка и ненадолго. Наконец ребята догнали удилище и Гриша, втянув его в лодку, крепко привязал шнур к ее носу. Челнок пошел на буксире у щуки.
— Наша будет! — посмеивался Гришуха.
Вдали послышался равномерный стук пароходных колес. Сверху спускался буксир, таща за собой караван из пяти больших барж.
— Плохо дело! — помрачнел Артюха. — Если она нас под караван потянет...
— Чай мы не слепые, — возразил Григорий. — Уж коли беда подойдет вплотную, шнур и обрезать недолго... — и приготовил нож.
Караван приближался довольно быстро, но упорство щуки слабело еще быстрее. Григорию удалось схватить шнур. Он подводил щуку все ближе к лодке. Никакие уловки, никакие броски не спасли старую хищницу от гибели...
Рыболовы подтащили полутораметровую рыбину к борту, оглушили веслом по голове, продели сквозь жабры веревку и торжественно повели на буксире к дедовой избушке: ввалить щуку в челнок было невозможно. Волна от поровнявшегося с ними буксира плавно покачивала лодку.
Закат пламенел. Солнце садилось за Волгой. Багровые и розовые облака отражались в зеркале воды у дальнего берега, и казалось, что два солнца — одно опускаясь, другое поднимаясь— двигались навстречу друг другу. Вот они почти сошлись, разделенные лишь узкой туманной полоской берега, мигнули и исчезли.
Небо потускнело, краски заката стали блекнуть.
Братья плыли вдоль темного берега. Артюха греб, Григорий, отдыхал от долгой возни с сильным противником, аппетитно жевал мокрый хлеб и с хрустом прикусывал луковицу.
Щука тянулась за лодкой, слабо шевелила хвостом и плавниками...